что он, должно быть, подался в столицу, чтобы обзавестись новым инструментом.
Ребекка кивнула: ее сон получил подтверждение.
— Необходимо вернуть его, — повторила она.
Теперь больше, чем когда-либо, она была уверена в том, что троих колдунов необходимо собрать вместе.
— Мы делаем все, что в наших силах, — заверил ее Таррант.
«Только времени у нас мало», — взволнованно подумала она.
Клюни с Ансельмой проработали чуть ли не всю ночь, а потом немного поспали на освобожденной от всякого хлама постели. Через пару часов они поднялись с первыми рассветными лучами и проследили за тем, как солдаты уносят их драгоценную продукцию.
— Смотрите не уроните, — любезно предупредил солдат Клюни.
Ящики со взрывчаткой унесли. Их было, конечно, маловато для того, чтобы уничтожить или обратить в бегство целое войско, но, по крайней мере, хороший сюрприз можно было устроить.
Клюни наконец посмотрел на раритеты, оставленные ему Галеном накануне вечером, и взял в руки окаменевшую книгу.
— Интересно, — повертев ее в руках, пробормотал он.
— На это у нас сейчас нет времени, — прикрикнула на него Ансельма. — Наша смесь может скоро испортиться!
Алхимик без возражений вернулся к работе, однако через час, завершив еще один опыт, сделал перерыв и вернулся к заинтересовавшей его книге.
— А если попробовать той зеленой жидкостью, которая проела дыру в половицах, — начал он.
— Только осторожней, Клюни, — предупредила мужа Ансельма, но теперь она и сама была заинтригована.
Они нашли окисляющую жидкость и осторожно капнули той на обложку. Капли, попав в щели переплета, зашипели, а затем из этих щелей брызнули язычки пламени. Алхимик поместил книгу в камеру с туго притертой крышкой, которую он называл своей «печью», и оставил ее там на время, пока они с женой перекусывали. Затем, надев на руки толстые перчатки, достал книгу. Но и теперь попытки раскрыть книгу не привели к успеху, и Клюни вполголоса выругался. Ансельма внимательно наблюдала за его действиями. Она заметила, что одна из щелей вроде бы стала малость пошире. Ансельма подошла к верстаку, взяла большой молоток и металлический мастерок.
— Попробуй-ка этим, — предложила она. — Как если бы клин вгонял.
— Любовь моя, ты гениальна! — воскликнул ее муж.
— А если и это не поможет, — добавила Ансельма, — то шарахни по ней чем-нибудь тяжелым.
Они улыбнулись друг другу, и Клюни загнал металлический клин в щель под обложкой.
— Пошел.
Он резко стукнул молотком — и обложка, затрещав, отделилась, обнажив титульный лист из окаменевшего пергамента.
— Удалось, — выдохнул Клюни.
Они уставились на страницу, на которой вполне отчетливо можно было увидеть семь кругов, в каждый из которых был вписан знакомый и с виду бессмысленный набор букв.
Глава 72
— Ам-можно м-мне посмотреть к-картину Кавана, на к-которой изображен монах? — попросил Кедар.
— Разумеется!
Ребекка начисто забыла о своей находке из далекого детства. «Со своим особым даром и профессиональными познаниями Кедар, возможно, увидит на картине нечто большее, чем удалось рассмотреть мне». Подумав так, она тут же вместе с художником направилась в Восточную башню.
Они прошли всего несколько шагов (а Эмер, Гален и Эннис тоже присоединились к ним), когда Ребекка вспомнила, что картина теперь находится не в потайной комнате, а в шкафу у нее в спальне. Она сама перенесла ее туда перед внезапной и роковой стычкой с Крэнном. А в ее покоях сейчас квартировались приближенные короля. Девушке предложили освободить для нее эти покои, но она отказалась — воспоминания о собственной комнате с недавних пор были окрашены в слишком мрачные тона.
Ребекка объяснила друзьям внезапную смену маршрута, добавив, что она надеется на то, что с картиной за это время ничего не случилось. Ее апартаменты были пусты, и она действительно почувствовала себя здесь неуютно. Комнаты были прекрасно знакомы ей — и все же она больше не ощущала себя здесь дома. «Неужели такие перемены произошли всего за несколько дней?» — подумала она, обратив внимание и на вновь появившуюся мебель, и на карты с остальным штабным инвентарем, разбросанным по всей комнате.
Она достала картину из шкафа.
— Ох!
В первое мгновение девушке показалось, будто злую шутку с ней сыграли ее собственные глаза, но потом она сообразила, что тут произошло. И показала картину друзьям, которые столпились вокруг, предоставив, однако, Кедару самое почетное место.
— Он исчез! — воскликнула Эмер.
— А выглядит так, словно на минуту сошел с холста? — косо усмехнувшись, добавил Гален.
На картине Кавана был теперь изображен голый стол, монах и шахматная доска исчезли. Каменные стены на заднем плане проступили несколько четче, чем запомнилось Ребекке, и теперь было видно, что они заставлены книгами. А в середине стены появилась дверь, которую Ребекка никогда не видела. Дверь была распахнута, а из дверного проема лился яркий свет.
Все смотрели на одну и ту же картину, но каждый из них увидел что-то свое.
«Выходит, партия закончилась, — подумала Ребекка. — Интересно, выиграла я или проиграла?» Правила усложненных шахмат по-прежнему оставались ей неизвестны. А свет, льющийся из-за двери, разбередил ее воображение. Он был белым, чистым, но каким-то неестественным. «Для тебя, дитя мое…»
Эмер задрожала, зрелище показалось ей жутковатым.
— Почему он ушел? — тихо спросила она, но никто не удосужился ответить.
Галену комната показалась смутно знакомой, и он поймал себя на мысли: а куда подевалась лестница?
— Возможно, все это что-то вроде сказки, — подумала вслух Эннис. — Игра, смена чувств на лице у монаха, появление чудовища. А теперь он ушел. Хотелось бы мне знать куда?
— И вернется ли он? — подхватила Ребекка.
Кедар молчал, его обуревали на редкость сильные чувства. Он не столько увидел, сколько почувствовал ауру двух сознаний: одного из древности, а другого — еще не родившегося. Сейчас в одной комнате с ним находился Каван, и здесь же был Эдель, и здесь же бесконечной цепочкой выстроились другие. И, конечно молодой художник не мог не восхититься мастерством Кавана. Даже сейчас картина со столь простой композицией и изображающая столь приземленный предмет жила своей жизнью. Кедар, вглядывающийся в картину, ничуть не удивился бы, если бы сейчас в лучах света из дальней комнаты возвратился монах. «Куда же он подевался?» — подумал он, но картина не давала ответа на этот вопрос. «Она такая древняя, а краски не потрескались и совсем не выцвели». Кедар попал под очарование картины, ему казалось: еще мгновение — и он сам шагнет на полотно.
— Что же пытался объяснить нам Каван? — спросила Ребекка. — Во всем этом должно заключаться какое-нибудь послание.
Кедар очнулся от забытья.
— Не знаю, — тихо проговорил он.
Картина бесконечно притягивала его, но вместе с тем и невероятно напугала. Это было самое настоящее колдовство. Он не смел и надеяться на то, что когда-нибудь сам проникнется подобной силой.
— Может, она еще раз изменится, — предположила Ребекка. — Я теперь буду за ней приглядывать.
Она взяла картину под мышку, решив отнести ее в покои к Рэдду.
