зашел сильно за полночь и прервался, лишь, когда у обеих начали слипаться глаза. Реакция Эмер на услышанное оказалась весьма для нее характерна.
— Но ты ведь всего этого не выдумала, разве не так? — спросила она.
— Все чистая правда. Клянусь тебе, — сонно пробормотала Ребекка. — После этой встречи в саду Монфор мне даже приснился. И я убедила его показать мне еще одну таблицу. Вот, погляди-ка.
— Ну а теперь я не сомневаюсь, что ты совершенно сошла с ума, — заметила Эмер, когда Ребекка показала ей листок бумаги, на котором теперь красовались три столбика загадочных букв. Тем не менее она с интересом уставилась на криптограмму.
— Я выясню, что это значит, даже, если потребуется, ценой собственной жизни, — провозгласила Ребекка.
Прозвучало это, пожалуй, чересчур драматично.
— Не стоит, — возразила Эмер. — А то мне тебя будет недоставать.
Она поднялась с места, зевнула.
— Пойду-ка я спать.
— Спокойной ночи, Эмер.
— Спокойной ночи, Бекки. И приятных тебе сновидений.
Как предписывал обычай, Рэдд вознамерился устроить празднество в честь возвращения барона в свои владения. Хотя праздник, на сей раз, был задуман как относительно скромный, постельничий все же пригласил для увеселения гостей нескольких музыкантов. Все эти приготовления оказались несколько скомканными из-за преждевременного возвращения барона, но, так или иначе, празднества не отменили: оно должно было начаться на следующий день сразу же после полудня.
Задуманное мероприятие заранее страшило Ребекку: во-первых, ей было известно, сколь не соответствует нынешнее настроение ее отца ожидаемому веселью, а во-вторых, ей не хотелось показываться на глаза Рэдду, что, правда, рано или поздно было все равно неизбежно. Осадок, оставшийся после их предыдущей встречи, еще не развеялся, и все, что ей удалось узнать с тех пор, только укрепило ее в изначальном мнении, тем самым еще более отдалив от наставника. Но все же ей хотелось сохранить его дружбу, и если примирению суждено было состояться, то надо было с чего-нибудь начинать.
На пир было приглашено всего около сорока гостей, и разместились они за тремя столами — за главным, за которым вместе с бароном и его дочерью расселись наиболее влиятельные на местном уровне люди, и за двумя примыкающими. Так что восьми музыкантам с традиционными духовыми инструментами, барабанами и лютнями нашлось, где развернуться. В ходе трапезы они наигрывали попурри из старинных песен, причем никто не обращал ни на музыкантов, ни на их игру никакого внимания. Ребекка была, возможно, единственной, кто внимал музыке, тем более что ее мрачный отец держался за столом молчаливо и отчужденно. Музыканты, решила она, хорошие, хотя ничего выдающегося. И лишний раз пожалела, что так и не послушала столичных виртуозов. И вот, когда она уже начала терять интерес к музыкантам, их вожак, выступив вперед, объявил, что один из них (а именно молодой парень, которому было на вид не больше лет, чем самой Ребекке) сейчас исполнит для высоких гостей нечто новое. Молодой человек вышел вперед, тогда, как его товарищи присели отдохнуть и лишь посматривали на него со снисходительными усмешками. В руках у него был струнный инструмент, похожий на недоделанную лютню, однако вместо того, чтобы щипать ее струны, он взял странный деревянный предмет под подбородок, обхватив рукой гриф. И заиграл с превеликой нежностью, ровными и хорошо отрепетированными движениями проводя по струнам длинной палочкой, похожей на распрямленный лук без тетивы. Хотя большинство гостей не обратило на парня никакого внимания, Ребекку сразу же очаровала его игра. Музыка, которую он исполнял, звучала странно и в то же время прекрасно; ранее ей никогда не приходилось слышать ничего подобного.
Шум пира, словно внезапно куда-то исчез, да и самих пирующих Ребекка видела сейчас сквозь призрачную дымку. Девушка закрыла глаза, позволив музыке проникнуть ей в душу, не встречая на своем пути никаких помех; красота и изумительное звучание покорили Ребекку. Мелодия внезапно переменилась, теперь неведомый инструмент звучал громче и с большей страстью. Новые ноты растекались в воздухе — от низких басовых до настолько высоких, что они с трудом воспринимались человеческим ухом. Ребекка открыла глаза и пристально поглядела на молодого музыканта. Теперь он играл на флейте, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг него. И все же одновременно с флейтой звучал и загадочный струнный инструмент.
Взметая в воздухе одно покрывало за другим, музыка росла и разрасталась, полная щемящей тоски и любовного желания, но вместе с тем исполненная истинным восторгом творения. Всей душой окунулась Ребекка в дивные звуки, не замечая ничего, что творилось за столом и вокруг него, ведая лишь одно: она стала свидетельницей подлинного волшебства.
К песням, которые играл этот музыкант, не было слов, но никаких слов здесь и не могло понадобиться. Любовь, страсть, сражение и предательство, интрига и тайна — все это и многое другое вызывали к жизни волшебные звуки. Ребекка видела перед собой ослепительно искрящиеся водопады, слышала раскаты грома в почерневшем небе, щурилась, глядя на снежную равнину в блеске солнечных лучей. Леса и горы проплывали перед ней, вот промелькнул огненно-рыжий хвост лисицы, морские чайки расправили белые крылья под кромешно-черными тучами, сине-зеленым гребнем сверкнула, на миг, выпрыгнув из воды, гигантская рыба…
И вот все закончилось. Когда музыкант доиграл до конца, в зале воцарилось удивительное молчание, словно даже ветер, свистящий в башенных бойницах, на миг застыл. Ребекка встретилась взглядом с молодым музыкантом — и буквально в одно мгновение они друг друга прекрасно поняли.
Но тут раздались аплодисменты, прервав тем самым волшебную паузу. На какую-то долю мгновения по лицу музыканта пробежала тень обиды и боли, но тут же в его душе возобладал исполнитель-профессионал. Другие музыканты опять принялись играть старые песни — и он начал им подыгрывать, но лицо его оставалось неподвижным, как маска.
Аудитории — за одним-единственным исключением — явно пришлась по вкусу подобная смена репертуара.
— Гадость какая, аж мурашки побежали, — прокомментировал услышанное один из гостей.
— Да, сейчас стало гораздо лучше, — согласился другой.
Ребекка поглядела на них, не веря собственным глазам. Никто, кроме нее, казалось, даже не подозревал о том, что случилось на самом деле, о том волшебстве, пленниками которого — пусть и всего на несколько минут — оказались все пирующие. И вот они без паузы вернулись в презренный и пошлый мир, очутились при дворе у захолустного барона, где люди могут только пить да нести всякий вздор, причем, даже не балагуря, а злословя. Ребекка же испытала невыразимое чувство утраты и начала даже сомневаться в том, действительно ли только что отзвучала волшебная музыка. Она чувствовала себя так, словно ее выжали досуха; ни голода, ни жажды она не испытывала, и заурядная музыка, которую исполняли сейчас, била ей в уши глухо и гулко одновременно.
Ветер вновь засвистел в бойницах на башнях, и Ребекка поняла, что этот заунывный звук теперь навсегда свяжется в ее памяти с лицом молодого музыканта, с отзвуками его замечательной игры, с томлением, со страстью, с желанием перенестись куда-нибудь на край света, потому что именно эти чувства обуревали ее сейчас.
Ребекке с трудом удалось удержаться от того, чтобы не кинуться к молодому музыканту немедленно. Она понимала, что подобное было бы немыслимо, и поэтому решила дождаться окончания застолья. При первой же возможности она, извинившись, уйдет и отправится к Эмер, сидящей за соседним столом. Так она и сделала — и ее подруга немало удивилась, услышав взволнованный шепот Ребекки, и, в свою очередь, разволновалась, поняв, о чем идет речь. Ребекка вернулась на свое место, глазами проследила за тем, как Эмер передает ее сообщение дальше, а потом принялась с нетерпением дожидаться окончания музыкальной части празднества. И как только отзвучали последние ноты, она встала и покинула зал — так, чтобы у всех создалось впечатление, будто она удалилась к себе. Бальдемар был уже порядочно пьян и не имел ничего против ее исчезновения.
Но вместо того чтобы вернуться к себе, Ребекка свернула за угол и поднялась на балкон галереи. Расположилась так, чтобы видеть дверь, ведущую в комнаты слуг и кладовые, и начала ждать. И прождала довольно долго. И все сильней и сильней нервничала, пока ждала. Где же он? Ведь он наверняка захочет прийти!
