результатов, хотя, конечно, общество Милдена было и само по себе приятно. И когда он предложил Ребекке перекусить, она с радостью согласилась, решив буквально воспринять слова отца о том, что она весь день вольна вести себя как ей вздумается. К тому же она и впрямь сильно проголодалась, потому что отправилась на прогулку, не позавтракав.
— Возможно, трапеза окажется не на привычном для вас уровне, — предостерег ее Милден.
— У барона Бальдемара едят не так, как в королевском дворце, — возразила она. — Уж как-нибудь не отравлюсь!
Они вдвоем прошли через главный зал, причем писцы принялись заинтересованно перешептываться, и Милден привел Ребекку в большое помещение с грубо сколоченными столами, примыкающее к дворцовой кухне. Здесь столовалось большинство челядинцев, поэтому тут было многолюдно и шумно: люди то и дело то приходили, то уходили, гремели тарелки, ножи и вилки. Кое-кто из присутствующих поздоровался с Милденом, а его спутница сразу же оказалась в центре всеобщего внимания.
Они набрали еды с раздаточного стола и уселись за один из свободных столиков. Милден извинился за здешний шум, но Ребекка заверила его в том, что это ей ничуть не мешает, да и действительно: многолюдный зал представлял собой живительный контраст по сравнению с уединенным утренним времяпровождением.
За едой Ребекка поведала спутнику об утренней встрече с Монфором, не забыв упомянуть и о том, что рассказала королю о работе самого Милдена. Архивариус немало удивился, а потом, как ей показалось, несколько встревожился.
— У Монфора нет времени на интерес к таким вещам, которыми занимаюсь я, — пояснил он. — Он человек слишком прагматического склада, чтобы интересоваться историей и преданиями. А когда задумаешься над тем, с какими проблемами ему приходится сталкиваться, то и вовсе перестаешь этому удивляться.
Ребекка и Милден поговорили о положении дел в стране, а потом, закончив трапезу, вернулись в Архив. Ребекка провела несколько часов за чтением изумительных историй, которые припас для нее Милден, припас именно их лишь потому, что они больше всего нравились ему самому. Относительно себя самой она так ничего нового и не узнала, но в конце концов, ласково распрощавшись с Милденом, вышла из Архива с головой, набитой бородатыми великанами, воздушными замками, музыкой, способной перенести человека с одного края света на другой, и челном из литого серебра, одиноко скользящим по глади окутанного со всех сторон туманом озера.
Вернувшись к себе, Ребекка словно сошла с небес на землю.
— Где это тебя носило! — накинулась на нее нянюшка. — Тут тебя молодые люди весь день добиваются, а я даже не могла сказать им, когда ты вернешься.
— Ну и ладно, я не хочу их видеть, — устало отбивалась Ребекка.
— Ну почему ты такая высокомерная и неприступная! — посетовала нянюшка. — Некоторые из них пошли на изрядные хлопоты, чтобы по-настоящему развлечь тебя. А ты как сквозь землю провалилась — и от них, и от меня тоже.
— Прости, нянюшка, но мне действительно не хочется, чтобы меня развлекали.
— Что ж, больше тебе на мужское внимание рассчитывать не приходится, — проворчала нянюшка, проворчала так, словно это и впрямь было для Ребекки серьезным наказанием. — Все махнули на тебя рукой, так что вечер нам предстоит скоротать друг с дружкой.
К вящему облегчению Ребекки, так оно действительно и произошло, они с нянюшкой мирно отужинали у себя в комнате. И когда Ребекка уже подумывала о том, чтобы отойти ко сну, вернулся Бальдемар — и настроение у него оказалось препаршивое. Причин своей злобы он женщинам объяснять не стал, ограничившись лишь словами о том, что они покидают столицу завтра же на рассвете. Затем удалился к себе в покои, предоставив Ребекке ломать себе голову над тем, что то ли Ассамблея принесла неудовлетворительные результаты, то ли ее собственное небрежение перспективными соискателями ее руки так рассердило отца.
— Ну а теперь ты здесь вообще ничего не увидишь. Вот так-то, барышня!
Это оказалось единственным замечанием, которое позволила себе, прежде чем отойти ко сну, старая нянюшка.
Хотя Ребекку и завлекло в водоворот зыбучей соли, ее саму это почему-то никак не затрагивало, и хотя девушке было страшно, ее страх оставался страхом не участницы, а зрительницы.
Рука, черная и покрытая шрамами, поднялась из ходящей ходуном белизны и бросила что-то в сторону Ребекки. Плоский предмет медленно поплыл по воздуху, переворачиваясь с одного бока на другой. Одна сторона его была пустой, тогда как на другой что-то было начертано — и Ребекка сразу же догадалась, что это.
Потом водоворот иссяк и «поднос» упал наземь, пустой стороной вверх. Шалунья, мех которой сейчас был кроваво-красным, с подозрением обнюхала камень. Потом посмотрела ввысь, на Ребекку, по-прежнему парящую в воздухе, и завыла. Ее тихий вой разнесся во все стороны.
— Переверни, Шалунья, — приказала Ребекка. — Переверни камень!
Бик осторожно дотронулся до камня передней лапой, затем, в последний раз взвыв, бросился прочь.
На камень опустилась нога в тяжелом сапоге.
— У меня мало времени на такие дела.
Ребекке не было видно, кому принадлежит нога в тяжелом сапоге, но голос этого человека она сразу узнала. Узнала и поразилась, что он, всегда относившийся к ней с такой добротой, ведет себя сейчас столь бессердечно.
— Там настоящее, а вовсе не прошлое, — взмолилась она. — И мне необходимо это прочесть.
— Только если я тебе это позволю, — возразил он. — А я этого делать не собираюсь.
— Прошу тебя.
— Сейчас ты мне скажешь, что среди моих врагов имеются и колдуны.
— Это так.
— И что мне стоит завести придворного мага.
— Да!
— И дождаться небесных знамений.
— Я — Прядущая Сновидения!
— Ты безумна.
«Посмотрела бы на это Эмер».
Нога в сапоге напряглась, втаптывая камень в пыль.
«Да и Гален тоже», — послышалось откуда-то издалека.
Нога исчезла, и камень сам собою перевернулся надлежащим образом. В письмена впечаталась темная земля, но от этого они стали еще отчетливее.
О Л Д У Н
К З А
О И Д Р Н
Р О
Я С Т Я Д
Прежде чем проснуться, Ребекка запомнила все буквы.
Глава 32
На следующее утро Бальдемар со спутниками выехал рано. Барон в дороге не жалел лошадей — и в итоге весь караван прибыл в Крайнее Поле поздним вечером второго дня, устроив в пути лишь один ночной привал. На протяжении всей поездки барон был замкнут и раздражителен, безжалостно пресекая любые попытки поговорить. Большую часть пути он провел в седле, пренебрегая сравнительными удобствами крытой кареты, к тому же пребывание на свежем воздухе избавляло его от необходимости отвечать на докучные вопросы. Прибыв в замок, он отдал несколько распоряжений постельничему, после чего проследовал прямо к себе в покои.
Ребекка устала, к тому же похожий на бегство отъезд из столицы расстроил ее; тем более, кстати, пришелся приход Эмер, потребовавшей у подруги полного отчета о пребывании в Гарадуне. Разговор их
