– Вы с ума сошли! – митра епископа тряслась от негодования. – Это богохульство! Ни одна конфессия не пойдет на это!
– Спокойно, мы просто пытаемся спасти мир, – сказал Вобер и повернулся к остальным: – Зайдем внутрь?
Раздраженный епископ остался позади, они протолкались через толпу перед входом в храм, который значился следующей мишенью безумного грандмастера. Верующие стекались сюда со всего Иерусалима, это живо напомнило Артему, как в Питер привозили пояс Пресвятой Богородицы, и как люди стояли сутками в очереди на улице, чтобы поклониться древней святыне.
– Ты уверен в своей идее? – спросил Клод.
– Не знаю, – вздохнул Артем. – Когда я стоял там и смотрел, как Балдур пожирает светлые души, мне показалось правильным подсунуть ему для разнообразия темных и посмотреть, что из этого выйдет. Он питается энергией, как вампир кровью, понимаешь? А что если изменить знак этой энергии с плюса на минус? Думаю, ему точно не понравится.
– Но почему сатанисты? Можно просто собрать кучку подонков-уголовников, их души явно не отличает праведность.
– Надолго ты их не зачаруешь, и деньги сейчас ничего не значат. А секту можно заинтересовать чем-нибудь нематериальным, например, воцарением их бога на земле. Эта затянувшаяся ночь как нельзя лучше подходит для такого исхода, не находишь?
Клод внимательно посмотрел на Артема и кивнул. Слабая улыбка тронула губы мастера.
Смолин с Ломовым тем временем ушли вперед с двумя израильскими полицейскими, прокладывающими дорогу. Артем остановился у мраморной плиты, над которой теплились лампады.
– Камень Помазания, – вспомнил о своем хобби гида приободренный Вобер. – Когда Иисуса сняли с креста, его положили именно здесь, умастили алоэ и мирром, а потом завернули в плащаницу. Справа, под Голгофой, вход в часовню Адама. Слева – проход к ротонде Воскресения.
Артем крутил головой и с интересом разглядывал пространство храмового комплекса. Это надо же, он словно прикоснулся к прошлому, своими глазами увидел истоки собственной религии! Массивные колоны, красочные фрески, величественные своды – всё это можно увидеть в большинстве храмов, но здесь действительно чувствовалось присутствие Бога. На эту гору, убранную сейчас в разноцветный камень и украшенную иконами и лампадами, когда-то восходил сам Иисус Христос. Здесь он принял смерть, его кровь стекла с Голгофы и омыла череп Адама, искупив таким образом первородный грех человечества. Неужели кто-то может усомниться в этом? Неужели кто-то хочет разрушить эту священную красоту?
Свет от множества свечей плясал на стенах, казалось, святые на иконах двигаются, мудро улыбаются и кивают юному дуалу. Повсюду стояли люди, гул молитвы наполнял храм. Полицейские свернули влево, Клод с Артемом постарались не отставать, протискиваясь между верующими.
Купол украшало изображение солнца. Посередине имелось отверстие, через которое днем проникали лучи настоящего светила, а сейчас чернела мгла. В центре круглого зала возвышалась ротонда Воскресения – сделанная из камня часовня, заключенная для прочности в каркас из металлических полос. Перед входом в неё стояли два архиерея в красно-золотых саккосах – один держал пучки горящих свеч, второй посох. От толпы молящихся их отделяли священники рангом пониже, в бело-голубом облачении. Зал наполняли звуки песнопения.
– Мы успели как раз к православной литургии, – пояснил Клод. – Богослужение расписано до утра, в три часа придут армяне, а после шести – католики.
– Армяне пролезли и здесь, – буркнул Ломов, разглядывая состоящие из многих арок стены. – Вон там хорошо бы посадить парочку снайперов для перекрестного огня, а вон там спрятать взвод спецназа.
– Конфессии не пойдут на это, – нахмурился майор, – Мы можем рассчитывать только на себя.
– Я думаю, мишенью Балдура будет как раз эта ротонда, – сказал Вобер. – Именно здесь находится кувуклия с Гробом Господнем, именно сюда сходит Благодатный огонь в православную Пасху. Это главное место храма.
– Вход один, – заметил Артем. – Балдур не сможет пройти незамеченным.
– В Мекке уже смог, – сказал Клод. – Давайте действовать по плану, ничего другого нам не остается.
– А где найти этих сатанистов? – спросил Смолин. – Да и есть ли они вообще в священном городе?
– Зло найдется везде, – ответил Вобер. – Потри хорошенько праведника и обнаружишь грешника. Раньше я бы посоветовал сходить на рок-концерт, а сейчас достаточно будет пройтись по окраинам – чем ближе конец света, тем больше тьмы на улицах.
Если храм даже снаружи освещали мощные прожектора, то на окраинах мрак разгоняли лишь редкие фонари. Сделанные из желтоватого камня дома походили друг на друга как близнецы. Людей на улицах было немного, жители предпочитали пережидать страшное время за крепко запертыми дверями, молясь и уповая на помощь небесных сил, а на худой конец – родного правительства. Ломов подозрительно оглядывал подворотни и всё порывался достать табельный глок. Заметив беспокойство напарника, майор хмыкнул:
– Кто-то нервничает?
– А как же иначе, Павел Аркадьевич? После всех этих событий только и ждёшь, что из темноты выскочит страхолюдина какая. Я думал, съездим спокойно к арабам, позагораем, искупаемся, поймаем нашего террориста и домой. А тут люди заживо горят из-за штучек колдовских… да что люди, солнце исчезло! Это уже, знаете ли, ни в какие ворота. Меня к такому не готовили.
– А кого готовили? Бери вон пример с Любимова – собран, спокоен, даже планы какие-то строит.
– Сравнили! Этот парень как раз в таких вещах разбирается, его целый мастер иллюзий учил, а у меня до сих пор в голове не укладывается… но вы не думайте, что от меня требуется, всё сделаю!
Впереди показалась освещенная факелами площадь. Около ста человек возбужденно гудели, окружив испещренную черными рунами бетонную тумбу. Стоящий на ней мужчина яростно размахивал руками, брызгал слюной и даже подпрыгивал от возбуждения, стараясь донести до толпы свои мысли. Многие люди подхватывали его слова, скандируя их на манер лозунгов. В сторонке скучали двое полицейских, но, несмотря на явную несанкционированность митинга, прекратить волеизъявление народа не спешили. В общем-то Павел их понимал – в такое время лучше дать людям выпустить пар на таком вот импровизированном форуме, чем позволить толпе крушить витрины магазинов и поджигать автомобили.
– Грядет конец света! – неистовствовал оратор. – Тот бог, которого нам навязывают веками, хочет уничтожить наш мир! Вам лгали! Поганый Христос никого не любит, это он вселенское зло, мы должны отречься от него и присягнуть истинному господину, в этом наше спасение! Вы хотите жить?!
– Да!
– Хотите любить жену, растить детей, заниматься любимым делом?!
– Да! Да! Да!
– Хотите жить свободно, без страха и оглядки на дурацкие заповеди?!
– Хотим!
– Вы свободны, я благословляю вас! Восславьте господа нашего Люцифера! Он защитит нас, он даст силы, он поможет нам! Грядет его царство, он снизойдет на землю и прогонит тьму! Приди к нам, сын зари!
– Люцифер, приди! Приди, Люцефер!
Люди потрясали факелами, многие опускались на колени и возносили молитвы темному небу. Несколько мужчин чертили мелом на пыльной брусчатке пентаграмму, другие расставляли в её углах свечи. Проповедник встал в центр, забормотал что-то, безумно вращая глазами. Смолин обернулся к Воберу.
– На ловца и зверь бежит?
– Достойный экземпляр, – кивнул Клод. – Дождемся окончания этой вакханалии. Сдается мне, сегодня Люцифер еще не почтит нас своим присутствием.
