людей? Тоже возможно. Может ли ошибиться целый народ? Почему бы и нет? Наш народ долгие годы строил социализм – идеал Свободы, Равенства и Братства. Не получилось. Эта ветка развития оказалась ложной. За поставленный великий эксперимент наш народ заслуживает величайшей благодарности всего человечества. Но должен идти теперь как все – по камням.
— Кажется, народ уже ошалел от всего, что на него свалилось, — говорил Пальмский, — крыша поехала.
— Да уж, тут ошалеешь. Слыхал анекдот? Два врача спорят: что такое перестройка? Один говорит – открытый перелом, другой – привычный вывих.
Старое умирает со смехом, говорил Маркс. Юмористы – Жванецкий, Хазанов, Шифрин – переквалифицировались в сатириков и тоже внесли свой вклад в перестройку: «В то, что государство что-то добавит – не верю. В то, что отнимут что-нибудь – верю сразу и безоговорочно. Как бы нам не стало лучше жить – вот о чем беспокоится государство»… «Не понимаю, может быть, государство хочет сократить население, чтобы уменьшить нагрузку на территорию?»… «Издательство «Голодная Россия» выпустило «Книгу о вкусной и забытой пище»… Рецепт: язык под майонезом – набрать майонез на язык и выплюнуть». Остроумно. Все смеются.
Так сознание большинства подготавливалось к слому старого строя и к лучшей жизни. Тот же, чье сознание не перестроилось, получил прозвище «совок».
Итак, как сказал Горбачев, Перестройка – это революция. Сбылась мечта… Это очень романтично – по своей воле, без давления сверху, в кругу товарищей по общей идее бороться за лучшую жизнь для народа.
В 1988 году книжница Захаревич привела в ЛЭМ Илью Константинова, как он понял, конспиративно, не спросив начальство. Будущий знаменитый демократ, а пока кочегар котельной (почетная должность диссидента), расхаживал перед десятком собравшихся и снисходительно разъяснял азы демократии. Колесов раздражился, сказал что-то колкое и ушел…
С подачи той же книжницы он попал на собрание клуба 'Перестройка' в ДК имени Ленсовета. Клуб организовали десять интеллигентов с целью, как они утверждали, поддержать Перестройку идеологически, интеллектуально. Собрание проходило спокойно, в духе научного семинара. В конце его член клуба Нестеров объявил о проведении митинга на Сенной площади. Колесов загорелся – явно революционное мероприятие. Приехал в назначенное время, остановился в вестибюле метро, видит: на улице стоят две группы – несколько человек во главе с Нестеровым и чуть поодаль милиция. Через двадцать минут обе группы разошлись. Интересно, как милиция узнала о готовящемся митинге?
Передовик демократии. Лет двадцать назад секретарем комсомольской организации ЛЭМа был Петя Филиппов. Молодой инженер, придя к институт сразу после вуза, пошел не в инженеры, а в комсорги. Его бурная энергия била ключом: собрания, заседания, мероприятия, начинания и почины. Вскоре он был объявлен лучшим комсоргом Ленинграда. Директор ЛЭМа был доволен, хотя и не вникал в Петины изобретения. Девицы из комсомольских органов, как говорится, писяли от восторга.
Колесов, заместитель секретаря парткома, тоже восхищался, хотя, конечно, не это самое. Более всего его восхитила Петина наглость по поводу священной коровы – социалистического соревнования. Петя заявил, что комсомольцы не должны участвовать в соцсоревновании по своей научно-проектной работе, поскольку, мол, их работа и так вся творческая по самой сути, не может нормироваться и перевыполняться. Поэтому соревноваться нужно по другим показателям, в основном общественным. Это вообще-то верно, но могло пройти в системе только благодаря буре и натиску неистового Пети.
Через год ударной работы он пришел к Колесову поникший и тихий. Долго рассказывал, что вся эта комсомольская суета бесполезна, в райкоме и обкоме формализм и показуха и т. д. и т. п. Упомянул о старшем брате, который давно работает в комсомоле и партии, относится ко всему просто и цинично.
— Но я так не хочу.
'Какой прекрасный молодой человек', — растроганно подумал старший товарищ.
— Валентин Иванович, посоветуйте, как быть – у меня кончается кандидатский стаж для вступления в партию. Может быть, забрать документы, ничего дальше не оформлять?
— Да что вы, Петя, зачем себе жизнь ломать, оставлять за собой такой хвост в анкетах. Я давал вам рекомендацию на кандидата, теперь дам на вступление в партию.
Так и решили. Впоследствии Петя Филиппов перешел на большой питерский завод начальником вычислительного центра, работал там до Перестройки.
В октябре 1988 года Колесов встретил его на собрании клуба 'Перестройка', он был одним из его основателей. Большой, грузный, но подвижный, брызжущий энергией. Талантливый популяризатор рыночной экономики, печатался в журнале 'ЭКО', ярко, напористо, общедоступно агитировал за рынок и против плана. О прошлом они не говорили, так и осталось непонятным, вспомнил ли он тот комсомольский эпизод. Колесов, к тому времени ставший председателем совета трудового коллектива, пригласил его выступить в ЛЭМе, поддержать начатую ими борьбу за самостийность.
После собрания родилась идея: Филиппов со своими специалистами сделает экономическое обоснование – документ для переговоров с верхами. Оформили договор на оплату за эту работу. Колесов и Филиппов (других специалистов при нём не оказалось) занялись разработкой документа. Первый изложил фактические данные, далее писал Филиппов. Приведённые им примеры из жизни водителей и другие 'доходчивые' доказательства вызвали смущение. То, что годилось для популярного журнала и для экзальтированной публики, было вызывающе наивным для подачи в министерство. Колесов не стал спорить, сам отредактировал текст и, злоупотребив своей должностью председателя СТК, подписал у директора документы на оплату – в помощь демократии, утешал он себя.
Филиппов – самопровозглашенный экономист, по диплому он инженер. Но номер прошел: солидные люди всерьез называли его экономистом. Это ничего, кажется, с Марксом та же история. А митинговые слоганы Филиппова очень хороши. Как-то Колесов спросил:
— Петр Сергеевич, рынок – это прекрасно, но ведь насчет инвестиций он слабоват, у государства гораздо больше возможностей собрать большие средства.
— Государство способно только на рапортоёмкие инвестиции, — без запинки отрезал он.
Митинг на стадионе 'Локомотив' (октябрь 1988 года) — первый большой 'глоток свободы' в Ленинграде. Сотни людей, страстные речи, транспаранты, впервые поднят трехцветный флаг.
Восторг, пьянящая радость свободы. Пусть кто-то с кем-то не согласен, но пусть расцветает сто цветов, дурное отсеется, хорошее останется. Выступавшая в конце молодая женщина на предельном отчаянии складно кричала о страданиях народа и приговорила:
— И во всём этом виновата КПСС!
Митинг закончился.
Ленинградский народный фронт
В Политехническом институте Нестеров проводил собрание сторонников демократии, предложил записаться в списки желающих вступить в демократическую организацию.
Колесов сделал смелый шаг – записался. Смешно? В 1988 году – нет, не смешно, будущее оставалось туманным. Через пару месяцев ему позвонили, пригласили на собрание группы народного фронта Невского района. В аудитории института повышения квалификации собралось двадцать смелых людей.
Ещё большую смелость проявляли администраторы, предоставлявшие помещения для неформалов (так называли тогда тех, кто не вписывался в 'законные' структуры). Не за деньги, денег тогда не
