— Что-то еще, мадемуазель?
— Спасибо, нет.
Горничная ушла, с любопытством оглянувшись через плечо. Неужели все на вилле ждут, что я немедленно поддамся чарам Дика Рэнсома? Так вот, не дождетесь…
Я допивала кофе, чувствуя себя не в своей тарелке, когда появился все такой же угрюмый Фредерик и сообщил:
— Мадемуазель, месье Рэнсом вернулся. Он просит вас зайти для разговора к мадам Рэнсом. — Фредерик слегка нахмурился. — Немедленно.
— Хорошо, спасибо. — Раздраженная столь величественным указанием, я нарочито медленно допила последний глоток кофе, чем вызвала явное неодобрение шофера.
Ну, сейчас все и произойдет, предупредила я себя, отодвигая стул и направляясь на третий этаж. Я решила пойти по лестнице, мне не хотелось пользоваться лифтом. Ведь из него мне придется выйти прямиком в ее гостиную. Я старалась как могла отодвинуть решающее объяснение.
Если Дик Рэнсом велит складывать вещички и предложит компенсировать мне зарплату, я приму деньги лишь за одну неделю, решительно пообещала я себе, и потрачу их на поездку в Париж. Но вряд ли это путешествие доставит мне много радости, поскольку я буду знать, что все мои планы на лето рассыпались в прах и удалось оттянуть возвращение домой только на одну неделю.
Я несколько запыхалась, добравшись до третьего этажа. Потеряла форму, укорила я себя, хотя и понимала, что мое дыхание участилось скорее от волнения, чем по чисто физическим причинам. Я поколебалась у двери миссис Рэнсом, набираясь мужества, потом легонько постучала, уже заготовив смущенную улыбку.
— Входи, — ответила Дирдре на удивление спокойным тоном, если учесть недавнюю перепалку с внуком.
Я открыла дверь и вошла, все еще улыбаясь. Дик сидел в гостиной в уютном большом кресле у круглого деревянного стола.
— Попьешь с нами кофе, — распорядилась Дирдре. На ее лице не было видно никаких следов недавних волнений. Значит, бабуля выиграла, огорчилась я. — Как насчет блинов? Не эти хитрые штучки Клодин, настоящие блины, какие пекут в Новой Англии, а? — Дик в это время с энтузиазмом расправлялся со стопкой румяных блинов. — Скушай, не пожалеешь…
— Спасибо, я только что позавтракала, — быстро сказала я. Как можно сидеть и есть, когда меня ждут плохие новости?
— Проходите и садитесь, Лори, — приказал Дик спокойно и дружелюбно. — Я — Дик Рэнсом. И не спорьте с моей бабушкой. Это напрасный труд. Еще никому не удавалось ее переспорить.
— Дик покупает мне кленовый сироп для блинов в Майене, — довольно сообщила Дирдре, направляясь на кухню. — Он знает, я люблю не всякий сироп.
— Я не пробовала настоящего кленового сиропа с последнего Рождества, — призналась я, сразу затосковав по дому.
На последнее Рождество я ездила на каникулы к тете Лотти. Весной же она уговорила меня поехать к Салли и посмотреть Нью-Йорк. Салли постоянно приглашала меня последние три года, к тому же я понимала, что стоит нам окончить колледж, как наши пути разойдутся. Тетя Лотти настаивала, чтобы я поехала к подружке, потому что не хотела, чтобы я видела, как она умирает.
— Лори, никакой работы до понедельника, — распорядился Дик и улыбнулся так, что у меня упало сердце. Этот парень полагает, что любая девушка немедленно в него влюбится, как только увидит, подумала я неприязненно, решив оставаться спокойной, но когда смысл его слов дошел до меня, я просияла. Значит, все в порядке, меня не отошлют домой! Словно прочитав мои мысли, Дик усмехнулся: — Моя бабуля — крутая старушенция, — с любовью сказал он, — но она поняла, что ей на пользу, а что нет. — Он знал, что миссис Рэнсом уже изложила мне свою позицию.
Хоть Дирдре и смирилась, довольной она явно не выглядела. Это чувствовалось по тому, как она переворачивала блины. Но воспитание заставляло ее делать хорошую мину при плохой игре. Я вспомнила, что она поклялась сделать все от нее зависящее, чтобы убрать меня из этого дома. Я никак не могла выбросить из головы ее слова.
Дик делал вид, что спокойно отдыхает, но я заметила, что он пару раз тайком взглянул на часы. Большой человек, насмешливо подумала я, каждая минута на счету.
Дирдре внесла миску с пухлыми, золотистыми блинами и пустую тарелку для меня.
— Рестораны ресторанами, — самодовольно заявила она, — но моему внуку все равно больше нравятся бабушкины блины. — Она игриво хлопнула Дика по руке, когда тот потянулся к блинам. — Я же учила тебя хорошим манерам. Сначала предложи блинов дамам.
— Не имеет значения, — засмеялась я. Трудно было поверить, что сидящий передо мной за маленьким столом мужчина, с нескрываемым удовольствием раскладывающий блины, воротила европейского финансового мира.
— Как долго ты на этот раз пробудешь дома, Дик? — спросила Дирдре.
— Два-три дня. Если повезет, четыре. — Он примирительно улыбнулся. — Выдержишь меня так долго?
— Ты мать видел? — укоризненно спросила Дирдре.
— Шутить изволишь? — удивился он. — С каких это пор мамочка встает раньше полудня?
Я увидела, как потемнели глаза Дика. Бедняжка Элен, подумала я, ее отношения с сыном оставляют желать лучшего. Значит, Дирдре и Дик против Элен, поняла я. Элен упустила время, она была слишком занята своей карьерой, оставив маленького сына на попечение бабушки.
Теперь мне стало ясно, почему бабушка и внук так близки. Подобные отношения сложились и у меня с тетей Лотти, после того как я трагически потеряла родителей. Но тем не менее мне было жаль Элен, такую потерянную, так жаждущую привязанности.
— Кого ты на этот раз привезешь сюда? — миролюбиво спросила Дирдре, деловито поливая блин кленовым сиропом. — Мой двадцатисемилетний внук, — поддела она Дика, — обычно развлекается в обществе финансистов, кинозвезд и манекенщиц. — Тот слегка нахмурился, намек не пришелся ему по душе. Я понимала, что Дирдре рисует такую картину преднамеренно: не питай, мол, пустых надежд насчет Дика, девочка, ничего кроме страданий это тебе не принесет. — В двадцать один он стал хиппи. Бросил колледж на последнем курсе и шатался без дела по Европе. А сейчас, — она довольно ухмыльнулась, — он крадет поварих из иностранных посольств. Знаешь, едва не случился международный скандал, когда Клодин перешла работать в наш дом.
— Ба, можно подумать, что тебе хочется, чтобы я снова спал в палатке на крыше жуткого отеля в Стамбуле или шатался в трущобах Рима, — пошутил Дик. — Я вернулся в круг приличных людей. Ты должна мною гордиться.
На какое-то мгновение в его глазах мелькнула боль. Вот это да! Оказывается, все не так просто, как я думала. Что заставило его вернуться?
— А в данный момент, — добродушно укорила внука Дирдре, — тебе не терпится усесться у телефона и озадачить. Маделин перепечаткой дюжины писем. — Бабушка тоже заметила его взгляды на часы. — Ладно, кончай с этой стопкой блинов и убирайся работать.
— Ба, нам явно не хватает тебя в Вашингтоне, — хмыкнул Дик, но с готовностью отодвинул свой стул. — Лори, если моя бабушка вас тоже начнет пилить, приходите ко мне. Мы что-нибудь придумаем. — Но Дик уже победил, я осталась.
Он поспешно вышел. Дирдре проводила его взглядом до лифта, затем решительно направилась на кухню за кофейником, чтобы наполнить еще раз наши чашки.
— Ты не поверишь, Лори, шесть лет назад у Дика вряд ли бы нашлось двадцать долларов в кармане. В этом году к моему дню рождения, — а он не забыл ни об одном, — с гордостью добавила она, — Дик попросил приятеля нарисовать Босфор, а рамку сделал сам. А теперь, — шутливо заметила она, — он выписывает мне учительницу французского из Штатов, самолетом возит бутылки кленового сиропа и бифштексы из модного ресторана в Нью-Йорке. Наверное, мне следует гордиться…
— Разумеется, — не удержалась я и покраснела. Почему я не могу оставаться спокойной, как Маделин Скотт? Ведешь себя как впечатлительная школьница, выругала я себя.
