– Выдумщик вы, Борис Дмитриевич. Вам бы в артиллерийскую академию идти.
– В академию рылом не вышел. А с пушками повозиться люблю, есть грех, – ответил поручик. – Мыслишка у меня давно в голову засела, как бы нам облегчить подачу снарядов из погребов к орудиям. Это самая тяжелая у нас работа, да и мешкотно, много времени на это уходит. Солдаты мне верную мысль подсказали – использовать для этого силу отката орудия при выстреле. И откат слабее будет, и заряжать станет легче. Только как это сделать – не соображу. Лебедкин – есть у нас там такой, из мастеровых, – предложил трос к лафету прикрепить да перебросить через блоки к снарядному кокору[70]. По его соображениям, как раз силы хватит, чтобы снаряд поднять. Только вот рывок при выстреле получается. Опасно, как бы при этом снаряд не взорвался.
– Идея неплохая. Для смягчения первого рывка можно пружину поставить, тогда движение плавнее будет, – согласился Гобято.
Прошло больше часа, пока наконец договорились и окончательно решили, какие еще нужны будут переделки в орудиях и лафетах.
– Чуть не забыл, – спохватился Борейко, – нас с тобою, Сережа, сегодня вызывают к часу дня в офицерское собрание, на заседание суда Общества офицеров по делу Чижа.
– Первый раз слышу! По какому еще это делу Чижа? – удивился Звонарев.
– Забыл, как мы его вывели на чистую воду с артельными суммами? Он, оказывается, очень обиделся, что я его назвал жуликом, и подал жалобу в суд Общества офицеров. Белый приказал его разобрать. Тебя и Жуковского вызывают в качестве свидетелей, а меня в качестве ответчика. Идем поскорее, пока не опоздали.
В Управлении артиллерии, в библиотеке, уже собрался весь состав суда. Председательствовал Тахателов, а членами были капитан Страшников и капитан Мошинский. Все они были в парадных мундирах, при орденах и оружии. Тут же находился и Чиж.
Как только вошли Борейко со Звонаревым, Такателов начал заседание. Секретарь суда, мрачный чиновник, опросил Чижа и Борейко, имеют ли они отводы против состава суда и свидетелей. Их не оказалось.
– Поручик Борейко, почему вы не в парадной форме? – спросил Тахателов.
– У меня ее нет, заложил в ломбард.
Звонарев заявил, что еще не успел сшить мундир.
– Заняли бы где-либо на заседание суда, – хмуро заметил Страшников, суетливый, с бегающими глазами сорокалетний капитан.
Другой член суда, Мошинский, только укоризненно покачал головой, поблескивая стеклами своих очков в круглой металлической оправе. Козлиная бородка и длинные, закинутые назад волосы делали его больше похожим на сельского учителя, чем на офицера.
– Занять-то не у кого. Ничей мундир на меня не налезет, – возразил Борейко.
Тахателов предложил считать уважительной причиной отсутствие мундиров у Борейко и Звонарева.
– Если поручик Борейко не постеснялся заявить на суде, что отдал в заклад свой мундир, то какие же у него могут быть представления о чести мундира, к которому он так небрежно относится? – ехидно проговорил Страшников, переглянувшись с Чижом.
– Это к разбираемому нами делу не относится! – возразил Мошинский.
– Присоединяюсь к вашему мнению, – проговорил Тахателов. – Суд переходит к опросу подсудимых. Расскажите, при каких обстоятельствах вам было нанесено оскорбление на словах поручиком Борейко, – обратился к Чижу Тахателов.
Чиж подробно и обстоятельно рассказал обо всем, что произошло в комнате у Жуковского после проверки артельных сумм.
– Вы подтверждаете правильность сказанного? – спросил Тахателов у Борейко.
– Целиком и полностью.
– Тогда предлагаю вам, поручик Борейко, принести свои извинения штабс-капитану Чижу.
– Не нахожу возможным. Вор, по-моему, всегда останется вором, как перед ним ни извиняйся.
– Прошу суд оградить меня от повторных оскорблений, – взвизгнул Чиж.
– Прошу вас выбирать ваши выражения, поручик, – остановил Борейко Тахателов.
– В показаниях капитана Жуковского значится, что штабс-капитан Чиж тоже оскорбил вас. Почему вы, поручи, к, об этом ничего не сказали? – задал вопрос Мошинский.
– Собака лает, ветер носит, – отрезал Борейко.
Чиж весь вспыхнул и снова за протестовал. Тахателов еще раз призвал Борейко к порядку. Затем суд допросил Звонарева и зачитал письменные показания Жуковского. Покончив с допросом свидетелей и выслушав объяснения Чижа и Борейко, Тахателов еще раз предложил закончить дело миром, но встретил их решительный отказ. После этого суд удалился для вынесения приговора.
Борейко и Звонарев перешли в одну из соседних комнат. Из окна была видна большая площадка, на которой было установлено несколько хворостяных барьеров и торчали предназначенные для рубки лозы. По этому манежу коротким галопом скакала на своей Кубани Варя Белая. Она по очереди брала барьеры и тут же рубила шашкой лозу. Лицо девушки раскраснелось, шляпка сдвинулась на затылок, волосы распустились, но она ничего не замечала, увлеченная спортивными упражнениями. Скачка с препятствиями сменялась бешеным галопом. Привстав на стременах, пригнувшись к луке, Варя вихрем носилась мимо окон.
– Козырь девка! – восхищенно заметил Борейко. – И мужа ей надо козырного, да чтобы еще королем был.
– Король, пожалуй, староват для нее будет, а валет бы подошел, – ответил прапорщик.
– Отчего тебе, Сережа, не сыграть в такого валета?
– А тебе?
– Какая дура пойдет за такого пьяницу, как я!
– А я побаиваюсь таких амазонок, мигом под башмак попадаешь к такой жинке.
– По-моему, это совсем не плохо сидеть под разумным каблучком. Только для меня едва ли скоро найдется, больно большой да крепкий каблук нужен.
– Может, и под самый маленький попадешь. Мужчина ты видный, а если и пьешь, то пьян не бываешь.
Их разговор был прерван приглашением на суд. Тахателов стоя зачитал постановление, в котором дуэль признавалась единственно возможным исходом конфликта между Чижом и Борейко.
– Оскорбления, нанесенные друг другу вышеозначенными офицерами при отказе принести взаимные извинения, могут быть смыты только кровью, – пояснил Тахателов.
– На чем же я с ним драться буду? На кулаках, что ли? – издевательски проговорил Борейко. – Ведь господин штабс-капитан умрет от страха при виде меня с шашкой или револьвером.
– Не торопись, дюша мой, – остановил его Тахателов и продолжал чтение приговора. – «Принимая во внимание наличие в настоящее время военных действий с Японией, исполнение приговора отложить до конца войны», – торжественно закончил полковник. – Все понятно, господа? Претензий никаких нет?
Претензий не оказалось, и оба «подсудимые» расписались в прочтении приговора. Чиж старательно вывел свою короткую фамилию, а Борейко размашисто, через весь приговор начертал: «Прочел с удовольствием. Поручик Борейко».
Страшников только ахнул, прочитав написанное, и поспешил показать Тахателову.
– Это прямое издевательство над священной особой государя императора, – возмущался он.
Но Мошинский и Тахателов не придали значения выходке Борейко и громко расхохотались.
– Ты, дюша мой, не можешь без шуток! Будет тебе от генерала за то, что кладешь императорские резолюции на бумагах, – предупредил полковник.
На этом и закончилась судебная процедура. Когда Звонарев вернулся в мастерские, то Гобято поручил ему побывать на Стрелковой батарее.
– Командует ею капитан Мошинский. Я его сейчас видел в Управлении артиллерии. Он и подвезет вас к себе, а обратно и пешком доберетесь. Туда всего дветри версты, – предложил Гобято.
Мошинский охотно согласился подвезти Звонарева к себе на батарею. По дороге они разговорились. Капитан рассказал, как он шесть лет тому назад прибыл в Порт-Артур с батальоном Владивостокской
