лежал. Помнишь? — Маша помнила. Лиза Владимирская была их общей школьной подругой и известной растяпой. Над тем случаем они долго потешались.
— Не понимаю все-таки, к чему ты клонишь?
— Кирилл с Лизкой не встречался и вообще не знает о ее существовании. — Ника словно размышляла вслух.
— Ну и что? — Маша никак не могла взять в толк, зачем Нике нужна Лизка.
Ника набрала в легкие побольше воздуха и выпалила:
— Я возьму Лизкин паспорт! Буду жить под чужим именем!
У Маши руки опустились. Она вздохнула и безнадежно посмотрела на Нику:
— Ты хоть понимаешь, что ты мелешь? Так Лизка тебе его и дала!
— Мне? Даст, — уверенно заявила Ника.
Да, паспорт Лизка, похоже, даст. Для Ники все сделает. Мало того, что Лизка, сколько Маша ее помнит, все время восхищалась Никой — маленькой черненькой Лизке всегда хотелось быть рыжеволосой, стройной и длинноногой. Так еще, когда Лизка поступала в МГУ на историю искусств и ей не хватило полбалла, Ника пошла к Павлу Феликсовичу Старцеву, профессору и известному искусствоведу. Он был старым другом покойного Никиного отца и самой Нике доводился крестным. Пошла и умолила его попросить за Лизку. Старцев поддался на уговоры, Лизку в МГУ приняли, и с тех пор она считала себя вечной Никиной должницей. Так что паспорт она ей даст, можно не сомневаться.
Маша еще раз попыталась отговорить Нику от этой затеи:
— Ты хоть понимаешь, что идешь на уголовное преступление? И Лизку подставить можешь!
Но Нику было уже не остановить.
— Мне этот паспорт может не понадобиться, — размышляла она вслух. — Ведь границу я перееду и туда и обратно по собственным документам, так?
— Предположим.
— Так. Значит, мне там паспорт нужен будет для временной регистрации. А хозяйки вообще предпочитают жильцов не регистрировать, чтобы не платить налогов.
Маша скептически посмотрела на подругу:
— Это на югах. А латышки очень законопослушны.
— Хорошо, — терпеливо продолжила Ника, — она паспорт сама понесет в муниципалитет или куда там? Сама! Без меня! Никто не будет сличать мою личность с моим изображением!
— Кроме хозяйки. — Маша покачала головой: — Нет, в этом я не участвую!
Ника опять забегала по комнате. Потом остановилась перед Машей и решительно сказала:
— Решено! Делаем из меня Лизку Владимирскую! Крашусь в брюнетку, стригусь, вставляю голубые контактные линзы. Остальное делаешь ты. Придаешь мне максимально возможное сходство с «моей» фотографией в паспорте. В конце концов, Лизка очень хорошенькая!
— А фигура? — не сдавалась Маша.
— Могла я похудеть или нет? А потом, на фотографии в паспорте фигура не видна. Ну, Машенька, ну, солнышко, давай попробуем!
Ника присела перед Машей на корточки и просительно заглянула в глаза. Маша сдалась:
— Хорошо. Но я ни за что не отвечаю.
3
В поезд «Латвия», отправлявшийся по маршруту Москва — Рига, села стройная, зеленоглазая брюнетка в кроссовках и спортивном костюме. Ничем таким особенным она не привлекала взгляд: девушка как девушка, скромная и неброская.
Пока Ника отличалась от себя обычной только стрижкой и цветом волос. Слава Богу, в купе она ехала одна: не поскупившись, предусмотрительно взяла СВ, надеясь и молясь, чтобы не было попутчика. Небесные силы, очевидно, были на ее стороне.
Настоящее превращение началось после границы. Закрыв дверь на защелку, она разделась и намазалась с ног до головы кремом, выданным Машей. К сожалению, это был не крем Азазелло, а просто средство для искусственного загара. Будет держаться дня три, потом процедуру надо повторить. Теперь прическа. Ника достала острые ножницы и безжалостно выстригла себе челку — примерно такую, какую носила Лизка. Утром останется только тщательно пригладить волосы специальным гелем. У Ники волосы слегка вились, а у Лизы они должны быть совершенно прямыми.
Ника — уже почти Лиза — удовлетворенно оглядела себя в зеркале.
Предварительный этап можно считать законченным.
После этого Ника легла спать, поставив будильник наручных часов на пять утра. Двух часов ей хватит, чтобы завершить перевоплощение.
Легко сказать — спать! Сна не было ни в одном глазу. Сколько Ника ни ворочалась, уговаривая себя и понимая, что завтра она будет ни к чему не годной, если не выспится, — ничего не получалось. В голову лезли всякие дурацкие фантазии: вот у нее все идет по плану, Кирилл влюбился в «Лизу» по уши и признается в любви. Ника уже принялась проговаривать про себя воображаемый диалог, но вовремя опомнилась. За свои двадцать пять лет она успела убедиться: если придумать что-то и проиграть в уме — точно не сбудется. Железно. Этот закон проверен уже многократно. Ну вот, например: когда они только- только познакомились с Кириллом и еще не жили вместе, то решили поехать с его приятелем на машине на Валдай. Отъезд был назначен в семь утра. Накануне они проговорили по телефону до двенадцати, и Ника перед тем, как уснуть, стала представлять себе эту поездку в подробностях: как они поедут кататься на лодке, что скажет он, что скажет она, что будет вслед за словами… Наутро они никуда не поехали — у приятеля не завелась машина.
Чтобы отвлечься от планов на будущее, Ника стала думать о прошлом. Как все у них с Кириллом началось…
Они познакомились случайно в арт-галерее на выставке работ какой-то американской феминистки. Феминистка была знаменитой, а выставка модной. Везде мелькали лица, известные по телеэкрану и по картинкам в глянцевых журналах. Ника там оказалась по приглашению владелицы галереи, дочки одного из друзей ее отца. Отец Ники был не только талантливым художником, но и хорошим человеком — большая редкость в артистическом мире. Наверное, поэтому его друзья до сих пор и не забывали о Нике. Хозяйке галереи Ника была неинтересна, поэтому, выполнив просьбу родителя, она мило поздоровалась и тут же упорхнула. Ника сиротливо бродила по залу, проклиная себя за то, что согласилась прийти. И набрела на столь же сиротливое существо. Высокий, плечистый парень стоял один посреди зала и беспомощно поглядывал по сторонам. Тусовщики собирались в группки и кучки, смеялись и пили шампанское. Парень же явно был чужим на этом празднике жизни.
Кирилл — а это был он — попал на вернисаж потому, что очень хотел туда попасть. Когда-то он неплохо начинал как художник, возил свои работы на просмотр к К. и к М., получал одобрительные отзывы и собирался поступать в Суриковское. Но так и не собрался. Пришли «новые времена», его родители, инженеры, работавшие на «оборонку», теперь не могли создать условия для творчества любимому чаду, и чаду пришлось самому заботиться о себе. Две-три картинки, проданные почти за год стояния в Измайлове, погоды не делали. В России живопись никого не интересовала, а для того, чтобы продаваться на Западе, нужно было иметь достаточно известное имя или своего человека в «нужных» кругах. У Кирилла не было ни того, ни другого, и пришлось сменить профессию. Он устроился охранником в Бета-банк — пригодилось подростковое увлечение карате. Но несостоявшееся артистическое призвание терзало и мучило. Кирилл не оставлял надежды — возникнет благоприятный случай, и он снова вернется к живописи. А пока в ожидании перемен он зарабатывал достаточно и старался не терять связи с бывшими соратниками по искусству. Один из таких соратников и прихватил его с собой на нынешний вернисаж. «Понимаешь, старик, там будет масса нужных людей, — объяснил он Кириллу. — Ты главное — не теряйся».
И вот теперь Кирилл стоял один посреди зала и озирался по сторонам. Нике стало жаль этого сильного парня, растерянного, как пятилетний мальчик в незнакомой толпе. Она подошла к нему, тронула
