местом пора уже соображать, а не выставлять на ветер. Продует, закрой!
Маша закрыла окно и отвалилась на спинку сиденья. Блаженная улыбка бродила по её нарочито сжатым губам и сияли предвкушением летней свободы большие лазоревые глаза.
Ну, уж нет, Леночка Сергеевна, меня не продует! Пусть свежий ветер принесёт мне удачу! Я еду в лагерь! Ура-ура-ура! Обожаю летние лагеря! Всегда отыщутся новые друзья, и тебе прикольные конкурсы, и театральные выступления, проказы, игры, танцы-шманцы на дискотеке, «зарница», большущий костёр в конце смены!.. Увижу, наконец, Юлёну свою и Ваньку. Как я соскучилась по ним! Целый год прошёл! Конечно, всё время общались в сетях, и в курсе всего, что у каждого происходит, но… Ой, а Ванька-то Мезенцев обещал рассказать о своём секретном проекте. Или, может, он там, в своей Москве, стал интриганом? Да ну! Ванька технарь, золотые руки: опять, наверное, сконструировал радиоуправляемую тарелку летающую. У него, помнится, отец ведущий спец по тарелкам, а раньше авиаконструктором был, натаскал Ваньку по части аэрокосмоса. Да-да, точно, Ванька зимой проболтался: они с отцом затеяли какой-то совместный проект, но держат его в строжайшем секрете – государственная тайна! Странно: Ванька всего на год старше меня, а уже государственная тайна… А у меня тайн нет. Я, что ли, обыкновенная? А какая, интересно, стала Юлёна? Эх, ведь затопчет меня, кобыла рыжая! Ну и темперамент! Представляю: так обнимет-прижмёт – все кишки из меня выдавит и извиниться забудет. Подруга моя добрая, верная, но уж очень вспыльчивая – даже и не подумаешь, что с холодного Урала. Просто какая-то кубанская казачка из довоенного советского фильма. А уж авантюристка, мамочка родная!.. Как рискованные приключения любит! И лезет всегда напролом: морду клином – и вперёд! Честно, ведёт себя, как пацан! Мне с нею море по колено: всегда придёт на подмогу, закроет широкой грудью… Ой, у неё, наверное, уже второй номер, если не третий…
Маша инстинктивно поднесла руку к груди. Пальцы легли на кулон. Девушка пальцем подцепила его, поднесла к глазам и стала вертеть в столпе утреннего света, льющемся из окна.
- Стекляшка, – сказал незнакомый парень из-за спины Маши. – Хочешь, Алёнушка, презентую кое-что клёвое – за один поцелуй. Подарю стопудово! Давай, целуй, пока Аракчеевна не видит.
Парень схватил Машу за узел волос и сам перегнулся через сидение, подставляясь под поцелуй.
- Отвянь, бабахнутый! – Маша вырвалась и замахнулась кулачком. – Хочешь проблем?!
- Аллес, братуха, – вмешался сосед парня, удерживая друга. – Она агу. Возьми, почитай!
На коленки Маше прилетела брошюрка «Как правильно потерять девственность».
- Благодарю за заботу, – холодно ответила Маша и небрежно сунула брошюрку в свою вещевую сумку. Она решила не позволить нахалам испортить себе настроение.
- Сегодня оба дежурите по кухне, – подошла к парням Елена Сергеевна. – Ещё один фокус – и занесу вас в чёрный список: мне рабы на кухне нужны.
- За что?! Её ботва мне по глазам хлестнула, когда она окно открывала…
Теперь Маша довольно улыбалась. Леночка Сергеевна в обиду не даст! Строгая дамочка! Кандидат психологических наук, сама молодая, но представляется всем педагогом старой «школы Макаренко». Её кредо: «Подросток без общественного поручения – потенциальный преступник». Так им, дуракам, и надо! Ха-ха! Пусть теперь в белых передничках тарелки с кашей разносят. Стекляшка! Много они понимают в древних камнях…
Маша рисковала, тайно прихватив семейную реликвию в лагерь. Уж очень ей хотелось в эту смену понравиться какому-нибудь мальчику по-настоящему. Другие девочки прошлым летом сбегали из палаты на свидание, уходили за территорию и спускались по «тропинке любви» к озеру, и там, в обнимочку, сидели на берегу, смотрели на отражение луны, целовались и всё такое… Свидание! И она хочет на настоящее свидание! А этой весной её заполонило предчувствие грядущего счастья. Вот и залезла в мамину шкатулку без спроса. Юлёна одобрила бы! А что, мама сама недавно объявила: теперь кулон её. Он передавался из поколения в поколение, от матери к дочери, теперь пришла её очередь носить камень. Это даже и не камень, а какой-то кристалл. Мама странно ей говорила: тебя с раннего детства почему-то тянет к кулончику, ты даже разговаривала с ним, и я думаю, он отвечает взаимностью, а если понадобится, поможет тебе в трудную минуту. Смешно! Как может помочь девушке камушек, ну пусть и кристалл? Это слишком. Хотя… Когда ей бывало грустно, она иной раз брала камень, и в её руках он становился цвета бушующего океана, а когда успокаивалась и на лице появлялась улыбка, камешек становился нежно- голубым, переливался и играл радужными цветами. Прям, какая-то магия!
Лишь бы тебя не спёрли, думала Маша, поглаживая пальчиком и дуя на кристалл. Даже хорошо: пусть думают, что стекляшка. Кто надо, оценит!
Колонна свернула с шоссе и въехала в лес, на грунтовку. Теперь совсем рядом! Маша ёрзала на своём промятом сидении и билась щекой о стекло, пытаясь через пыль от машины ГАИ первой выглядеть ворота в лагерь. Ну где же вы, родные синие ворота с большими красными звездами?! А-а-а, вот и они! А над воротами железные буквы: «Летний оздоровительный лагерь «им.Ю.А. Гагарина».
Ура-ура-ура! Прибыли! Пусть это лето запомнится мне на всю жизнь!
- Юлёна!
- Машка!
Вопя как ненормальные, девочки бросились друг к другу, сшиблись, едва не грохнувшись на траву. Тут же к ним подскочил невысокий парень, но ему от сдавленной рыжим удавом Маши для рукопожатья достался только мизинец, а для приветствия – пара хриплых вскриков: «Задушишь!.. Ванька, спасай!..»
Отдышавшись и смахнув слёзы, троица взяла вещи и вместе со всем отрядом потопала в корпус. Маша озиралась по сторонам.
Лагерь выглядел прежним: аллея героев, клумба, Гагарин с ракетой, памятник Ильичу, белокаменный лось в кустах, танцплощадка, открытый кинотеатр… У кирпичного корпуса цвёл нетоптаный ковёр лесной земляники, сияли свежеокрашенные лавочки и мусорные урны. А вот и родные изрезанные «автографами» перила крыльца…
Дурацко-счастливая улыбка появилась у Маши, когда Юлёна распахнула перед ней обитую неровными филёнками дверь в палату. Восемь кроватей, тумбочки, парочка кривоногих многажды ремонтированных столов, скрипучие шкафы без вешалок, халтурно выкрашенные таджиками стены…
Иван занёс чемодан:
- С новосельем, Маш! А мы с Юлёной заехали минут двадцать назад.
- Это лирика! – напустила строгости Маша. – Ты обещал рассказать мне секрет.
- Какой такой секрет? – возмутилась Юлёна. – У вас от меня секреты?!
- Обещал – расскажу, – попытался было отвертеться Иван.
- Я умру сейчас на месте! – заявила Юлёна. – Рассказывай!
- Вся смена ещё впереди – расскажу и покажу, вы меня знаете. На завтрак становись!
- Опять масло заставят есть… – заскулила Маша. – А кто физрук?
- Тот самый! – рассмеялся Иван. – Сергей-свет-Сергеич, родной…
Чуть ли не единственное, от чего Маша страдала в прошлом году, это что на завтрак всех заставляли есть сливочное крестьянское масло – «для здоровья». Полковник в отставке, мастер спорта по гребле на каноэ, громадный физрук всегда с гантелей устрашающего размера в руке ходил между рядами столов и следил за процессом поедания масла. Сам обожатель крестьянского масла, Сергей Сергеич непонятливых прямо-таки сподвижнически просвещал:
- Сливочное масло – незаменимый продукт! В армии каждому рядовому положено 25 граммов масла в день. Без масла солдат – не солдат, а глиста! И пионер без масла – не пионер, а рахит! Вот ты, допризывник, рахитом стать хочешь?!
А непослушных Сергей Сергеич стращал:
- Кто на завтрак не съест свою порцию масла, тот преступник против собственного организма. А преступников – по закону! – должно наказывать: приду и набью! Все поняли?! Не слышу ответа! Все поняли?!
- Все-е-е!!!
- И три вечера не пущу на дискотеку, – добрея, заканчивал физрук и вразвалочку, играя гантелей, направлялся к выходу из столовой. – В девять тридцать командиры отрядов доложат мне о преступниках по-фамильно.
