— Пора начинать, — тихо сказала Гражина. — Кястутис должен быть разрушен. Так?
— Ты же сама знаешь, — поморщился Ингевор. — Мне это тоже не нравится. Но гнездо мятежников… Отправляйте парламентеров!
Несколько человек, испуганно размахивая белым флагом, вышли на поле перед замком.
— Его милость претор Подлунья Луций Сергий Ингевор обещает вам жизнь, если вы сложите оружие! Никто из вас не будет преследоваться как мятежник! Вам обеспечат безопасный проход на север! Прекратите сопротивление законной власти!
— И ты их пощадишь?
Ингевор криво усмехнулся.
— Я хочу собрать страну назад. К милосердным идут намного охотнее, чем к кровожадным.
— И все же?
— Они не сдадутся. Ты же знаешь. Зато везде будут говорить о милости претора. Что он до последнего увещевал заклятых врагов.
— Здесь находится ваша госпожа! — надрывался парламентер. — Преклоните колена перед сюзереном!
— Сюзерена здесь нет! — рявкнули со стены. — Наш господин — князь Ивар!
— Князь Ивар мертв!
На стенах раздался дружный хохот. Человек двести, оценил претор. Считая, что смеется каждый третий. К вечеру все будет кончено. Хорошо. Такие дела надо делать быстро.
— Откройте…
— Пошли на! — вниз полетел горшок с дерьмом.
Парламентеры помчались к основным войскам, пригнувшись, прижав к груди флаги, словно это были боевые стяги, а не белые тряпки.
Ингевор поднял руку, прикрыл глаза, и резко махнул.
Два раската грома прокатились над войсками осаждающих. Стоном ответили стены. Гавкнули мортиры — больше для шума, чем для пользы.
Одна пушка в Кястутисе все же была — ядро долетело до королевской батареи, но никакого вреда не причинило — укрепляли в расчете на куда больший калибр.
Мерно гремели орудия, пробивая брешь в стене. Работа не быстрая, но по треску и взметнувшимся обломкам, верная. Ингевору принесли походный стул. Гражина опустилась просто в траву. Смолкли пичуги, теперь в промежутки между выстрелами слышен был только ветер.
Распахнулись ворота замка — и около сотни человек высыпало наружу. Двадцать всадников, почти слившись с лошадьми, галопом метнулись к батареям. Следом с диким ором бежали пехотинцы.
Две полукогорты, уперши перед собой пики в землю, быстро и ладно выстроились перед батареями. Сразу же в ряды напротив воротной стрельницы ударило ядро — раскидало мясо, сверкнули доспехи. Ингевор скрипнул зубами. Но латники немедленно сомкнули строй. За когортой споро вытянулась цепочка лучников.
Полдесятка атакующих всадников выбили стрелы — остальные споткнулись на пикинерах. Развернулись и отступили, уходя из-под удара, раздвигая собственную пехоту. И тогда Ингевор, отрезая их от ворот, двинул в бой тяжелую конницу.
Подбежал вестник в грязно-белом сагуме с «тау» на плече:
— Мы их смяли!! Вот-вот войдем в замок!!
— Потери?
С лица мальчишки стерло азарт и улыбку.
— Потери!! — повторил Ингевор.
— Всадники… все целы… Почти.
— Пехота?
Вестник опустил глаза.
— Убитых восемьдесят. Полтораста ранено. Еще около двухсот — легкие ранения, готовы драться дальше.
— Приказ Клаудию — пятую когорту на смену. Первой и четвертой — следовать за конницей. И… Пушкарей взять живыми.
— Вы хотите их переманить к нам? — приподняла брови Гражина.
— Я хочу отдать их пикинерам. Пусть сами решат, что с ними делать.
— Ингевор Справедливый, — бросил Гражина, когда мальчишка-вестовой стремглав сверзился с вала и погнал коня к воротам.
— Может быть, тебе лучше не смотреть? — вспылил Ингевор. — Не порти кровь себе и другим.
Гражина усмехнулась.
С грохотом осыпалась стена. В брешь ударили мортиры, осадные орудия неторопливо расширяли пролом. Иногда ядра пролетали внутрь, разнося спешно возводимую баррикаду.
К вечеру все было закончено.
Резня была страшная, но недолгая — в замке оставались только смертники, не больше двухсот. Нескольких человек взяли живыми — их взорвали вместе со стенами.
Одного из пушкарей захватили в плен.
Что с ним делали, Ингевор предпочел не знать. Он бы предпочел не слышать и его воплей, но кричал пушкарь слишком громко.
Дворец сожгли.
Ночью, при свете пожара похоронные команды занимались погребением павших за законную власть.
А сама власть двинулась дальше, неся Закон и Порядок мятежникам.
Глава 33.
1492 год, июль. Настанг. Монастырь Паэгли
— Ты когда-то очень любил 'Искусство стратегии' Монума Ресормского, — обращаясь к Ивару, произнес Рошаль. — Доброта — достоинство полководца, приводящее к бедствиям. Как там точно, — Анри поцарапал пальцем высокий лоб, — 'Если выступить против того, на защиту чего он обязательно стремится, такой любящий людей полководец непременно удвоенными переходами поспешит на выручку; а если он поспешит на выручку, он утомится и станет слабым…'
Болард подумал, что Рошаль очень вовремя взялся цитировать — когда они поступили с точностью наоборот и победили. Взяли, считай, Подлунье. А теперь вот Ивар пожинает плоды этой победы.
Законник! Добавил бы еще, что 'месть — то блюдо, которое следует подавать холодным'.
Князь же, барабаня пальцами по дубовой столешнице, не поднимая глаз, отозвался на древнем ресормском:
— 'Тот, кто хорошо обороняется — прячется в глубинах преисподней, тот, кто хорошо нападает — действует с высоты небес'. Прости, канцлер. Это мой замок.
'Я сэр Симон. Это мой замок', — пробормотал в унисон банерет. Боларду совсем не хотелось смеяться. Он чувствовал себя так, будто раскрашенная картинка, бегающая по экрану, отстраненная и нестрашная, превращается для его слегка циничного разума в реальность. И Боларду это жутко не нравится, и поделать с этим ничего нельзя.
— Я возьму с собой сто пятьдесят человек. Войско останется охранять Настанг. Ты просто реши, друг мой Рошаль, — цедил князь Кястутис чужим, неприятным голосом, — останешься ты управлять этим войском вместе с Жигимонтом или…
— Что 'или'? — не утерпел Болард, жалея, что не успел прикусить язык. Пустые глаза князя повернулись к банерету.
— Или я запру его сейчас в этом покое. И прикажу выпустить не раньше завтрашнего утра. Мне бы
