они не могли найти ничего, потому что ничего компрометирующего я у себя не хранил.
— Ты спрашиваешь, что мне не нравится, Барри? — ответил я вопросом на вопрос. — Да то, что вы обращаетесь со мной как с мальчишкой. Едва я освоился в Испании и смог бы там вовсю развернуться, как ты хочешь загнать меня в Голландию.
Поездку в страну, прославившуюся своими тюльпанами, каналами и ветряными мельницами, Барри Рейнолдс предложил мне сразу же после моего возвращения из Испании. Таким образом, моя операция приблизилась вдруг к критической точке.
Теперь мне следует больше, чем когда-либо прежде, взвешивать каждое свое слово. Во всяком случае, принимать это предложение с восторгом никак не следовало, чтобы не вызвать и тени подозрения. Но уклоняться и отнекиваться тоже надо было, как говорится, в меру. Иначе, принимая во внимание мои заслуги перед фирмой, они могли бы посчитаться с моими возражениями, и таким образом я сам себя загнал бы в тупик.
Рейнолдс протянул руку к ящику, где у него обычно стояла бутылка виски.
— Оставь, Барри. Я теперь не могу видеть ничего крепче сепарированного молока. Ведь испанские вечеринки — это же какой-то ужас! У парней там, кажется, нет ни печени, ни почек.
— Давай выпьем чуточку, — настаивал Барри.
— Нет, только вечером.
— Ну ладно, как знаешь. Хотя тебе сейчас это бы не повредило.
У меня перехватило дыхание. «Что случилось? Что могло случиться? Что-нибудь в Праге? Засыпалась Мария?» Пока ничто, правда, такую возможность не предвещало, но и не опровергало. Я кивнул, и Барри налил мне рюмку.
— Послушай, — сказал он, — в Голландии придется заниматься не контрактами. Там у нашего центрального управления есть свой торговый представитель. Тебе предстоит с ним связаться. Заметь это себе…
Он подождал, пока я выну записную книжку в темнозеленом сафьяновом переплете, чтобы старательно записать сообщаемые им данные о Гайе ван Заалме! Потом, приподняв стакан, он сказал:
— За твое здоровье! — Выпил немного и продолжал: — У нас, то бишь у «САССЕКС Кеми инкорпорейтед», ощущается необходимость проверить положение дел с выгрузкой и складированием наших товаров в Роттердамском порту. И это все предстоит сделать тебе.
— Ладно, Барри. Только я хотел бы…
— Минутку! — прервал он, снова выпил и закурил.
А я тем временем думал, что эти четырнадцать дней, предстоящих мне в Голландии, могут при определенных обстоятельствах стать последними днями моей жизни, притом в предстоящей игре возможны три варианта. Либо они знают все, абсолютно все, и гонят меня в западню — ведь Роттердамский порт действительно занимал в планах нашего Центра определенное место. Либо они посылают меня в Голландию просто для того, чтобы проверить, какой деятельностью я там займусь. И наконец, возможно, они окончательно уверились, что я именно тот, за кого себя выдаю, оставили меня в покое и поручают действительно нужное фирме дело. Но на последнюю возможность лучше вообще не рассчитывать.
Барри Рейнолдс как-то глубокомысленно вздохнул и сказал:
— У меня есть для тебя известие, Джерри, хотя и не очень приятное.
Тишина, последовавшая за этими словами, была подобна глухоте, охватывающей после оглушительного взрыва. И тут у меня возникло вдруг ощущение, какое испытывает человек, под ногами которого проваливаются мостки и он понимает, что жить ему остается какая-то доля секунды до того, как он рухнет в пропасть. Страха уже не было, осталось только напряженное, какое-то безысходное ожидание.
— Доктор Рик вернулся из Праги. Он посетил твою жену, Джерри, но ничего утешительного передать мне для тебя не смог.
— Погоди, как это передать? Я думал, что встречусь с ним.
— Нет, доктор Рик установил в Праге очень хорошие контакты, сулящие значительные торговые возможности, и потому улетел прямо в Штаты. В центральное управление фирмы. Остановку в Цюрихском аэропорту он сделал, собственно, только ради тебя. Там я с ним накоротке и встретился.
Барри снова наполнил свой стакан и сделал несколько глотков.
Мне же, чтобы узнать, какой оборот приняло дело, оставалось только ждать. Я прикидывал: доктор Рик не собирался со мной встречаться… Это может быть и хорошо и плохо. То ли проверка прошла отлично, и я вне подозрений, то ли что-то сорвалось, и он перепоручает меня другим, чтобы со мной расправиться.
К тому же, как знать, действительно ли этот долговязый господин, которого здесь зовут доктор Рик, находится сейчас в Соединенных Штатах? Он может быть где угодно, скажем, даже тут, за углом, в роскошных апартаментах отеля «Швейцергоф», или, к примеру, в Голландии, в Париже, в Буэнос-Айресе — в любом месте.
И откуда, Кстати, вообще известно, ездил ли доктор Рик в Прагу? Мне сказал об этом Барри. Только он! В шестьдесят восьмом доктор Рик был в Чехословакии. Он не может не допускать, что мы его «раскусили». И мы это действительно сделали. Иными словами, Рика могли приставить ко мне, чтобы установить, не встречался ли он со мной в шестьдесят восьмом. Допустим, он подтвердил, что нет. И все- таки они должны были исходить из того, что если я разведчик, то передам его приметы в свой Центр.
Что они могли предпринять в этом случае?
Направить к нам кого-то другого. Наши ждали бы Ри-ка, а у них меж пальцев проскользнул бы кто-то другой. Быть может, маленький и толстый. И вообще не торговец лекарствами, а, скажем, обыкновенный турист, проявивший интерес, допустим, к Карлштейну. Марию паши предупредили относительно Рика. Сообщили ей его приметы. Возможно, даже дали ей его фотографию. И инструкцию, как себя с ним вести. И вдруг вместо него появляется кто-то другой.
Как поступит Мария?
Конечно, тут же профессия скажется. Она не растеряется, разгадает их замысел и выполнит данные ей инструкции. А человека, назовем его пока «заместитель», приметит. Нет, отсюда опасность мне не угрожает. Во всяком случае, не должна угрожать.
— Послушай, Джерри, — вторгся вдруг в мои размышления чуть приглушенный уже алкоголем голос Барри Рейнолдса, — отнесись к тому, что я скажу тебе, как мужчина. Твоя жена, не дав доктору войти в квартиру, выскочила из дома, не пустив его и на порог. Когда же он заговорил о тебе, она стала зло браниться.
— Вот тебе и на… — со вздохом вырвалось у меня.
— Ты удивлен?
Я пожал плечами.
— По правде говоря, не очень. Муж в эмиграции. В квартиру вваливается американец. Для чехословацких органов безопасности это, пожалуй, уж слишком…
Барри Рейнолдс закивал своей рыжей шевелюрой.
— Вот именно. В конце концов, она все же впустила Рика, но, правда, только в кухню. Сказала ему, что тебя и знать не хочет, не то что тебя слушаться, и что ты вообще негодяй, поскольку бросил ее с двумя детьми и заставил бедствовать. Ее сняли с работы, и теперь она стала судомойкой в каком-то международном отеле. По случайному стечению обстоятельств оказалось, что именно в том, где остановился Рик. Он видел однажды, как она шла на смену. Но давай-ка я лучше расскажу тебе все по порядку. Она велела передать тебе, что разведется с тобой и детей будет воспитывать сама. Хотя с деньгами у нее туго. Когда же Рик предложил ей помощь, она…
Я слушал с поникшей головой, а Барри продолжал:
— …она отйазалась. В конце концов он все же заставил взять немного. Что-то около пятисот чехословацких крон, и она написала тебе пару строк. Вот и все…
Я глубоко вздохнул и посмотрел на Барри Рейнолдса. Потом взял конверт, который он мне протянул, и вскрыл его. Читая лежавшую в нем записку, я переводил ее вслух Барри:
«Ярослав, ты совершил худшее из того, что вообще мог совершить. Я не хочу даже слышать о тебе и надеюсь, что больше никогда тебя ае увижу. Если у тебя возникнет вдруг желание послать нам какие-
