Высокую:
– Запомните, братцы: если гору займут японцы, Артуру придет конец. Там, на горе, вас ожидает подполковник Бутусов, которого я назначил комендантом Высокой. Вместе с ним, под его командой, вы сможете и должны отстоять гору. С богом в бой!
– Постараемся, ваше превосходительство! – дружно ответили солдаты и двинулись по направлению к горе.
– Подполковник Бутусов ожидают своих солдат на подъеме горы, – доложил телефонист.
Кондратенко снова вышел на улицу. В бинокль было видно, как перестроившиеся уже в цепь пограничники быстро поднимались к вершине. Сразу усилился ружейный и артиллерийский огонь японцев. Залпы смешались с трескотней пачечного огня, забесновались, стреляя на предельной скорости, пулеметы. Снова вся вершина утонула в пыли и дыму. Цепи пограничников залегли, но затем частыми перебежками двинулись дальше и скоро исчезли в окутывающем вершину облаке.
Через минуту было получено сообщение, что дружным штыковым ударом пограничники сбросили японцев вниз и полностью заняли Высокую. Кондратенко облегченно вздохнул.
Тотчас же возобновился артиллерийский огонь осадных батарей. Шесть раз в этот день бросались японцы на штурм и шесть раз отступали, устилая землю своими телами. Только с наступлением темноты штурм прекратился. Гора снова осталась в руках артурцев.
Уже затемно подполковник Бутусов, геройски оборонявший весь день гору, был смертельно ранен в живо г осколком снаряда. Со слабыми признаками жизни доставили пограничники своего командира в штаб Кондратенко. Генерал не замедлил прийти на перевязочный пункт. Он опустился на колени перед носилками, на которых лежал Бутусов. Подполковник на мгновение пришел в себя. Узнав Кондратенко, он чуть слышно доложил:
– Приказание вашего превосходительства выполнено: Высокая полностью осталась за нами.
Это были его последние слова. Через минуту он затих. Сняв фуражку, Кондратенко поцеловал уже холодеющий лоб своего верного соратника и друга. Не в силах сдержать навертывающиеся на глаза слезы, генерал долго сморкался, не подозревая, что не пройдет и двух недель, как и он последует за Бутусовым, кровью своею запечатлев преданность родине.
Борейко был не в силах спокойно смотреть на происходящее на Высокой и вечером отправился в штаб Ирмана.
– Быть может, я вам здесь пригожусь, – обратился он к адъютанту поручику Костюшко[59].
– Сейчас у пас на счету каждый здоровый человек.
Поэтому оставайтесь в штабе, мы найдем и вам какоенибудь дело.
Всю ночь подходили к штабу пополнения – госпитальные команды, слабосильные. Их вперемешку с моряками и стрелками, снятыми с других участков обороны, направляли на вершину горы.
Кондратенко с Ирманом бессменно руководили всей обороной. Около полуночи появился в штабе бледный, осунувшийся Стессель в сопровождении Фока и Никитина. Генералы наперебой отдавали противоречивые приказания.
– Зря так упорно защищаете Высокую. Сколько солдатской и матросской кровушки здесь напрасно проливается! Давно бы пора ее очистить и отойти на основную линию обороны к фортам, – брюзжал Фок.
– Но тогда погибнет флот, – возразил Стессель.
– За него мы, Анатолий Михайлович, не ответственны. Шли бы себе кораблики в море, а то их никак не выгонишь из Артура. В море-то попросторнее, чем в нашей гавани…
– Там их поджидает японская эскадра, которая гораздо сильнее нашей.
– Бог не без милости. Авось какое-нибудь суденышко и доплетется до нейтрального порта.
– Да, да, надо самотопам сегодня же послать ультиматум – пусть убираются из Артура, пока японцы не перетопили все их калоши, – поддержал Никитин.
– Чтобы эскадра имела возможность выйти в море, необходимо ей вернуть взятые на сухопутный фронт мелкие и средние орудия, что-то около двухсот штук. Это сильно ослабит оборону. Кроме того, нам придется вернуть и снаряды, которых у нас очень мало, – возразил Кондратенко.
– Пушки со второй и третьей линии обороны мы им вернем и часть снарядов – лишь бы только они ушли, – проговорил Стессель.
– Я решительно протестую против этого, – заволновался Кондратенко. – У нас и так нет резерва, а если мы снимем с фронта пять тысяч моряков, то заменить их будет абсолютно некем.
– Сократите гарнизоны фортов, там много лишних людей, – предложил Фок.
– Тогда они быстро будут заняты японцами.
– По-вашему, значит, следует уничтожить еще полтора десятка тысяч солдат и матросов, а потом уже поднимать вопрос о капитуляции. Бедные солдатики, они и не подозревают, что их хотят перевести чуть ли не поголовно, – вздохнул Фок.
– Высокую мы должны отстаивать любой ценой, чего, видимо, ваше превосходительство не хочет понять, – резко проговорил Кондратенко.
– Где уж мне, старому дураку, понять. Я никаких академий не кончал, – издевался Фок.
– Господа, господа, побольше спокойствия, – вмешался Стессель. – Я решил защищать Высокую еще один день, а если это не удастся, то очистить ее. Люди нам нужны на других участках.
Несколько разорвавшихся невдалеке снарядов заставили генерал-адъютанта поторопиться с отъездом.
Около полуночи Борейко и Третьяков отправились на вершину Высокой. Навстречу им тянулись нескончаемой вереницей раненые и больные куриной слепотой. Спотыкаясь на каждом шагу о трупы, офицеры кое-как добрались до редута на левой вершине горы. Он был почти полностью разрушен. При слабом свете мерцающих звезд сотни стрелков и матросов пытались восстановить брустверы и блиндажи.
Подошедший комендант горы капитан Солоникио доложил, что работы идут медленно и вяло, так как люди устали и не хотят работать.
– Но вы им объяснили необходимость этого?
– Они резонно возражают, что все равно с утра японцы все снова разобьют. Так уж лучше как следует отдохнуть, чем напрасно трудиться, – ответил капитан.
– Люди выбились из сил, надо подбросить свежие части, иначе едва ли из всех работ выйдет прок, – подтвердил Борейко.
– Да откуда же их взять? Сюда посланы даже санитары и калеки, – ответил полковник.
– Тогда трудно рассчитывать на успех обороны, – вздохнул поручик.
– Но оборонять Высокую все же необходимо.
Японская артиллерия, несмотря на темноту, продолжала обстреливать вершину горы редким огнем.
– Вы бы, господин полковник, побереглись, – предупредил Борейко.
– Да тут и укрыться негде, разве в комендантском блиндаже, если его только успели исправить. – И Третьяков направился к правой вершине, где находился комендант горы.
Как только рассвело, артиллерийская канонада возобновилась с еще большей силой, а затем японцы бросились на штурм. Вскоре им удалось овладеть сначала левой вершиной, а затем правой. Гарнизон горы почти весь погиб.
Уцелевшие единичные защитники отступили вниз к штабу. Собрав всех, кто оказался под рукой, – стрелков, матросов, полевых артиллеристов, дружинников, – Кондратенко лично повел их в контратаку. Борейко шел рядом с ним. Но японцы уже успели установить на горе пулеметы и минометы. Сборный отряд попал под перекрестный огонь, смешался и залег на половине горы. Напрасно Кондратенко и поручик пытались поднять людей. Они решительно отказывались двигаться дальше. Несколько матросов, попытавшихся идти вперед, были тотчас убиты. С Кондратенко пулей сбило папаху. Контратака не удалась.
По возвращении в штаб генерал собрал к себе всех уцелевших офицеров, чтобы узнать их мнение о
