Но зачем? С какой целью? Конечно, если бы речь шла о какой-то провокации, то они постарались бы замести все следы. Л следы сразу же оказались у нас в руках: и сегодняшняя сложна, [1 приметы отправителя письма, обнаружить которого теперь — это уже просто дело техники. Тут что-то не так.
Пока я обо всем этом размышлял, женщина за перегородкой нарушила затянувшееся молчание:
— Вы знаете, у меня как-то сразу возникло ощущение, что с этим немцем не «се в порядке. У вас так не бывает?
— Бывает, и довольно часто, — улыбнувшись, ответил я. — Послушайте, а вы могли бы узнать этого господина на фотографии?
— Конечно. Она у вас с собой?
— Нет, но я, возможно, ее принесу. Хотя, быть может, в этом и не появится необходимости. А пока в: не были бы так любезны ноивдробнее описать его внешность?
— Блондин, примерно на полголовы выше вас…
— Это значит, он ростом около ста девяноста сантиметров, но так ли?
— Пожалуй. Во всяком случае, он очень высокого роста. Глаза у него голубые, а рот, знаете, какой-то странный. Такой редко увидишь. Будто у него гуи вовсе нет, а просто какой-то кривой разрез на лице. — Она провела ногтем черту от левого угла губ вверх к правей щеке.
— Благодарю! — воскликнул я.
Ее действительно было за — что благодарить. Все, что я узнал в почтовом отделении ноль тридцать пять, лишало отправителя письма Бобина всякой надежды остаться неузнанным…
Его звали Гайе ван Заалм, он был родом из Венлоо и являлся торговым агентом филиала фирмы «Шерико» (Нью-Джерси, США) в Роттердаме. Фирма эта занималась производством антибиотиков широкого спектра и различных психотоников. Во время войны президент Рузвельт на четыре года запретил ее деятельность, поскольку она через своих агентов в Бразилии оказывала финансовую помощь нацистам. В сорок пятом году «Шерико» не просто возродилась, а и распространила монополию на свои товары во всем капиталистическом мире.
Гайе ван Заалм прибыл, чтобы предложить нам продукцию своей фирмы и заключить контракт на ее продажу. Он бывал у нас и прежде с такой миссией и всякий раз вполне успешно с ней справлялся. «Ни в чем предосудительном замечен он не был…» — заключала сводка.
Итак, исходя из профессии ван Заалма, «мостик» между ним и Бобином мог представиться вполне логичным и естественным. На первый взгляд. Но если присмотреться к этому «мостику» внимательней, то обнаруживалась его крайняя шаткость.
Действительно, зачем агенту, торгующему лекарствами, вступать в непосредственный контакт с каким-то пациентом санатория для нервнобольных?
Ответить на этот вопрос я пока не мог, и приходилось довольствоваться общей формулой, что в этой жизни все возможно, так, в нашей стране пребывает некто Гайе ван Заалм, невинный, как дитя. Отправка письма Бобина — первое обнаруженное нами внеслужебное деяние торговца, совершенное на нашей территории с завидной непосредственностью. Но я не мог не считаться и с другим обстоятельством: Гайе ван Заалм ведь исчез сразу же, как только отправил письмо Бобина, словно у него горела земля под ногами. Через пограничную заставу в Розвадове он проследовал в тот же день вечером. Кроме того, как затем выяснилось, торговый агент крупнейшей фармацевтической фирмы был знаком нашим коллегам из уголовного розыска. С ними у него два года назад возникли кое-какие неприятности на почве спекуляции журналом «для мужчин». Хотя это, конечно, пустяк.
По наведенным справкам, Гайе ван Заалм вообще принадлежал к числу тех, кто охотно торгует всем, чем угодно, и предлагает свои услуги кому угодно. Например, Бобину. Или разведке. Но пока он ведет себя «в рамках», все это не так страшно. Он, конечно, мог быть из числа и тех, кого западные разведывательные службы, использовав, выбрасывают не с большей жалостью, чем грязную бумагу.
Заалма, за исключением спекулятивной торговли «мужским» журналом, ни в чем предосудительном обвинить было нельзя. А потому он имел возможность легально приезжать в нашу страну. А это, в свою очередь, давало возможность стоящим по ту сторону баррикад всякий раз при необходимости его использовать.
Противоестественной выглядела лишь спекуляция «мужским» журналом. Но ведь ЦРУ и другие разведывательные службы, сотрудничающие с ним, используют, разумеется, всякий сброд: от террористов до профессиональных жуликов. На Западе. Да и у нас они тоже идут на сотрудничество только с общественными отбросами, потому что никто другой с ними не станет связываться.
Все это были вещи настолько известные, что я о них даже не хотел думать, lie хотел, по должен был. Пусть Гайе ван Заалм будет кем угодно: курьером или же связным (конечно, второразрядным), но что он так или иначе имеет отношение к какой-то разведывательной службе — в этом я уже не сомневался.
Итак, три варианта: либо я ошибаюсь и Гайе ван Заалм взял письмо просто из дружеского расположения к Мартину Шульцу, либо выполнял предписание какой-то разведывательной службы, но впервые, и там просто не знали о прежних его неприятностях. И еще вариант: Гайе ван Заалм работает постоянным агентом. Но он скорее просто мелкая сошка. А вот с «мужским» журналом он просто хотел подзаработать, потому что привык так делать, — я этот тип людей хорошо знаю, они подзарабатывают всюду и на всем. Итак,’ он попытался торговать «дефицитным товаром», но не получилось, и о своей неудаче оп решил умолчать.
Я поднялся с кресла и прошелся по комнате. Остановился у окна.
В саду, окружавшем наше место работы, колыхались на ветру огромные пионы. Ощущался сладковатый дурманящий запах бузины. Постояв немного, я вернулся к столу и снова принялся читать документацию с красным штампом «Совершенно СЕКРЕТНО».
Из нее я узнал, что санаторий, которым ведает доктор медкцины Иаан Паарелбакк, называется «Больница милосердных братьев» и находится на Гееренканале, 631 в Наардене. Эти места я знал: высокие осины, дубы и пирамидальные тополя, зеленые луга и уединенные двухэтажные виллы из коричневого кирпича, с белыми оконными переплетами. К летним резиденциям богачей ведут дорожки, окаймленные рододендронами, над каналом вздымают свои крылья миниатюрные подъемные мостики. Тишина царит на этом клочке перенаселенной Голландии.
Это лирика.
Докладная сообщала точным, строгим языком:
«Было установлено, что этот объект используется голландской секретной службой и предоставляется также в распоряжение органов ЦРУ».
Пункт «с» содержал систему охраны санатория: «Двухметровая стена, возвышающаяся над изгородью из колючей проволоки, которая постоянно находится под электрическим током, напряжение которого не установлено. Ночью в сад выпускают служебных собак. Стена и входы непрерывно просматриваются пятью телевизионными камерами».
Итак, мое предположение было верным. Но как же выручить Бобина? Чтобы в открытую проникнуть туда, пришлось бы прибегнуть к насильственным мерам, а этого мы не делаем принципиально. Значит, необходимо искать иные пути. Да, тут придется здорово пошевелить мозгами.
Я перевернул страницу и прочитал: «Паарелбакк Иаан, доктор медицины, подлинное имя Хаим Байныш Засович, родился 12. XII. 1919 г. во Львове. В 1924 году родители эмигрировали в Палестину. Хаим Байныш Засович сперва работал в кибуце, но уже в 1940 году становится членом сионистской террористической организации «Иргун цвай леуми». В 1945 году он уже принадлежит к числу организаторов серии нападений на органы британской администрации. Был арестован, допрошен и через сорок восемь часов освобожден за недостатком улик (источник информации: бывший сотрудник израильской разведывательной службы «Моссад»), В 1946 году выехал в Голландию, закончил с отличием медицинский факультет Амстердамского университета. Сменил имя и фамилию — стал Паа-релбакком. Фамилия эта вполне обычна для голландцев еврейского происхождения. Она означает «жемчужный ручей». В пятидесятых годах работал в США, род его деятельности точно не выяснен. Предполагается, что принимал участие в исследованиях воздействия наркотических средств. В 1963 году он вернулся в Голландию и создал санаторий «Больница милосердных братьев».
«Милосердные братья»… Что и говорить, яснее некуда. Доктор медицины Паарелбакк принадлежит к ядру высококвалифицированных специалистов-психиатров ЦРУ, а возможно, и «Моссада».
