найти своего брата, — объяснил он. — А теперь Каролине стало плохо. Вот и все, прости меня.
Он пересек холл, чтобы взять свое пальто.
За его спиной Лиз произнесла:
— Не уезжай.
Он повернулся к ней, нахмурившись:
— Но я должен ехать.
— Позвони доктору в Страткорри, он о ней позаботится.
— Лиз, я должен ехать.
— Она так важна для тебя?
Он был готов возразить, но вдруг понял, что не хочет этого.
— Не знаю. Может быть.
Он принялся натягивать пальто.
— А как же мы? Ты и я?
— Я должен ехать, — повторил он.
— Если ты сейчас уйдешь, можешь больше не возвращаться.
Это звучало как вызов. Или как блеф. В любом случае это было не так уж важно. Он старался говорить мягко:
— Не бросайся словами, о которых потом пожалеешь.
— Кто сказал, что я о них пожалею?
Она скрестила руки на груди, обхватив предплечья с такой силой, что на ее загорелых пальцах побелели косточки. Казалось, ей стало вдруг очень холодно и она пытается саму себя удержать:
— Если ты не будешь осмотрителен, то пожалеть об этом придется именно тебе. Она выходит замуж, Оливер.
Он наконец надел свое пальто.
— Да ну? — переспросил он и принялся застегивать пуговицы.
Его спокойствие вывело ее из себя.
— Она не говорила тебе? Ну надо же! Да, да, она во вторник выходит замуж. В Лондоне. За многообещающего молодого биржевого брокера по имени Хью Рашли. Странно, что ты не догадывался. Но она ведь не носит кольца с помолвки, неправда ли? Она сказала, что оно ей велико и она все время боится его потерять. Так я ей и поверила! Ты не хочешь спросить меня, откуда я обо всем этом знаю, Оливер?
— Откуда ты обо всем этом знаешь? — произнес Оливер.
— Мне мать рассказала. Вчера утром по телефону. Понимаешь, Диана Карпентер — ее лучшая подруга, поэтому моя мать все про них знает.
Он повторил:
— Лиз, я должен ехать.
— Если ты уже влюбился, — произнесла она мягко, — послушайся моего совета: не теряй голову. У этих отношений нет будущего. Ты просто окажешься в дураках.
— Объясни своему отцу, что произошло, — сказал он. — Скажи ему, что мне очень жаль. — Он отворил дверь. — Пока, Лиз.
Она не могла поверить, что он не обернется и не вернется к ней, не обнимет ее и не скажет, что ничего этого не было, что он любит ее так же, как любил ее Чарлз и что Каролина Клиберн может сама о себе позаботиться.
Но он ничего этого не сделал. И ушел.
Водитель грузовика был крупным, краснолицым типом в клетчатой куртке. Он походил на фермера, и в его грузовике пахло свиным навозом, но он терпеливо ждал, когда появится Оливер, чтобы передать Джоди под его присмотр.
Оливер просунул голову в окно:
— Простите, что заставил вас ждать.
— Ничево, сэр, я ни разу не спешу.
— Большое спасибо за то, что подвезли мальчика. Я вам очень благодарен. Надеюсь, вам не пришлось ради этого делать большой крюк.
— Нет-нет. Я все равно ехал в свою долину из Страткорри. Я просто остановился промочить горло, и тут мальчишка попросил подкинуть его до усадьбы Кейрни. Он был расстроен, и мне неохота было оставлять его посреди дороги.
Он повернулся к Джоди и похлопал себя по колену огромной ручищей:
— Ну, теперь с тобой все в порядке, парень, ты нашел своего мистера Кейрни.
Джоди вылез из грузовика.
— Большое вам спасибо! Я не знаю, что бы я делал, если бы вы там не оказались и не согласились меня подвезти.
— Да ладно, ерунда. Может быть, кто-нибудь и меня так же подкинет, когда я буду на своих двоих. Надеюсь, твоей сестре полегчает. Доброй ночи, сэр.
— Доброй ночи, — сказал Оливер. — Еще раз спасибо!
Когда задние фары грузовика исчезли за поворотом дороги, он взял Джоди за руку и сказал:
— Ну, пошли. Не будем больше терять время.
Выехав на дорогу, где фары разгоняли сгустившуюся тьму, освещая знакомые повороты и изгибы, он произнес:
— Ну, рассказывай.
— В общем, Каролина опять заболела. Она сказала, что у нее сильные боли, и была вся бледная и в поту, и я не знал… Телефон… И потом…
— Нет, давай сначала. С того самого письма, которое она мне написала и оставила на письменном столе.
— Она сказала мне, что мы возвращаемся в Лондон. Но я сказал, что она
— Пятница — это сегодня.
Вот я все это и сказал. Просил просто подождать еще день. А она сказала, что для всех было бы лучше, если бы мы вернулись в Лондон, и написала вам это письмо. Но потом, в последний момент она… сдалась. Сказала, что мы поедем в отель «Страткорри», но только на одну ночь, это будет последняя ночь, и сегодня мы отправимся обратно в Лондон. Я сказал «ладно», и мы поехали в Страткорри, и миссис Хендерсон дала нам номер, и все было в порядке до завтрака, а потом она почувствовала, что заболевает, и сказала, что, наверное, не сможет вести машину. Поэтому она осталась в постели, а когда попыталась пообедать, то поняла, что ей станет плохо, и потом начались эти ужасные боли.
— Почему ты не сказал об этом миссис Хендерсон?
— Я не знал, что делать. Я все думал, что Ангус вот-вот вернется и все будет в порядке. Но он не возвращался, а Каролине становилось все хуже и хуже. И мне пришлось идти ужинать одному, потому что она сказала, что ничего не хочет, а когда я вернулся, она была вся в поту и выглядела так, словно спала, но она не спала, и я подумал, что она сейчас умрет…
В его голосе послышались истерические нотки. Оливер сказал, чтобы его успокоить:
— Ты мог мне позвонить. Мог отыскать номер телефона.
— Я боюсь телефонов, — проговорил Джоди, и его слова свидетельствовали о том, что он расстроен до такой степени, что готов признаться даже в своей тайной слабости. — Я не могу разобрать, что люди говорят, и всегда попадаю пальцем не в ту дырку, когда набираю номер.
— Так что же ты сделал?
— Я побежал вниз и увидел этого водителя, который выходил из бара, и он произнес, что едет домой, и вышел на улицу. Я пошел за ним, и сказал, что у меня сестра заболела, сказал ему про вас и попросил подвезти меня до вашей усадьбы.
— И тут оказалось, что меня там нет?
— Да. Этот добрый водитель вышел из машины, позвонил в дверь и постучал, и тут я вспомнил про миссис Купер. Он отвез меня к ее дому, и она бросилась меня обнимать, когда увидела, и сказала, что вы в Росси-хилл. А мистер Купер сказал, что подвезет меня, хотя он был в подтяжках и в шлепанцах, но водитель
