Пушка грохнула и, резко откатившись, осталась в заднем положении.
– Испорчен накатник, – сообразил лейтенант.
Матросы вручную докатили пушку в нужное положение, и опять грянул выстрел.
– Слева японец лезет, – подбежал унтер-офицер. –
Как бы он к нам в тыл не зашел.
Сойманов побежал за ним, уже не обращая внимания на пули и снаряды.
– Не споткнитесь, ваше благородие. Тут мертвяки лежат, – поддержал офицера стрелок.
– Пусть повернут сюда пушку, – распорядился Сойманов, увидя японские цепи.
В это время невдалеке разорвался снаряд, и взрыв сбил его с ног.
– Пропало наше орудие. Аккурат влепил в него японец. Двух повалило, а остальные разбежались, – доложил Блохин.
Не успел Сойманов отряхнуться от земли, как раздался новый взрыв. Сквозь дым, грохот, удушливый запах шимозы послышались душераздирающие крики изпод обрушивающегося блиндажа:
– Помо-ги-те!
Сойманов попытался отдать распоряжение, но новый снаряд попал в то же место. Крики прекратились. Из-под земли доносились только глухие стоны, но скоро и они смолкли.
– Помяни, господи, в царствии твоем новопреставленных рабов, – набожно перекрестились стрелки.
– Японцы идут, видимо-невидимо, – доложил матрос.
Сойманов шагнул к брустверу. Молодой, безусый японец торопливо водружал желтое знамя с красным кругом. Уже на самом гребне раздавались победные крики «банзай». Немногие уцелевшие стрелки и матросы, крепко зажав в руках винтовки, принимали на штыки прыгающих сверху японцев. На редуте завязалась рукопашная схватка. И вдруг сзади грянуло могучее «ура». Снизу бежала десантная рота с «Севастополя». Впереди возвышалась могучая фигура Борейко. Грозной лавиной они ворвались на редут, смяли и опрокинули врага, сорвали флаги и, преследуя японцев, кинулись вниз по горе.
Двадцатая за день атака была отбита.
– Крепко подрались, – проговорил Борейко, оглядываясь вокруг.
Поручик осмотрел свою порванную в нескольких местах шинель, винтовку, забрызганную кровью.
– Ты цел? – спросил он у Сойманова, сидевшего невдалеке на развалинах командирского блиндажа.
– Оглушило при взрыве бомбочки. В левом ухе звенит и посейчас. Ты, Боря, очень хорошо сделал, что придел к нам подмогу, иначе нам бы несдобровать. Кто командовал «севастопольцами»?
– Андрюша Акинфиев. А вот и он.
Акинфиев, все еще разгоряченный, подошел к друзьям.
– Никак не предполагал, что мне придется покинуть тихое житие на Ляотешане и идти спасать Высокую.
Офицеры внимательно осмотрели друг друга.
– Три мушкетера, – усмехнулся Сойманов. – Вот уже скоро год, как мы сражаемся бок о бок на суше и на море.
– Нет уже Жоржа Дукельского, надолго выбыл из строя Сережа Звонарев. Теперь очередь кого- нибудь из нас… – проговорил Акинфиев.
– Не каркай, Андрюша, – добродушно отозвался Борейко. – Что будет – посмотрим, а теперь выпить бы чего-нибудь, а то совсем пересохло горло. Эй, Блохин! Где ты, черт рябой?
– Я здесь, вашбродь! – бодро отозвался солдат.
На лице его светилась блаженная улыбка. В каждой руке поблескивали небольшие бутылки с коньяком. Было видно, что он уже успел глотнуть.
– Не желаете ли попробовать, вашбродь? – предложил Блохин, протягивая поручику бутылку. – Трофейная!..
Борейко вмиг отправил себе в рот добрую половину содержимого бутылки. Крякнув от удовольствия, он предложил остатки коньяка морякам. Закусили японскими галетами.
– Заправились, теперь можно и дальше воевать. Поскольку я старший в чине, значит, я и являюсь комендантом горы, – объявил Борейко. – Ты, Павлик, будешь оборонять левую вершину, а ты, Андрюша, – правую. Я останусь посредине в седловинке.
Моряки откозыряли и направились по своим местам.
Поручик в сопровождении Блохина направился в небольшую ложбинку между двумя вершинами Высокой. В этом районе не было даже простых окопов и шел только сильно разрушенный ход сообщения, соединяющий обе вершины горы.
Борейко осмотрелся. Внизу виднелся японский окоп, опоясывающий гору полукругом. От него в тыл тянулись ходы сообщения.
– Как ты думаешь, Филя, возьмут Высокую или нет?
– Смотря кто ее будет защищать. Ежели мы с вами, то вовек японцам ее не видать, – усмехнулся Блохин.
Заметив на вершине Высокой фигуру Борейко, японцы открыли ружейный и пулеметный огонь.
Вскоре Борейко и Блохин дошли до разбитой батареи.
Установленные на горе орудия еще в сентябре были приведены в негодность осадной артиллерией, «о изуродованные до неузнаваемости пушки оставались на прежних местах. Недавно в этом районе происходила рукопашная схватка, и около орудий оставалось лежать большое количество трупов, застывших в том положении, в котором их застала смерть. Один японец стоял на колене, опираясь правой рукой на ружье, голова свесилась вниз, как от усталости. Рядом матрос, вцепился японцу в горло, а у самого в животе торчал японский штык.
Вечером на вершине появился стрелковый капитан
Солоникио, назначенный комендантом горы. С ним прибыла на смену морякам пехота. Акинфиев пригласил Сойманова и Борейко к себе в Новый город. Обед подавал денщик-матрос. Друзья вспоминали минувшие дни. Андрюша нетерпеливо поглядывал на часы.
– Когда же наконец вернется Надя? – нервничал он.
– Бедный Сережа страшно слаб, не может даже повернуться на бок. Он кланяется тебе, Андрюша, справлялся о твоем здоровье. Ты знаешь, скоро его свадьба с Варей, – проговорила вошедшая Акинфиева.
После обеда офицеры отправились в штаб Ирмана, расположенный в одной из казарм Нового города. Там они застали Кондратенко, Белого и Третьякова. Шло совещание о мерах обороны Высокой. Кондратенко сидел в конце стола и, как всегда, молчаливо слушал других, быстро делая заметки в записной книжке. Ирман говорил долго и путано, убеждая не сдавать Высокую, против чего никто не возражал. Третьяков жаловался на крайнюю усталость солдат, просил их сменить, а также прислать подкреплений. Присутствовавшие тут же стрелковые офицеры указывали, что солдат надо прежде всего накормить, так как они не ели уже больше суток. – Во-первых, там нужна походная кухня с горячей похлебкой, а затем уже бомбочки и патроны и, наконец, теплая одежда, – в один голос заявляли они.
– А вам, морякам, что нужно? – обратился к вошедшим генерал.
– Приказ, когда и куда выступать, – бойко ответил Сойманов.
– Неплохой ответ. Как у вас с пищей и теплой одеждой?
– Управление порта нас вполне обеспечило и тем и другим. Матросы получают по полбанки мясных консервов в день на человека и имеют теплую одежду. Борщ готовится в морских казармах и подвозится к самым позициям.
– Поскольку флот больше заинтересован в судьбе Высокой, то пусть он ее и защищает, – заметил один из стрелковых офицеров.
– Совершенно неправильное мнение. Во время осады крепости моряки четыре месяца рука об руку со стрелками и артиллеристами мужественно сражались на фортах и укреплениях крепости. А в дальнейшем ходе осады весьма важно, в чьих руках будет находиться Высокая, – отозвался Белый.
– Так и решим: моряков оставим на горе, стрелков снимем, пополним их госпитальными командами и
