три рубля, — ей и Ирине Алексеевне представлялась астрономической.
Пока Копыто переводил киловатты в рубли, его тонко допрашивали. Роза Давыдовна показывала студенту репродукции картин художников французского Возрождения, на которых были изображены резвящиеся мальчики:
— Какие симпатичные мордашки, правда, Сережа? И тела у них юные, стройные.
— Да, кажется, — отвечал Копыто. — Только я не очень хорошо в живописи разбираюсь.
— А вы были женаты? — интересовалась Ирина Алексеевна.
— Нет, — смущенно розовел Копыто.
— Почему? — допытывалась Люсина мама. Сергей не знал, что ответить, и сбивался в расчетах.
— Не было потребности? — подсказывала Роза Давыдовна.
Сергей согласно кивал, а женщины понимающе переглядывались.
— Что же, у вас и девушки никогда не было? — не отступала Люсина мама.
— Была. Женщина-змея.
— Кто?! — хором восклицали Роза Давыдовна и Ирина Алексеевна.
— Гимнастка. Выступала в номере «Женщина-змея», ноги на голову складывала.
— И почему же вы с ней расстались? Вас что-то не удовлетворяло? Вы чувствовали, что это не вашего плана объект? — допытывалась Роза Давыдовна.
— Чувствовал. А потом точно узнал, что она была объектом директора филармонии.
— И после этого вам стало приятнее общаться с мужчинами? — снова вступала Гуревич.
— С интересными людьми всегда приятно общаться, — пожимал плечами Сергей. — Все, я закончил, вы должны на тринадцать копеек меньше, чем они насчитали.
— Спасибо, Сереженька. А женщины, по-вашему, не интересные люди? — кокетливо спросила Роза Давыдовна.
— Почему же? Я этого не говорил.
— Как вы относитесь к голубым? — поставила вопрос ребром Ирина Алексеевна, так как студент явно намеревался распрощаться с ними.
— К каким?
— К гомосексуалистам.
— В каком смысле?
— Они вам симпатичны или отвратительны? Интересны или вы равнодушны к ним? Волнуют вас? Кажутся загадочными? — Роза Давыдовна подсела к Сергею, нежно провела пальцем по его щеке и взяла его руки в свои.
Про себя она отметила, что он не дернулся брезгливо, не отшатнулся.
А Сергей подумал о том, что дамочка, похоже, из змеиной породы.
— Не задумывался об этом, — пожал он плечами. — Никак я к ним не отношусь, то есть равнодушно, наверное. А почему вы спрашиваете?
— Милый Сереженька, — Роза Давыдовна не отпускала его рук, — я хочу признаться вам в страшном подозрении. Мне кажется, что мой муж стал гомосексуалистом.
— Лев Исаакович? — прыснул Копыто. — С чего вы взяли?
— Вы не находите, что его отношения с Семеном Ивановичем несколько отдают голубизной?
Ирина Алексеевна громко икнула, а Сергей рассмеялся:
— Выдумки какие! Лев Исаакович да и я тоже… мы очень уважаем Семена Ивановича. Его все уважают, он замечательный человек. Как вам в голову могли прийти подобные мысли?
Копыто смотрел на женщин с таким недоумением, словно они объявили ему, будто прилетели с другой планеты. Сомневаться в его искренности не приходилось, так как играть и притворяться он не умел.
Студента отпустили, взяв с него слово не говорить остальным об их глупых подозрениях.
Роза Давыдовна резюмировала:
— Этот олух… ох, простите, Ирина, что я так приятеля вашей дочери обозвала, — вырвалось. Молодой человек — совершенно определенно не провокатор, обманывать он не способен. Это во-первых. А во-вторых, мы узнали, что до интимности у них дело не дошло.
— А когда дойдет, что мы будем делать? — всхлипнула Ирина Алексеевна. — Где они будут все это… — заплакала она.
Роза Давыдовна не обращала внимания на ее слезы.
— В-третьих, мы опять в тупике. Нам нужен специалист.
— Гомосексуалист со стажем? — поразилась Ирина Алексеевна.
— Да нет же, врач, который их лечит!
Приходится повторяться: в те времена и сексопатологи на каждом углу не сидели. Да и заведись такой, повесь табличку в поликлинике, его бы обходили брезгливо стороной. А уж если кому бы и взбрело в голову расспрашивать про интимное или советовать к специфическому врачу обратиться, то участь его была бы незавидной — мог и в морду получить.
Розе Давыдовне пришлось потратить немало сил, чтобы организовать цепочку телефонных звонков и добиться аудиенции у автора одной из прочитанных монографий. Отправились к нему коллективно, все четыре брошенные жены.
Скрывая за лениво-важным видом растерянность, доктор понятливо кивал в ответ на страстные тирады, призывы о помощи и обещания высоких гонораров. В итоге он заявил, что должен побеседовать с носителями патологии, обследовать их, и только тогда возможен — «но рассчитывать на чудо не надо» — разговор о лечении.
Теперь хоть цель была ясна — заставить дружков прийти к сексопатологу. Но как это сделать? На очередном совещании все женщины признались, что сунуться к мужу с таким предложением страшно и ответ его известен заранее.
— Но нужно пытаться, — настаивала Роза Давыдовна.
— Милицию вызвать и в… в… — не знала, куда отправить извращенцев, Евдокия Владимировна.
Всем было ясно, что в смирительной рубашке к таким врачам не ходят.
— Может, снотворным напоить? — предложила Ирина Алексеевна.
И тут же поняла, что это не метод.
— Я схожу с ума, — заверила Зайчик.
— На работе скажу, — пробурчала Евдокия Владимировна, — мужики ему морду набьют.
— Да, да, — кивнула Роза Давыдовна, — сейчас хороши все средства, чтобы их спасти. Ведь пока, как мы знаем, дело не дошло до постельных связей.
— Ведь у него внуки! — простонала Ирина Алексеевна.
— У меня в школе могут узнать, — ужаснулась Зайчик.
В ответ на эти опасения Роза Давыдовна только пожала плечами. Ей все время приходилось собирать волю растерянных женщин, как рассыпавшиеся из коробка спички.
— Необходимо все тщательно продумать. Без истерик, — Роза строго посмотрела на Зою, — и без грубости, — кивок в сторону Евдокии Владимировны. — Только сосредоточенная твердость с нашей стороны, общий напор и натиск. Я предлагаю шоковую терапию. Собираемся на какой-нибудь праздник или день рождения и объявляем мужьям, что мы все знаем и требуем лечиться.
Дальнейшая стратегия также предполагала максимально душевную обстановку дома, парикмахерские и новые наряды. Словом, попытку если не вернуть прежнюю любовь, то призыв к разуму — смотри, что теряешь.
Для решительного объяснения был выбран праздник Великой Октябрьской революции, то есть седьмое ноября, который отмечали в квартире Кузьминых. Стол устроили, не в пример обычному, скромный, так как, по словам Розы Давыдовны, обильная еда притупляет трагизм и драматичность восприятия. Люсю с детьми отправили на демонстрацию трудящихся и армейский парад.
После смены горячих блюд, перед сладким, женщины ретировались на кухню, чтобы обсудить там последние детали, приободрить друг друга. Они переживали то состояние пика эмоций, которое бывает, когда очень страшно, но обязательно надо что-то сделать.
Сгруппировав волю и выстроившись боевым порядком, они наконец двинулись в комнату, но… она
