повороте дороги, ведущей к гениальной и отзывчивой доброте, которой мы еще не достигли, но которую он нам ярко озаряет'.
Перечитывая полное собрание писем Мусоргского, уже после знакомства с книгой Олениной- д'Альгейм, я обратил внимание на особую деликатность Модеста Петровича. Стал перечитывать с пристрастием, еще более внимательно - и поразился: в каждом письме величайшая чуткость! Казалось, что Мусоргский жил на небесах и никогда не снисходил до земных мелочей и передряг быта. И это композитор, познавший жизнь без прикрас и создавший множество образов живых, неподкрашенных, со свойственными человеку слабостями и пороками. В письмах этот тонкий знаток людской психологии не позволял себе недоброжелательно, нетактично отозваться о ком-нибудь, заниматься пересудами по поводу не только друзей, но и противников. Даже в самые критические моменты, когда бывшие единомышленники открыто предавали Мусоргского, не понимая его новаторства, он сдержанно говорил о своих переживаниях и опять же не переходил на личности: 'Ваше письмо горячее, несдержанное, но спасибо за него', или: 'Письмо ваше - побуждение досады', или еще мягче: 'Предубеждение с вашей стороны...'. Чаще всего он решал конфликт с помощью шутки, юмора: тонкого, умного, доброжелательного.
Может быть, такая сверхделикатность в письмах - случайность? На это сам Мусоргский отвечает: 'Я человек, и мне доступны все человеческие гадости, как и некоторые хорошие стороны... Только дай волю страстям... Не давал в этом отношении и не дам, пока сил хватит. Завиднее всего спокойная совесть'.
Не давать волю страстям... Легко написать, но как исполнять это в жизни, где столько причин и поводов для конфликтов?
Мусоргского называют 'живописцем народа'. И действительно, всю свою недолгую жизнь он жаждал 'не познакомиться с народом, а побрататься', чтобы жить 'его отрадою и его горем и страдою'. По свидетельству Н. И. Компанейского, который учился с Мусоргским и знал его продолжительное время, добродушие Модеста Петровича было беспредельным и 'вообще в нем было чрезвычайно много типичных сторон дарования и характера русского человека'.
Не отсюда ли исходит и гениальная чуткость Мусоргского? Этим вопросом мы завершим рассказ о поисках и обратимся к находкам, которые ведут к истории рода и земли композитора, к истокам его великой музыки.
'Мусорга' - певец и музыкант
На одном из музыкальных фестивалей на родина Мусоргского выступал ответственный работник Союза композиторов СССР и, к удивлению и недоумению хозяев праздника и гостей, настойчиво и как бы бравируя повторял фамилию Мусоргский с ударением на 'о'. Такое произношение звучит непривычно, однако слышать его приходится не так уж редко. Совсем недавно в передаче Центрального телевидения приняла участие дочь Шаляпина Марфа Федоровна, живущая в Англии. На вопрос, кого из композиторов больше других любил ее отец, ответила не задумываясь: 'Конечно, Мусоргского!' И она сделала ударение на втором слоге!
Может быть, эту фамилию так и следует произносить?
Татьяна Георгиевна Мусоргская, внучатая племянница композитора, не раз повторяла, что ее отец Георгий Филаретович и тетушка Татьяна Филаретовна произносили 'Мусоргский' с ударением на 'о' - 'более звучно, по-польски'.
Польское влияние, действительно, могло сказаться. Многие века наши земли не только были пограничными, но и находились в прямой зависимости от Польши. В документах архива обнаружилась такая запись: '3 августа 1610 года были отданы королем Сигизмундом поместья Петру Мусорскому'.
По различным источникам удалось проследить жизнь предков композитора на земле псковской более чем за четыре века. За это время к Мусоргским никто из иностранцев не 'примешался'. Все они родились и росли, как сказано, 'в Луцком уезде Жижицкой волости'. Здесь их крестили, венчали, отпевали. И в жены они брали только русских невест.
Во всех церковных книгах, которые вели священники, в гражданских 'Ревизских сказках', заполнявшихся рукой предков композитора с XVI века, фамилия писалась в таких вариантах: Мусерской, Мусарский, Мусерский, Мусурский, а в метрической книге о рождении Модеста - Мусирской, но везде без буквы 'г'.
Откуда же взялась эта буква, и имеет ли она какое-нибудь отношение к произношению фамилии на польский лад?
Вспомним, Мусоргский с детства увлекался историей. Он писал: 'История - моя ночная подруга'. Интерес к минувшему, к самым сложным моментам русской истории композитор особенно проявляет во время работы над 'Борисом Годуновым' и 'Хованщиной'. 'Купаюсь в сведениях, голова, как котел, знай подкладывай в него...' 'На днях нырнул в самую глыбь'. А 'глыбь' - это первоисточники: раскольничьи повествования, древние летописи, записки, письма протопопа Аввакума.
В публичной библиотеке Стасов специально выделил Модесту Петровичу кабинет, кресло, стол и завалил редкими книгами по истории. Любопытно, что в этой комнате позже перечитывал те же самые книги великий Шаляпин. В знак особого расположения к певцу Стасов разрешил ему посидеть в знаменитом кресле, ручки которого уже были перевязаны шнуром, сказав при этом: 'Здесь, знаете ли, сидели Николай Васильевич Гоголь, Иван Сергеевич Тургенев... Да-с!'
Мусоргский изучал историю, чтобы правдиво изобразить жизнь, а Шаляпин хотел глубже понять образы героев опер. Федор Иванович специально встретился со знаменитым ученым, автором восьмитомных сочинений по российской истории Василием Осиповичем Ключевским. Об этой встрече певец поведал так: 'Когда я попросил его рассказать мне о Годунове, он предложил отправиться с ним в лес гулять. Никогда я не забуду эту сказочную прогулку среди высоких сосен по песку, смешанному с хвоей. Идет рядом со мной старичок, подстриженный в кружало, в очках, за которыми блестят узенькие мудрые глазки, с маленькой седой бородкой, идет и, останавливаясь через каждые пять-десять шагов, вкрадчивым голосом, с тонкой усмешкой на лице, передает мне, точно очевидец событий, диалоги между Шуйским и Годуновым, рассказывает о приставах, как будто лично был знаком с ними, о Варлааме, Мисаиле и обаянии Самозванца'.
Шаляпин на всех сценах мира пел партии Бориса, Пимена, Досифея, Варлаама... И конечно же, знакомство с историей помогло ему отразить на сцене правду жизни, о которой Мусоргский говорил: 'Жизнь, где бы ни сказалась, правда, как бы ни была солона, смелая, искренняя речь к людям - вот моя закваска, вот чего хочу и вот в чем боялся бы промахнуться...'
Мог ли Мусоргский, кропотливо изучавший историю России, не интересоваться своей родословной, своими предками - свидетелями и участниками тех событий, которые композитор отразил в своих произведениях? На это он ответил не без гордости в автобиографии: 'Сын старинной русской семьи'. Во французском варианте в скобках стоит 'боярин' - видимо; Модест Петрович хотел этим подчеркнуть, что в старину его предки принадлежали к знатному сословию. Прямых свидетельств того, что он изучал историю рода, нет, но один факт позволяет предположить, что Мусоргский хорошо знал свою родословную. С 1860-х годов Модест Петрович в письмах к друзьям и в сочинениях начал писать фамилию с буквой 'г'. В то же время в деловых бумагах и письмах на родину он до конца жизни сохранил прежнее, дедовское написание. Однако этого не заметили ни Стасов, ни другие современники композитора. Только в 1911 году в 'Русской музыкальной газете' появилось сообщение, что подлинная фамилия композитора была Мусорский, без буквы 'г' перед последним слогом... Кто же здесь прав?
По преданию, Мусоргские происходили от смоленских князей - потомков Рюрика: 'Род Монастырев, белозерцов, из Смоленска пришли'. Сын князя Юрия Святославича, Александр, после смерти отца воспитывался в монастыре и получил прозвище 'Монастырь'. Он остался дворянином, но княжеского титула уже не имел, как и все его потомки.
В роду Монастыревых, впрочем, как и в других, древние имена существовали параллельно с христианскими и часто заменяли фамилию и даже имя и отчество: 'Лодка Романов Монастырев, Неудача Циплятов Монастырев, Оладья Блинов Монастырев...' Имена и прозвища давали, вероятно, за какие-то
