— Поль, уступите мне на минуточку вашего официанта.
Я сел напротив журналиста. Тот оглядел меня, прищурившись.
— Беспорядки в Германии можно было предвидеть. Но откуда вы знали точную дату? Этого я не могу понять.
— Мне помог дедуктивный метод.
— А если серьезно?
— У меня особый дар: предчувствовать, когда произойдет то или иное событие.
— Каков ваш дальнейший прогноз?
— Вижу ясно: мне предстоит проверить, на всех ли столиках есть соль и горчица.
— Перестаньте паясничать. Я спрашиваю вас о всеобщей забастовке в Берлине.
— Власти объявят о чрезвычайном положении.
— Скорей всего.
— Но комендантский час не напугает бастующих. Они продолжат манифестации, будут поджигать здания партийного руководства. И тогда в Берлин войдут советские танки.
— Зачем же танки? Полиция справится.
— Будут танки.
— Не могу представить, чтобы коммунисты давили людей танками.
— Вы отлично представите себе эту картину уже сегодня.
— Танками на демонстрантов!
— Назавтра поднимется вся Восточная Германия, но Советский Союз ее скрутит.
— Когда именно?
— Девятнадцатого.
— Подождите, я запишу ваши странные измышления.
— Вот увидите, они вполне оправдаются.
Он принялся строчить в записной книжке.
— Как вы сказали? Девятнадцатого откроют огонь по демонстрантам, погибнет…
— Человек двадцать.
— Всего-то?
— Вы, кажется, уверовали в мой дар, господин Галюша.
— Все говорят, что у меня есть чутье. Если все ваши предсказания исполнятся…
— Двадцать шестого июня русские запретят въезд из Западного Берлина в Восточный. В начале июля начнется забастовка польских шахтеров. Это, по-вашему, записывать не стоит?
— Нет.
— Вы мне не доверяете?
— Поймите, я…
— Тогда зачем вообще меня спрашивать?
— Я обдумываю текущие события, оттачиваю формулировки. Полезно проговаривать свои мысли вслух. А если вы верно предугадали…
— И что же будет, если я угадал?
— Посмотрим.
Он спрятал записную книжку в карман, надел шляпу и поспешно вышел.
Через три дня советские танки смяли сопротивление германского народа, американское правосудие поджарило чету Розенберг на электрическом стуле, а толстяк Галюша с супругой пожаловали в наш ресторан. Господин Поль обслуживал их с необыкновенным усердием. Я стал довольно проворным и ловким официантом, бегал без устали между столиками и, казалось, не замечал их присутствия. Хотя они явно говорили обо мне, во всяком случае, глянув в зеркало, я заметил, что мадам Галюша неотступно следит за каждым моим движением. Наконец я подошел к ним и поздоровался с подчеркнутой скромностью. Принес закуски.
— Полагаю, баранью ножку под уксусным соусом заказывал мсье.
— Вы совершенно правы.
— Вот артишок и паштет из гусиной печенки для мадам.
— Вы угадали, благодарю вас.
— Я редко ошибаюсь.
Голос у мадам Галюша был низкий, хрипловатый, она как бы ласково ворковала. На ней была обтягивающая блузка с высоким модным воротником.
В действительности господин Поль положил на клетчатую скатерть меню с отметками против выбранных ими блюд, и я молниеносно пробежал его глазами, как истинный виртуоз своего дела.
— Еще две порции мозгов с испанскими артишоками…
— И всего один вопрос, — поспешно перебил меня Галюша.
— О чем, собственно?
— Все ломают голову и не могут догадаться, кто встанет во главе кабинета министров, кто преодолеет нынешний кризис. У вас имеются какие-нибудь предположения?
— Еще бы! Скорей всего, победит Жозеф Ланьель.
— Не может быть!
— Прошу прощения…
Я бросился к другому столику, чтобы получить с посетителя по счету; затем убежал на кухню, провозгласив: «Порцию пулярки с испанскими артишоками!» Мне нужно было срочно заглянуть в блокнот. Я вернулся с двумя порциями мозгов и с молчаливого согласия господина Поля надолго задержался, беседуя с Галюша. Луиза посмотрела на меня мрачно.
— Как по-вашему, кому именно Ланьель предложит министерские портфели?
— Он обратится за поддержкой к сторонникам де Голля.
— Они не согласятся его поддерживать. Генерал всегда был противником подкупов и прочих грязных махинаций.
— Тем не менее я уверен, что Корнильон-Молинье станет министром внутренних дел. В правительство войдут также Лемер, Ферри…
— Все ваши прежние прогнозы подтвердились, иначе я принял бы вас за сумасшедшего. Но ближе к делу. Чем займется Лемер?
— Жилищным строительством и реконструкцией Парижа.
— Ваши предсказания невероятны, зато подробны, — буркнул Галюша.
— И когда же Ланьель окончательно все утрясет? — спросила его жена.
— К концу месяца, мадам, — галантно поклонился я.
Я знал, что о назначениях в Совет министров объявят двадцать шестого. Но не хотел перегибать палку и ответил приблизительно.
— Если вы снова окажетесь правы, я предложу вам неплохую должность, — пообещал Галюша.
— Политического обозревателя в «Фигаро»?
— Нет, моего личного консультанта. Поль не возражает. А ты, Одетта?
— По-моему, мысль довольно удачная.
Оказывается, мадам Галюша звали Одетта. Она мне улыбалась очень приветливо.
26 июня Галюша-Морену предстояло убедиться в моей правоте и сделать меня своим тайным советником. В ожидании этого дня все свободное время я просиживал у себя в кладовой, запершись на ключ, хотя Луиза упрекала меня и плакала. Я даже не согласился в следующий понедельник поехать вместе с ней к родителям ее подруги-цветочницы на побережье Марны. Я думал только о побеге и внутренне все больше отдалялся от хозяев и персонала ресторана. Прощайте, господин Поль, прощай, Луиза! Чтобы ей не так больно было расставаться, я напустил на себя равнодушие, притворялся насмешливым и даже враждебным. Разве человек несет ответственность за любовь женщины из далекого прошлого? При нормальном течении событий она годилась бы мне в бабушки! Я перестал жить по-настоящему и сделался просто зрителем. К тому же мне было необходимо запастись сведениями на ближайшее время. Итак: летом
