Фергюсон задумался.
– Это зависит от тонкости их чувств. Если бы они были сильны только своим обонянием, то у нас появился бы небольшой шанс. К сожалению, у них еще развиты зрение и слух.
– Но мы можем стоять абсолютно неподвижно и не производить ни малейшего шума.
– Но дышать-то надо, а этого более чем достаточно, чтобы выдать наше присутствие.
– Тогда нам остается лишь надеяться, что мы увидим их раньше, не так ли? Обнаруживаем, делаем несколько фотоснимков – и бегом обратно в квартиру.
– При условии, что мы действительно заметим их первыми,– отозвался Фергюсон, с сомнением покачивая головой.
– Послушайте, для нас такая ситуация не в новинку. Будем исходить из того, что внутрь здания они не проникнут и взбираться по фасаду, выходящему на 86-ю улицу, не будут. Единственно возможный для них путь – по балконам, нависающим над проходом. Значит, каждому из нас достаточно держать «старлайт» сориентированным в этом направлении, и мы обнаружим их появление. Можно быть абсолютно уверенным в том, что они придут именно с этой стороны.
Фергюсон по-прежнему сохранял загадочный вид. Выкладки Уилсона его не устраивали; во всяком случае, не настолько, чтобы изменить принятое им решение.
– Вы хоть представляете себе весь идиотизм нашего пребывания там, наверху, с аппаратом, в то время, как они лезут к нам? Я – да, и поверьте, веселенького тут мало.
– У нас будет по меньшей мере тридцать секунд, пока они доберутся,– сказала Бекки.
Фергюсон наклонился вперед и некоторое время задумчиво рассматривал всех троих.
– Опять же при условии, что мы вообще увидим, как они поднимаются.
– Проклятье! Но мы ведь только ради этого и доставали фотоаппарат! В него видно как днем. Мы их засечем без всякого сомнения.
– Чувства человека против чувств оборотней,– горько прошептал Фергюсон.– С техникой или без нее, все
равно – это несравнимые вещи. Я вот что вам скажу: тот из нас, кому выпадет несчастье оказаться наверху, когда они туда взберутся, окажется в очень большой опасности. Повторяю: в очень большой опасности. И если мы не будем постоянно, каждую секунду, держать эту мысль в голове, один из нас или сразу несколько погибнут.
– Господи, и зачем нам все это? – вступил в разговор Дик.– Что за болтовню он тут развел?..
– Дик, он просто не понимает обстановки. Он же не полицейский. Когда служишь в полиции, многое видится совсем под другим углом зрения.
Возможно, Фергюсон был и прав, но, если беспрестанно мусолить такого рода мысли, к эффективному отпору не подготовишься.
– Пожалуй, но сегодня он будет выполнять функции копа. Да к тому же никогда еще ни одному полицейскому не приходилось заниматься подобной работенкой. В любом случае хоть мы трое готовы к предстоящим событиям, а этот тип – явно нет.
– Должен ли я напомнить вам, что ничто не обязывает меня находиться здесь? Я и в самом деле хотел бы спуститься вниз.
Бекки поняла, что Дик сейчас потеряет контроль над собой и взорвется. Нельзя было допустить, чтобы он оскорбил Фергюсона. Все они были нужны друг другу.
– Дик прав,– быстро вмешалась она.– Не будем об этом больше спорить. Через десять минут я выхожу на дежурство, и хватит об этом.
– О' кей,– произнес после долгой паузы Дик.
Фергюсон молча теребил свои часы.
Она вышла в свою комнату и надела второй свитер. Вокруг шеи повязала плотный шарф из кашмирской шерсти, натянула поверх еще и стеганую куртку. Взяла перчатки на меху, сунула в карман мини- обогреватель на батарейках. Еще раньше она позаботилась о трех парах шерстяных носков и ботинках, которые носят после лыжных прогулок. Оставалось только прикрыть голову шерстяной шапочкой, спрятав уши, а поверх надеть еще и меховую шапку.
– Бог ты мой,– воскликнул Уилсон,– в таком снаряжении ты напоминаешь альпиниста.
– Мне же предстоит провести два с половиной часа на голом ветру.
– Знаю-знаю и молчу. Проверим токи-воки.
Ее глубоко тронуло выражение его глаз. Уилсон повернул кнопку первого, затем второго аппарата и добился, чтобы они зазвучали в унисон.
– Все в порядке,– сказал он.– Я встану у балкона. Связь будет нормальной до тех пор, пока я буду стоять у стеклянной двери, а ты будешь держаться у края крыши. Код помнишь?
– Короткий сигнал каждую пятиминутку. Два, если мне надо что-то сообщить. Три, если потребуется помощь. Они разработали такую систему связи, чтобы свести до минимума выход в эфир и, следовательно, производимые ими шумы.
– Хорошо, но все же оповести открытым текстом, когда прибудешь на место, а также перед уходом с дежурства.
Он взглянул поверх плеча Бекки. Дик регулировал фотоаппарат, а Фергюсон смотрел на экран телевизора.
– Подойди,– нейтральным тоном сказал он.
Она приблизилась, и он крепко поцеловал ее.
– Люблю тебя, как безумный,– прошептал он.
Она улыбнулась ему, приложив к губам палец, и вернулась в гостиную. Бекки была счастлива: судя по всему, Уилсон физически полностью восстановился.
– Аппарат в порядке. И очень тебя прошу: не урони его с тридцатого этажа! Они мне голову оторвут, если я не принесу его обратно в целости и сохранности,– умоляюще заклинал ее Дик.
Она взяла технику двумя руками. Под мышку сунула термос, наполненный горячим кофе.
– Минуточку, дружочек, ты ничего не забыла?
– Если ты имеешь в виду «ингрем», то не настаивай: я его не возьму.
– Ну уж нет, возьмешь! – Он пришел в салон и вытащил пистолет из коробки, в которой его принес Уилсон.– Он прекрасно поместится у тебя под курткой, для него это будет уютное и тепленькое гнездышко. Бери.
– У меня есть 38-й калибр. «Ингрем» мне не нужен.
– Возьми эту чертову штуковину, Бекки!
У нее задрожали губы, когда она все же взяла «ингрем», но к сказанному не добавила ни слова.
Трое мужчин проводили ее до лифта. Было маловероятно, что по дороге они кого-нибудь встретят, но в этом случае в общей компании нелепый наряд Бекки остался бы незамеченным.
Кабина лифта плавно поднялась до тридцатого этажа. Все четверо вышли, по служебной лестнице поднялись до окрашенной в серый цвет двери, которая буквально сотрясалась под ударами ветра. Она выводила на террасу крыши. Бекки преодолела последний марш лестницы. Дик и Уилсон шли за ней, замыкал шествие Фергюсон.
– О’кей, друг любезный, – сказал Уилсон, открывая дверь. Та выходила на север, и студеный вихрь тут же ворвался на лестничную клетку. Но плотно укутанная Бекки пока этой стужи почти не чувствовала. Поэтому она смело, наклонившись вперед, ступила на крышу и тут же чуть не упала. Слой снега покрылся ледяной коркой, став жестким, как камень. Она, уцепившись на мгновенье за дверную коробку, повернулась лицом к глядевшим на нее мужчинам.
– Холод собачий,– крикнула она, стараясь перекрыть вой ветра.
– До места доберешься? – во весь голос отозвался Уилсон.
– Только на четвереньках.
– Что?
– На четвереньках, говорю!
Она закрыла дверь и сразу же очутилась в темном и странном мире. Шквальные порывы шатали ее, и Бекки с трудом удерживала равновесие на скользком насте. Крыша была плоской. Ее однообразие нарушали лишь чердачный выход да кирпичная кладка, где размещался механизм подъемника лифта. Дом, где жила
