замке. — Моя безопасность мне дороже…
— Феодал несчастный! — услыхал он через стену.
Адвокатская контора 'Рошаль и сыновья' помещалась в высоком и узком каменном доме, стиснутом другими такими же домами в одном из многочисленных кривых переулочков Тверженской слободы. Наверное, чтобы пострадавшим от принципальского правосудия — как водится, самого справедливого в мире! — было удобнее. Недалеко ходить. Но Болард, пересекший из конца в конец весь бестолковый город, изрядно запыхался и устал. Впрочем, сердиться на самого себя тоже смысла не было. Барон нарочно не велел седлать коня или закладывать экипаж: очень уж интересно было, как воспринял славный Настанг известие о чудесном исчезновении невинно убиенного князя Кястутиса. Выходило, правду сказать, что никак не воспринял. Торговки на углах орали со всегдашним ленивым воодушевлением, предлагая свой товар; крыжаки на перекрестках попадались в точности столь же часто; на лицах прохожих лежало привычное сонное благодушие. Даже кошки в подворотнях провожали Боларда равнодушными зелеными глазами.
Почти у самой Твержи Болард поймал за шиворот мальчишку с табличками, сунул ему медяк и взамен получил залитую воском деревянную плашку — зародыш будущих СМИ. Нацарапанный на табличке текст кратко и доходчиво разъяснял, что пропажа тела благородного князя Ивара — которого, между прочим, ожившим никто пока не видел — есть никак не чудо Божие, а происки гербельских индигатов. Упоминалось также, что скоропостижное погребение усопшего не следует полагать зловредными кознями мерзких еретиков или безутешных родственников, поскольку… ну и так далее. В заключение неизвестный и талантливый автор спешил напомнить благородному сословию, сколь вредны и богопротивны дуэли, и что слухи будут караться и пресекаться в корне вплоть до высшей меры, а индигатов всех повыловят, и если кто чего увидит или услышит, то обязан сообщить. Куда и кому следует. Но, видимо, ни дону Ивару за чудесное исчезновение, ни его злокозненным врагам кары земные и небесные не грозили. В отличие, правда, от тех, кто непрошено во все это влез. О таковых, впрочем, пресса молчала.
Прочитав все 'от яйца до яблока', Болард чертыхнулся и что было сил швырнул плашку в реку. Задумчиво сосчитал шлепки по воде: восемь, маловато…
У дубовой окованной бронзой двери в адвокатские пенаты стоял величественный привратник, и когда Болард попытался войти, загородил ему путь животом.
— Алессандро, старина, — протянул Болард преувеличенно радостно, — ты меня не узнаешь?
Привратник поджал губы:
— Не имею чести.
Дон Смарда подосадовал, что обожжена рука, ведь если придется сдвигать тушу с места, орать будут двое. А шуму не хотелось.
— Мэтр Рошаль у себя?
— Мэтр Рошаль не принимают.
— А сыновья мэтра?..
— Какие сыновья?! — Алессандро смерил Боларда уничижительным взглядом и позволил себе вслух усомниться в благородстве благородного дона и в его же трезвом уме и порядочности. Это привело барона в ярость. Болард оторвал дверной молоток, переломил надвое длинную ручку и с обломками пошел на привратника.
Как на медведя.
Тот не вынес напора.
С размаху ворвались они в полутемную переднюю и споткнулись о лестницу. Болард тут же вскочил, привратник пыхтел внизу.
— Что там, Алессандро?
Хозяин стоял на площадке, прислоняя ладонью свечу.
— Это я, Рошаль, — отбрасывая молоток, сказал Болард.
— Входи. Пропустите его, Алессандро. Предупредите Шарля, что меня нет. Пусть сам принимает клиентов.
Дон Смарда поднялся в знакомый скудно обставленный покой с деревянным восьмиконечным крестом на беленой стене. В покое было светло, и Анри экономно задул свечу. Болард покосился на крест, пожал плечами. Если бы господа легионеры сюда невзначай пожаловали, контора 'Рошаль и сыновья' точно прекратила бы свое существование. Как, впрочем, и сам Рошаль… Барон не сразу сообразил, что крест не орденский, а самый обычный, ренкорский, к иностранцам же в Подлунье относятся вполне лояльно и исповедовать собственную веру позволяют. Это в своем отечестве пророка нет, а в чужом — очень даже…
Болард взглянул Рошалю в лицо. Он уже успел убедиться, что события этой недели весьма ощутимо сказываются на людях. Но канцлер не изменился. Он, кажется, не менялся вообще: напитанная смолой статуя с синей судейской мантией на покатых плечах. Каждый раз напоминал он Боларду египетского жреца, и ассоциация того уже начинала раздражать.
Мэтр не предложил гостю сесть и сам стоял. Тогда Болард уселся без приглашения.
— Тоже начнешь с попреков? Или сразу повесишь?
— Дурак, — холодным резким голосом отозвался Анри, накидывая на дверь засов. — Будь любезен, пересядь от окна.
— Не бойся, — дон усмехнулся краем рта. — Что страшного в том, что я пришел к известному адвокату? Весь Настанг знает, что мы до сих пор не уладили с молодой баронессой Смарда имущественный спор.
— Ты прав.
Они замолчали. Рошаль не двигался. Болард сидел, уложив руки на колени. Ни один из мужчин не спешил заговорить. Терпение канцлера было бесконечным. Тогда Болард от нечего делать стал крутить на пальце магистерское Кольцо, повернув его камнем наружу и пуская Анри в лицо лиловые зайчики. Рошаль водил за Кольцом глазами, и зрачки его ходили, как у кота в часах. Наконец у адвоката не выдержали нервы.
— Убери, — сказал он, отворачиваясь.
— Узнал?
— Разумеется, — адвокат прерывисто вздохнул. — Только не пойму, откуда ты его взял.
— А ты пошевели мозгами, — усмехнулся Болард. — Пошевели, если газет не читаешь.
Лицо Рошаля удивленно вытянулось, и Болард спешно поправился:
— В смысле — табличек…
— Читаю. Ну и что? Дерево стерпит.
— Только не думай, что я ограбил труп.
Рошаль сел напротив, будто сложившись пополам:
— Дай!
Болард положил ему в ладонь Кольцо. Канцлер поднес его к самым глазам, и губы у него задрожали. Он сжал Кольцо в кулаке:
— Ну, хорошо. Допустим, я тебе верю. Но я не понимаю…
— Магистр у меня.
Рошаль из бронзового стал серым.
— Ты с-соображаешь, что говоришь?!
— Да.
Господи!..
Аушрас Вартай, голубиный гром над ликом Оранты… Мальчишка Ивар с княжьим мечом в руке… Какое право имеет Болард испытывать Рошаля надеждой?!
На церемонию похорон дона Ивара были званы немногие: принципал, нобили и высшие церковные чины. То, что Рошаля позвали тоже — несмотря на негласное сопротивление Синедриона, науськанного Гражиной, несмотря на то, что он не дворянин — было почти чудом. Впрочем, сыграли роль известное имя
