Это были первые ласковые слова любимого голоса после того памятного вечера, когда в рай ее любви заползла змея.
И сила этого голоса была так велика, что заставила затрепетать сердце молодой девушки, на глазах которой блеснули слезы.
С большим трудом овладела собой Полина. Смахнув непрошенные слезы, она ответила:
– Нет, я здорова! Но я перенесла за это время много горя и выстрадала больше, чем за всю мою жизнь!… Но скажите, где вы пропадали и почему молчали так долго?
– Я был в Виртемберге, у постели смертельно больной тетки. А затем тяжелая и продолжительная болезнь отняла у меня силы и желание писать письма.
Геллиг не хотел, чтобы Полина узнала, что Леонора была его матерью, а не теткой, о чем упросил умолчать пока и барона Рихарда.
– Боже мой, вы были опасно больны и один? – с искренним чувством беспокойства воскликнула молодая девушка.
– Совершенно один! Моя тетка умерла, и в день ее похорон со мной сделалась нервная горячка!
– А теперь, как вы себя чувствуете?
– Очень хорошо! Только еще слабость временами схватывает меня!
– Откуда вы сейчас приехали?
– Из столицы!
– Видели вы дядю Рихарда?
– Я прямо от него.
– О, тогда вы должны знать последние новости! – оживилась Полина. – Не сообщите ли вы мне что- нибудь радостное?
– Три дня тому назад Гедвига – невеста барона Альфреда. Не знаю, переменились ли ваши взгляды настолько, чтобы вы могли видеть в подобном союзе залог счастья?
Молодая девушка задрожала.
– Вы правы, задавая мне подобные вопросы! Но мои взгляды давно изменились! – смущенно сказала она.
– Разрешите поблагодарить вас за участие, проявленное вами к бедной Гедвиге!
– Благодарность не нужна тому, кто следовал влечению своего сердца! – грустно заметила Полина. – Не Гедвига искала моей дружбы, а я – ее! За это время она сделалась моим единственным утешением, потому что она поняла меня и делила со мной мое горе! Но разве Гедвига больше не вернется сюда?
– О, непременно! Вот вам письмо от г-жи Блендорф, в котором она сообщает вам, что как только представит нареченных нескольким семействам, Гедвига приедет сюда с женихом и бароном Рихардом.
– Я очень рада этому, потому что мы на зиму останемся здесь!
– Почему?
– Папа серьезно болен! Он упал с лошади на охоте и жизнь его до сих пор еще в опасности! У него повреждены легкие!
– О, тогда, конечно, лучше всего оставаться господину полковнику здесь! Полное выздоровление может начаться лишь с наступлением весны!
Лакей внес лампу, которую поставил на стол и удалился.
– Разрешите откланяться! – поднялся Геллиг. – Я слышал, что вы приказали оставить за мной мое прежнее помещение, и потому воспользуюсь вашей любезностью на несколько дней! Кроме того, я должен принести вам искреннюю благодарность за Дианку, у которой все четыре ноги по-прежнему бегают! – шутливо прибавил он.
– О, Дианка такая прелесть!
– И она не надоедала вам?
– Вы желаете мне напомнить о „той слабости“? – с грустной улыбкой спросила Полина.
– Нет, нет, что вы! – возразил Ганс. – Я только радуюсь вашей доброте!
Поклонившись, Геллиг вышел, пожелав спокойной ночи.
Полина быстро погасила свет и подошла к окну, следя за удаляющимся силуэтом, но Геллиг ни разу не оглянулся на окно, за которым она притаилась с сильно бьющимся сердцем.
Услышав его смех, когда он разговаривал с Антоном во дворе, девушка грустно улыбнулась. Он смеялся, а ей хотелось плакать.
Значит, его боль прошла, зато ее страдания увеличились во много раз. Когда любимый человек манил к себе ее сердце, она покорилась, но только на минуту! Гордость, самолюбие, все злые духи ее мятежной души были попраны, но не уничтожены, и вскоре заговорили с еще большей силой. Победа обратилась в унижение!
Геллиг тогда хотел сорвать еще не созревший плод, а теперь, когда плод был полностью созревшим, он не замечал его!
17.
Полина держала в руках шкатулку с инкрустациями, когда раздался стук в дверь. Она поспешила запрятать шкатулку в денежный шкаф и подошла к двери.
– Фрейлейн Полина, – сказала горничная, – вас просят сойти вниз, приехали барон фон Браатц с фрейлейн Гедвигой и ее женихом!
– Я сейчас приду! – ответила Полина.
Бросив быстрый взгляд в зеркало, молодая девушка спешным шагом проследовала в зал, где находились прибывшие.
Гедвига бросилась к ней на грудь, и они поцеловались.
– О, Полина, как я счастлива! – сияя, воскликнула Гедвига.
– Ты заслужила свое счастье и вполне достойна его, потому что сумела удержать его за собою! – серьезно заметила Полина, еще раз целуя невесту.
Затем она подошла к дяде Рихарду, который стоял рядом с Геллигом.
– Дорогой дядя, теперь у тебя есть прелестное дитя – Гедвига, но не забывай и меня! Ее теперь окружает всеобщая любовь, а у меня только ты один!
Вошел дворецкий и доложил, что кушать подано.
Когда все двинулись в столовую, причем больного полковника вела под руку Полина, барон Рихард тихо произнес, обращаясь к сыну:
– Ты же знаешь, что я люблю Полину, как мое родное дитя, почему же ты не разрешаешь поделиться с нею моим счастьем?
– Нет, нет, отец, потерпите еще немного, – просил Геллиг. – Мне необходимо, чтобы она еще считала меня мещанином!
Барон пожал плечами, но настаивать не стал.
За столом шел оживленный разговор, а после обеда мужчины удалились в комнату Геллига. Только Блендорф предпочел сигаре общество Сусанны, удалившейся с ним в гостиную.
Мужчины, опустившись в кресла, с удовольствием молчали, занятые пусканием колец дыма к потолку.
Альфред вертел на пальце кольцо, которое вдруг соскочило и упало к ногам Геллига.
Ганс нагнулся, поднял кольцо, взглянул на него и побледнел.
– Великий Боже! – простонал он. – Откуда у вас это кольцо? – спросил он Альфреда.
– Это кольцо дала мне Гедвига в обмен на мое! Оно принадлежало ее матери!
И Альфред поспешил рассказать историю кольца.
– Кто же виновник несчастья матери Гедвиги? – запинаясь, спросил барон Рихард.
– Герштейн… – ответил Альфред, помнивший разговор полковника с Гедвигой в доме пастора.
Старый барон в ужасе откинулся на спинку кресла, а Ганс прошептал:
