Как передам я идеальность своего удобства на велосипеде, полноту моего слияния с ней, сколь сладостно отвечала она мне каждой частичкой рамы? Я чувствовал, что знаю ее уже много лет, она знает меня и мы понимаем друг друга в совершенстве. Она двигалась подо мной с проворной симпатией скорого, воздушного маха, находя гладкие пути среди каменистых колей, умело покачиваясь и изгибаясь в соответствии с изменениями моей посадки, даже терпеливо подстраиваясь левой педалью под неловкие старания моей деревянной ноги. Я вздохнул и налег вперед на ее руль, со счастливым сердцем отсчитывая деревья, стоящие в отдалении у темной обочины, каждое из которых говорило мне, что я все дальше и дальше от сержанта.
По-видимому, я прорезал безошибочный курс между двумя лучами пронзительного ветра, холодно свистящего мимо обоих ушей, отдувая короткие волосы по бокам моей головы. Другие ветры передвигались в вечерней тишине, праздно болтаясь в кронах деревьев и шевеля листьями и травами, чтобы показать, что зеленый мир по-прежнему присутствует во тьме. Вода у дороги, всегда слишком громко орущая буйным днем, теперь слышно выступала в своих укрытиях. Жуки в полете стукались о меня в широких своих кругах и петлях, слепо завихряясь о мою грудь; над головой гуси и тяжелые птицы подавали голос в пути. В небесной выси я видел смутное сплетение звезд, там и сям пробивающихся меж облаков. И все время она была подо мной, безупречно мчась вперед, касаясь дороги легчайшими касаниями, уверенно держась на ногах, прямая и безошибочная, каждый из ее металлических стержней был подобен древку копья — великолепному, выпущенному из ангельских рук.
Сгущение ночи на правой руке сказало мне, что мы приближаемся к массе большого дома у дороги. Когда мы с ним поравнялись и почти проехали, я узнал его. Это был дом старика Мэтерса, стоящий не более чем в трех милях от моего дома. Сердце у меня радостно подпрыгнуло. Скоро я увижу моего старого друга Дивни. Мы будем стоять в баре и пить желтый виски, он станет курить и слушать, а я буду рассказывать ему свою странную историю. Если он найдет, что ему трудно поверить в какую-нибудь часть ее полностью, я покажу ему велосипед сержанта. Потом на следующий день мы можем вместе снова начать искать черный ящик с деньгами.
Какое-то любопытство (или, может быть, это было ощущение безопасности, какое овладевает человеком на склоне своего родного холма) заставило меня перестать крутить педали и нежно нажать на тормоз королевы. Я думал только обернуться на большой дом, но случайно замедлил велосипед так сильно, что она неловко содрогнулась подо мной, делая галантное усилие остаться в движении. Почувствовав, что повел себя бестактно, я быстро соскочил с седла, чтобы ей было легче. Потом я сделал несколько шагов назад по дороге, глазея на силуэт дома и на тени его деревьев. Калитка была отворена. Место казалось пустынным, без жизни и дыхания, пустой дом мертвеца, распространяющий запустение далеко в окружающую ночь. Деревья качались скорбно, тихо. Мне был виден слабый отблеск стекла в больших безглазых окнах и, менее ясно, — плющ, раскинувшийся возле комнаты, где сиживал покойник. Я разглядывал дом сверху донизу, радуясь, что я недалеко от своих. Вдруг ум мой затуманился и смешался. Появилось какое-то воспоминание, что я видел тень покойного, когда искал в доме ящик. Кажется, с тех пор прошло уже много времени, и воспоминание это — наверняка о дурном сне. Я убил Мэтерса лопатой. Он давно уже мертвый. Приключения перенапрягли мой ум. Теперь я не мог уже ясно вспомнить, что произошло со мной за последние несколько дней. Помнил только, что бегу от двух чудовищных полицейских и что теперь я почти у себя дома. В тот конкретный момент я не пытался вспомнить ничего другого.
Я повернулся, чтобы уйти, и у меня тут же возникло чувство, что дом изменился в то же мгновение, как я повернулся к нему спиной. Чувство было такое странное и холодное, что я врос в дорогу и несколько секунд стоял, сжимая в руках руль велосипеда, болезненно сомневаясь, повернуть мне голову и посмотреть или же решительно отправиться вперед своей дорогой. Кажется, я решил уйти и сделал несколько неуверенных шагов вперед, как вдруг какое-то влияние охватило мои глаза и протянуло их по кругу, пока они не уперлись снова в дом. Они широко раскрылись от удивления, и вновь из меня выскочил потрясенный крик. В маленьком окошечке верхнего этажа горел
яркий свет.
Какое-то время я стоял и смотрел на него, как околдованный. Не было ни малейшей причины, почему в доме не могли бы жить, почему не мог виднеться свет, как не было у меня и причины пугаться света. Казалось, это обычный желтый свет масляной лампы, а я в последние дни повидал много вещей постраннее — в том числе и много более странных видов света тоже. И все же я не мог убедить себя, что в том, на что смотрели мои глаза, была хоть капля чего-нибудь обычного. В этом свете было что-то неправильное, таинственное, тревожное.
Должно быть, я простоял там долго, глядя на свет и теребя успокаивающий руль велосипеда, который стремительно унесет меня отсюда в любой момент, как только я решу. Постепенно я набрался сил и храбрости от нее и от других вещей, таящихся у меня в уме, — близости моего собственного дома, более близкой близости Кураганов, Гиллеспи, Каванохов, обоих Мурреев и — только крикни — коттеджа большого Джо Сиддери, кузнеца-великана. Вдруг обладатель огня нашел черный ящик и охотно уступит его любому, кто пострадал в его поисках так, как я? Вдруг мудро было бы постучаться и посмотреть?
Я нежно прислонил велосипед к устою калитки, вынул из кармана кусок веревки и свободно привязал ее к стержням чугунной решетки; затем я нервно пошел вдоль по хрустящему гравию ко мраку крыльца. Пока рука моя искала дверь в кромешной тьме в задней его части, я вспомнил об огромной толщине стен. Я был уже глубоко в коридоре, прежде чем понял, что полуоткрытая дверь свободно болтается в распоряжении ветра. Я почувствовал, что в этом тоскливом доме меня пронизывает холод, и на мгновение подумал было вернуться к велосипеду. Но этого я не сделал. Я нашел дверь и, схватив тугое металлическое кольцо, разослал три тупых, гулких удара по всему дому и вовне его, вокруг темного пустого сада. Ни звука, ни движения не отозвалось мне, я стоял, окруженный тишиной, слушая собственное сердце. Ничьи ноги не поспешили вниз по лестнице, дверь вверху не открылась, выпуская поток света лампы. Я опять постучал в полую дверь, не получил ответа и опять подумал вернуться в общество друга у калитки. Но опять я этого не сделал. Я прошел дальше в коридор, поискал спички и зажег одну. Коридор был пуст, все ведущие из него двери закрыты; в углу его ветер надул кучку сухих листьев, а стены были покрыты пятнами отчаянного, вдутого в дом дождя. В дальнем конце я различил белую винтовую лестницу. Спичка зашипела в пальцах и погасла, оставив меня снова в темноте и нерешительности, снова наедине с моим сердцем.
Наконец я собрал всю свою храбрость и решился обыскать верхний этаж, закончить дело и как можно скорее добраться до велосипеда. Я чиркнул другой спичкой, держа ее над головой, шумно промаршировал к лестнице и взошел по ней медленными, тяжелыми шагами. Я хорошо помнил дом по ночи, проведенной в нем после того, как часами искал в нем черный ящик. На верхней площадке я задержался, чтобы зажечь еще одну спичку, и громко крикнул, дабы предупредить о своем приближении и разбудить всех спящих. Когда крик замер без ответа, я остался еще более заброшенным и одиноким. Я быстро двинулся вперед и открыл дверь ближайшей ко мне комнаты, комнаты, где, как мне казалось, я когда-то спал. Мерцающая спичка показала мне, что она была пуста и давно уже стоит незанятая. С кровати была сорвана вся ее одежда, четыре стула были сцеплены вместе — два из них вверх ногами — в углу, а туалетный стол был покрыт белой простыней. Я захлопнул дверь и остановился зажечь еще одну спичку, напряженно ища слухом какого-нибудь знака того, что за мной наблюдают. Я ровно ничего не услышал. Потом я прошел по коридору, распахивая двери каждой комнаты, выходящей на фасад дома. Все они до одной были пусты, брошены, без света или малейшего следа света. Боясь стоять неподвижно, я быстро прошел все остальные комнаты, но нашел их все в том же состоянии и кончил тем, что сбежал по лестнице, охваченный все растущим страхом, и выбежал через парадную дверь. Тут я замер на ходу. Из верхнего окна по-прежнему лился свет, ясно лежа на фоне темноты. Казалось, окно находится в центре дома. Чувствуя себя испуганным, обманутым, холодным и злым, я прошагал назад в коридор, вверх по лестнице, и окинул взглядом коридор, куда выходили двери всех комнат, находящихся в передней части дома. Во время своего первого визита я оставил их все открытыми настежь, но теперь ни из одной из них не шло никакого света. Я быстро прошелся по коридору, чтобы убедиться, что их не закрыли. Все они были по-прежнему отворены. Я простоял в тишине три или четыре минуты, едва дыша и не издавая ни звука, думая, что, может быть, то, что здесь орудует, сделает какое-нибудь движение и покажется. Но ничего не произошло, совсем ничего.
Я тогда зашел в комнату, казавшуюся ближе всего расположенной к центру дома, и пробрался к окну, в темноте прокладывая путь вытянутыми перед собой руками. То, что я увидел из окна, меня болезненно