Те согнали всех в помещение столовой.
- И убили всех, старший? Тогда почему уцелел только один Стамли? - теперь я был твердо уверен, что слышал это имя и раньше. Но вот где?
- Они должны были убить всех. В этом заключался их долг, с их точки зрения это было бы правильно. Но инквизиторы захотели большего, они возжелали узнать, почему дети встали на сторону Тьмы, они задумали выбить из них искреннее раскаяние в этом выборе. Они начали их пытать.
Архимаг опустил глаза вниз.
- Я никогда не забуду их истерзанные тела. Инквизиторы сотворили с ними такое, от чего тошно станет и самому беспощадному некроманту. Они задавали вопросы, но ответы им, похоже, не нравились и они продолжали спрашивать. Это длилось до тех пор, пока один из инквизиторов не решил, что они перешли некую грань.
- Это был Стамли?
- Да, это был Стамли. Тогда он решил, что мучить детей неправильно. Не знаю, пытался ли он сначала убедить в этом других словами... не знаю... Все инквизиторы так и остались лежать в том зале. Я осмотрел их тела, на них были следы от меча. Его меча. Тогда он сделал правильный выбор.
- А потом, старший? - я понизил голос до шепота. - И что стало с темны... с детьми?
- А потом он снова сделал правильный выбор, Людвиг. Он убил их всех. Быстро и безболезненно. Ведь он был инквизитором и исполнял свой долг. А потом он вышел из Академии и заплакал. И это тоже было правильно, ведь он должен был оплакать и своих собратьев, преступивших черту человечности, и детей, предавшихся Тьме.
Некоторое время мы просидели в тишине.
- Что же затем стало с ним? Он уже не инквизитор?
- Почему же, Людвиг? - искренне удивился архимаг. - Ведь он все сделал правильно, в Инквизиции это очень ценят. Архимаг Огня Одгор Нурултан, глава сего почтенного ведомства, был, конечно, крайне недоволен гибелью своих лучших людей. А он отправил с нами самых лучших, это было очень важное задание. Но что он мог сделать? Одгор провел расследование и пришел к выводу, что Стамли все сделал правильно. Ну и что ему еще оставалось в такой ситуации? Он наградил Стамли и приблизил к себе. Теперь тот - один из лучших инквизиторов. И он до сих пор все делает правильно, ну или почти все. Но счастлив ли он от этого? Когда я видел месяц назад в Лакрисе, он был глубоко несчастным человеком.
- Зачем вы рассказали нам об этом, старший?
- Понимаешь, Людвиг. Многие считают, что мы меняемся, когда делаем ошибки, когда у нас что-то не получается, когда мы вынуждены что-то с собой сделать, чтобы достичь целей. Но это не так. Когда мы все делаем правильно, мы тоже меняемся. Порой эти изменения гораздо значительней, но мы не всегда готовы их принять. Ты как, Його?
Огневик отчаянно пытался разжать губы и ответить Парвалю, но не мог. Он боролся с собственным ртом, пытаясь что-то выдавить из себя. Наконец, Його не выдержал страшного напряжения, глаза мага закатились и он свалился на дощатый настил.
- Не готов, - с искренней грустью в голосе заключил архимаг и достал колоду.
Меня затрясло. А ведь поначалу я считал Парваля милым и добрым стариком, пусть и очень могущественным магом. Теперь же я с ужасом во взгляде следил, как архимаг подошел к бассейну и опустил палец в воду. Жидкость мгновенно почернела. Парваль неторопливо выбрал нужную карту и ленивыми мазками, словно занимался чем-то неважным, перечеркнул ее крест-накрест.
Он все сделал правильно. И он готов был принять последствия своего выбора. Таковы законы мира высокой магии. На беднягу Його, скрючившегося на полу, он даже не смотрел. Его взгляд был направлен на меня, в руке Парваль по-прежнему держал колоду.
Губы сразу пересохли, а язык словно налился свинцом.
- Я... я... принимаю...
Боль в груди резко усилилась, голова закружилась, ноги стали ватными. Но меня это не волновало. Я смотрел на архимага, тот медленно, очень медленно, убрал колоду и кивнул, принимая мой ответ.
Когда я, теряя сознание, падал на настил к Його, на меня обрушилась волна счастья.
Когда я очнулся в лечебнице, то первым, что я увидел, оказался укоризненный взгляд Дгоро Твика.
- Прости меня, Дгоро, - прошептал я. - Я не хотел.
- Знаю, Людвиг. К счастью, на этот раз твои раны не столь тяжелы, так что пробудешь ты у меня в гостях гораздо меньше. Возможно, что уже сегодня ты покинешь нас.
- Спасибо, Дгоро. А... сколько я уже здесь?
- Три дня. У тебя ушиб груди, два треснутых ребра, утомление и переохлаждение. Сейчас ты уже в порядке. Пока ты спал, мы о тебе позаботились. Отвары, мази и сонное зелье. Во сне восстановление идет быстрее. Опять-таки, надеюсь, что больше тебе не потребуются наши комнаты.
- Как Його? - я вспомнил про потерявшего сознание мага. - Он тоже здесь?
- Да, - Дгоро поджал губы. - Он гостит у нас. Его комната рядом с комнатой Трипката Солоби.
Я откинулся на кровать. Они такие разные, но вот теперь оказались вместе.
- И как... они? - интересоваться судьбой одного Його было бы предательством.
- Трипкат ест все больше и набирается сил, но разум по-прежнему не спешит за телом. У Його пока одинаково плохо и с тем, и с другим. А я все жду те канийские травы, которые, быть может, помогут им. Плохо, когда ты ничем не способен облегчить страдания гостей, очень плохо.
- Уверен, ты делаешь все, что в твоих силах, Дгоро, - я попытался утешить лекаря. Он казался бледным и подавленным.
Лекарь промолчал. Я снова задумался о событиях той ночи. Архимаг поступил правильно, ему нужны люди, на которых он может положиться. А это в первую очередь те, кто готов принять самого себя. Його допустил ошибку не под водой, там он все сделал верно, а уже на поверхности. И теперь расплачивался за нее. Его помутненный после битвы и бегства от твари Тьмы разум не выдержал новой нагрузки.
- Дгоро, ответь мне на один вопрос. Допустим, что у тебя повредился какой-то инструмент, например, скальпель. Погнулся или даже сломался. Что ты с ним сделаешь?
- Отнесу мастеру, - не раздумывая, ответил лекарь. - У нас в Кании множество кузнецов занимается такой тонкой работой. Поэтому наши инструменты, не только лекарские, самые лучшие. А скальпель... - Дгоро вытащил его из кармана и задумчиво повертел. - Скальпель для лекаря больше, чем инструмент. Это продолжение руки. Это как еще один палец, позволяющий ему спасать жизни.
Лекарь убрал скальпель обратно. Похоже, что эти размышления отвлекли его от печальных мыслей. Воодушевляясь, он продолжил:
- У меня есть множество других, более примитивных инструментов. Например, пила для костей. Если сломается такая пила, то я выброшу ее и возьму новую. Главное, чтобы она была острой и с удобной рукояткой. А скальпель - дело другое. Сложно выбрать скальпель, который идеально подходит к твоей руке. И если один из моих сломается - а у меня их несколько, разного веса, длины, заточки, для разных операций - то я постараюсь сначала починить его. А если уж не получится, то придется подбирать новый.
- Спасибо, Дгоро, - я откинулся на подушку.
Скальпель. Казалась бы простая железяка, которую очень просто поменять на новую. Это проще, чем ремонтировать, гораздо проще. Заменить человека гораздо сложнее. Но и 'починить' его после серьезной 'поломки' вроде тех, которые пережили Трипкат Солоби и Його, тоже гораздо труднее.
Парваль даже не попытался. Я попытался проникнуть в замыслы архимага, в ход его рассуждений, но не смог. Значит, огневик для Парваля, даже несмотря на свои уникальные качества, оказался всего лишь 'пилой для костей'. Инструментом нужным, но вполне заменимым. А кто же тогда я? 'Скальпель' или 'пила'? Что сделает архимаг, если и я 'сломаюсь'? Перечеркнет мою карту или попробует помочь, либо хотя бы решит подождать? Я не знал ответа на эти вопросы.
- Спасибо, Людвиг, - прервал мои печальные размышления Дгоро. - Ты вселил в меня надежду. Да, я
