Уличная красотка

Шансоньетка! Заведенная юла.
Шансоньетка. Не до углей,
не дотла —
Выгорает до окурочка.
Дурочка.
Но чего не будет точно
Ни по просьбе, ни на спор:
В самом издыханьи ночи,
В самый шапочный разбор,
Передушен, напомажен,
Зябко окунаясь в дым,
Твой окурок рядом ляжет
С недокуренным моим.

Шансоньетка! Заведенная юла.
Шансоньетка. Не до углей,
не дотла —
Выгорает до окурочка.
Дурочка.
1993 год

Шара-бара

В дальнем городе, где детство, свесив ноги,
Азиатской пыльной маялось жарой,
Проезжал смешной старьевщик по дороге,
Зазывая всех своей «шара-барой».

И менял он на бутылки и обноски
Леденцы и много всякого добра,
И кричал на все лады и отголоски:
— Есть шара-бара!..

Я уехал. Я слоняюсь по столице,
Городской и светской хроники герой.
Здесь старьевщика другого колесница
Зазывает золотой «шара-барой».

Он меняет душ обноски на обновки,
Он торгуется с утра и до утра.
От Кремля старьевщик катит до Рублевки.
— Есть шара-бара!..

Я уехал. Время краски тихо стерло,
За плечами годы встали в длинный строй.
И теперь, до хрипоты срывая горло,
Пробавляюсь я и сам шара-барой.

Обгоняючи попутные упряжки —
Знать, такая на дворе стоит пора —
Вот и я стихи меняю на бумажки.
— Есть шара-бара!..
Шара-бара. Давай меняться, только свистни.
Мониста дней на щепки из-под топора.
Меняю жизнь еще хотя бы на полжизни.
Шара-бара… Шара-бара.
2007 год

Шарк… шарк…

Соседская дочка без «экстази» просто
Не может ни петь, ни плясать.
И в такт на диване не может попасть.
Она театрально-поклонная в доску,
Но зелья не хочет бросать.
Театр — ей от бога. И он не дает ей
пропасть.

И лечит ее в этой шумной квартире
От боли, любви и креста
Лихой порошок и заезжий кумир.
И двери в квартире все шире и шире,
И в них, покидая места,
Уходит в четыре погибели согнутый мир.

Шарк… шарк… шарк…
Ширк… ширк… ширк…
Как такси запоздалое — в парк.