Верховный маг знал только одно место, где такое было возможно – Безмятежный Лес. Значит ли прогулка Ингрид, что в Долине появилось еще одно такое место? Или его дочь только что вернулась оттуда, откуда никто не возвращался последние два тысячелетия, не говоря уже о том, что единицам за это время удавалось проникнуть в Безмятежный Лес. Лес был священным местом для всех жителей Долины, так как именно в нем обитали животные, выходящие к каждому громальонцу в день его двенадцатилетия. Прилегая с восточной стороны к северному окончанию Гронгирейского хребта, Безмятежный Лес был местом единения Гронга и Амальона, поэтому с тех пор, как началась война, Лес не пускал к себе ни кого. Поговаривали, что в Безмятежном Лесу находится магический ключ, являющийся источником всей магии в Громальонской Долине, из-за чего некоторые безумцы все-таки пытались туда проникнуть, но никто из них не возвращался. Также говорили, что попавший в Лес человек начинает ощущать покой и ничем не омраченное счастье, забывая о том, кто он такой и о том, что существует другая жизнь, скрытая от него высокими стволами многовековых деревьев, омытых с одной стороны изначальным солнечным светом Амальона, а с другой стороны утопающих в фиолетовом гронгирейском тумане.
– Мы все время шли вместе с вами, – начала Ингрид. – Перед самым домом мой единорог свернул на тропу, ведущую в лес. Я пошла за ним и не заметила, как оказалась в незнакомом месте. Там было очень красиво. По особенному светло… Я вдруг почувствовала себя еще не родившимся ребенком. Единорог шел впереди меня, и я никак не могла его догнать. А потом я потеряла его из виду.
При этих словах глаза Тэгана потемнели. Именно так начинались рассказы о пропавших в Лесу: кто- то что-то терял, начинал искать, а потом и вовсе забывал о цели своих поисков. Ричард же неосознанно сжал эфес своего меча. Королевские особы в Долине носили холодное оружие как дань далеким предкам.
Но Ингрид не заметила ничего этого. Она была полностью поглощена воспоминаниями. Рассказывая о своем пребывании в Лесу, она улыбалась. И улыбку эту можно было назвать именно безмятежной.
– Я потеряла единорога из виду, а потом и вовсе забыла о нем, – ошеломленно произнесла она, не понимая, как такое могло произойти. – А потом я вдруг вспомнила об обеде, о доме и тут же оказалась в саду. Мой единорог был уже там. Ничего не понимаю. – Ингрид пожала плечами. Лицо ее выражало полное удивление, будто бы она только сейчас сама от себя узнала о случившемся и едва верила услышанному.
– Ты была в Безмятежном Лесу, – медленно произнес Филипп Фаридэ. Его сухие морщинистые руки едва выглядывали из широких синих рукавов официального одеяния, в которое Верховный Маг облачился по случаю Совета и обеда Ричарда у них дома. По своему обыкновению, он выглядел полностью поглощенным предметом обсуждения и одновременно отстраненным.
– Звучит неплохо, – улыбнулась Ингрид. Тревожные лица родных вызывали в ней желание встряхнуть всех посильнее. – А что это такое?
Филипп рассказал дочери все, что ему было известно об этом таинственном месте в самом сердце Громальонской Долины.
– 'Войти в него можно лишь будучи целым', – процитировал он под конец одну из строк предания.
– Но мы же все целые, – возразила Ингрид.
– Скорее всего, имеется ввиду, что войти в лес можно, будучи громальонцем, – пояснил Ричард.
– Мы же все громальонцы, – настаивала на своем Ингрид.
– Вовсе нет, – покачал головой ее отец. – У громальонца золотисто-фиолетовая аура. Как у вас с Дианой сегодня на Совете.
Ингрид замолчала, обдумывая услышанное. Место, в котором она была недавно, и, вправду, показалось ей очень необычным. Все ее чувства там будто бы обострились. Практически всегда и везде Ингрид была счастлива, но в этом лесу сегодня она была наполнена ощущением полного блаженства. Ей хотелось вернуться в лес опять.
– Теперь нам осталось понять, как ты попала в Лес, и почему он выпустил тебя, – прервал ее размышления Филипп. – И этому может быть одно объяснение.
Читая его мысли, Ингрид проявила свое поле. Как и полагал ее отец, если приглядеться по внимательнее, можно было обнаружить очень легкий фиолетовый оттенок по краям.
– Твой единорог не из нашего Леса. В Долине никогда не было крылатых единорогов, – продолжал вслух свои размышления Филипп. – Но он стал твоим животным. Поэтому, как только появилась такая возможность, твой единорог отправился в Лес, вероятно, к магическому источнику, чтобы соединиться с ним и стать полноценным животным Долины.
– Отличная теория, отец! – восхищенно сказал Дарен. Ему очень нравилось все происходящее. Он не думал сейчас о том, что его сестра могла не вернуться из Безмятежного Леса. Точнее, он, один из немногих, на самом деле уверовал в ее полную неуязвимость для всех опасностей, предостерегающих амальонцев в Долине. Поэтому, все происходящее с Ингрид казалось ему интересным и невероятно захватывающим.
– Это объясняет, почему твой единорог отправился в Лес. То, что в твоем тонком теле были цвета Гронга, может быть причиной того, что тебе удалось попасть в Лес и выбраться из него. Значит ли это, что ты являешься «целой», то есть истинной громальонкой? – это вопрос Филипп задал скорее самому себе.
– Это важно? – спросила Ингрид, одна единственная за столом поглощая приготовленную Беатрис еду. Она следовала принятой еще в Эльмарене истине о том, что не следует чему-либо придавать избыточное значение. Поэтому, каким бы важным не казалось остальным ее посещение Безмятежного Леса, она хотела есть и не собиралась откладывать это занятие на потом.
– Да, – просто ответил Филипп Фаридэ. – Потому что, следуя преданию, только истинный громальонец сможет отыскать в Лесу ключ и положить тем самым конец войне в Долине.
– Папа, а я думал, что война закончится, когда Гронгирейский Хребет уйдет под землю, – сообщил Аарон.
– Существуют разные толкования на этот счет, – уклончиво ответил Филипп.
Вечером Фаридэ и Принц Ричард захотели прогуляться по берегу моря. Ингрид подумала вдруг, что она не видела море вот уже несколько недель, и это было странно. В Эльмарене она каждый день часами плавала или просто приходила на берег, чтобы послушать его умиротворенный шум. Ей всегда казалось, что море не шумит, а будто бы приговаривает «я все понимаю… я все понимаю…». Конечно, у воспитанницы эльмаренского мага и не могло возникнуть других идей относительно такой величественной и важной для каждого эльмаренца сущности. Почему сейчас Ингрид вдруг напрочь забыла о том, что море любит ее и ждет? Обрадовавшись тому, что они всей семьей идут на берег, Ингрид обхватила своего единорога за шею и вприпрыжку бросилась догонять своих.
Вечер был теплым, впрочем, как и всегда. Громальонцы не знали холодов и снега. Даже вершины Гронгирейского Хребта, излучающие холодное фиолетовое сияние, представляли собою голые скалы, лишенные снежного покрова. Вершины Гронгирейского Хребта… Ингрид постоянно возвращалась в своих мыслях к Гронгу. Ей показалось, что Диана была в смятении, когда покидала королевский зал. Ингрид не знала, что такое чувство тревоги, но ее преследовало ощущение, что она должна увидеть гронгирейку. Почему-то она была уверена, что одна способна заверить Диану, что той не о чем переживать. И сейчас Ингрид думала о том, как ей попасть в Гронг. В прошлый раз, когда ей удалось проникнуть через гронгирейскую границу, можно сказать, она находилась в состоянии транса, и правда не знала, как это повторить. Она была на одной из башен Гронгирейского Королевского Замка и, по идее, смогла бы проложить туда портал. Но ей тут же пришлось бы столкнуться с той же самой проблемой, как и при проходе через фиолетовую границу – цвет ее ауры. Ингрид не надо было проявлять свое тонкое тело, чтобы узнать, что в настоящий момент оно наполнено амальонским цветами. При всем этом, девушку не покидала уверенность, что она увидит гронгирейского маршала в самом ближайшем будущем. Она еще не знала о том, что Король Леонид IV запретил своей дочери появляться в Амальоне.
– Может, полетаем наперегонки над морем? – предложил Дарен, неожиданно появившийся рядом с
