Браславская, с которой мы так привязались друг к другу, всё спрашивала:
«Наташенька, когда же я услышу твой звонкий голосок?..»
Днём держалась, а вечерами плакала, уткнувшись в подушку…
То ли 10-го, то ли 11-го апреля почтальон принёс письмо от Соломина. Писал Илья не мне, а маме, что само по себе, было странным. Пугающе звучало уже начало письма:
«Сейчас обстоятельства сложились так, что я должен вам написать. Вас, конечно, интересует судьба Сани, почему он не пишет и что с ним…»
Но дальше успокаивал:
«Он отозван из нашей части. Зачем и куда сейчас не могу сообщить. Я знаю только, что он жив и здоров, и больше ничего, а также, что ничего плохого с ним не будет».
Что это — спецзадание?.. Мне приходилось слышать, что такие бывают…
Но почему же тогда вновь тревожащая нотка?
«Очень прошу вас, не волнуйтесь, а также помогите Наташе».
Но мы не могли не волноваться. Даже если это спецзадание. Мало ли какие они бывают? Иногда даже очень опасные… Но ведь Илья заверяет, что Саня «жив, здоров, что ничего плохого с ним не будет».
«…Человеческое сердце, никогда не желающее примириться с необратимым, стало придумывать небылицы — может быть, заслан в глубокую разведку? Может быть, выполняет спецзадание? Поколению, воспитанному в подозрительности и секретности, мерещились тайны там, где их не было».
Настал день 9 мая 1945 года.
«…Безумные от радости люди бегали по безумным улицам. И кто-то стрелял из пистолета в воздух. И все динамики Советского Союза разносили победные марши над израненной, голодной страной».
Каким несказанно счастливым мог бы оказаться для меня этот день! Если бы… Впрочем, теперь появилась надежда, что Саня даст о себе знать…
Но и ещё месяц прошёл, а писем… не было. Подозрительно долго не получала писем и Антонина Васильевна от Коки. Почему так?..
Ответов на её запросы тоже не было. Она была в большом волнении… Как-то передала мне слова Кокиной бабушки: «Почему… оба?»
Почему оба?..
Я думала об этом и в тот момент, когда пришло второе письмо от Соломина. Оно должно было разрешить загадку…
«Отъезд был неожиданным…»
«Мы с ним даже не могли поговорить, поэтому и не удивляйтесь, что он не смог вам ничего сообщить…»
«Не могли?»… Если бы Илья написал «не успели» — было бы понятнее. Что значит «не могли»?.. Кто-то не разрешил? Кто?..
«Писем от него не ждите, ибо писать он вам не в состоянии. Запросов также никаких не делай, ибо это в лучшем случае бесполезно…»
Почему «в лучшем случае»? А в… худшем?..
«Ну, слава богу, теперь всё кончено. (Речь шла о конце боёв.) Между прочим, это никакой роли на отъезд Сани не сыграло».
Это означало, что Санино исчезновение не имело никакого отношения к службе, к боям, к войне. Единственное, что может быть, — это…
Я кинулась к письмам, которые привезла с фронта.
Аккуратно подобранные в самодельном картонном конверте «Письма жены». А вот и пачка писем от Коки.
Первое же прочитанное мною письмо досказало то, что было недосказано Ильёй…
Теперь оставалось только ждать, какое и откуда придёт следующее известие…
ГЛАВА III
Московская прописка
Морозным февральским днём 1945 года к перрону Белорусского вокзала подошёл пассажирский поезд со стороны далёкого уже фронта.
В толпе, хлынувшей на московскую землю, среди бесчисленных шинелей, защитных курток, армейских полушубков никто не обратил внимания на трёх человек, старавшихся не потерять друг друга.
Двое из них были одеты обычно, на третьем была щеголеватая шинель, но без погон и скрипучих ремней, и офицерская шапка, но без звёздочки.
Ещё года не прошло с того дня, как Александр Солженицын был здесь проездом в отпуск, виделся с друзьями школьных и студенческих лет — Лидой и Кириллом. Тогда ему казалось, что он «легче воздуха», он «земли под собой не чувствовал».
Москва… Город, который он собирался покорить, который был воплощением его послевоенных мечтаний… И вот как привелось с нею встретиться.
Вокзальная площадь. Конвоиры растерялись: они попали в столицу впервые, не знали дороги. Арестованный объясняет. Внешне он спокоен и уверен, хотя на самом деле ему было так, будто его голову «суют в петлю»; казалось, что задыхается.
Метрополитен. Манящий мгновенной смертью туннель… Зачем? — Он докажет свою невиновность! Он ещё выйдет на свободу! Лучше осмотреться кругом. Разве не бывает удивительных встреч? Но нет. Всё чужие, чужие лица.
Всё произошло неожиданно и нелепо.
9 февраля старший сержант Соломин зашёл к своему командиру с куском голубого плюша.
«Я сказал ему, — вспоминал много лет спустя солидный инженер Соломин,у меня ведь всё равно никого нет. Давайте пошлем Наташе, блузка выйдет…»
В этот момент вошли в комнату двое. Один говорит: «Солженицын Александр Исаевич? Вы нам нужны».
Они вышли.
Какая-то сила толкнула меня выйти следом. Он уже сидел в чёрной «эмке». Посмотрел на меня, или мне показалось, таким долгим взглядом…
Его увезли. Больше я его не видел. Двадцать с лишним лет…
Сам не знаю почему, побежал я к его машине. Там стоял ящик из-под немецких снарядов. Раскрыл. Книжки… Он собирал наши книги 20-х годов. Под ними — немецкие какие-то. Перевернул обложку на одной, смотрю — портрет Гитлера.
Представляешь? Конечно, для него это был просто любопытный трофей, но законы военного времени… Забрал ящик к себе, а потом всё сжег. Оставил только твои письма. Привёз тебе их после. Помнишь?..
Через час примерно снова приехали те двое. Потребовали вещи Солженицына. Отдал им чемодан его
