заставлял ее радоваться тому, что она жива, когда все вокруг точно сговорились убеждать ее, что лучше бы она умерла.
— Какой приятный сюрприз найти вас здесь, — сказал он и осмотрел ее критически, улыбнувшись своей милой улыбкой, от которой у Мин становилось хорошо на душе. — Вы выглядите еще слабой, но уже не такой, как неделю назад, — добавил он со смехом.
— О, мне уже совсем хорошо, — ответила она.
— Чем вы занимались?
— Ничем особенно. Бродила… и смотрела еще картины в гостиной.
— Да, там есть хорошие вещицы. Вы видели Коро?
Мин покраснела. Она понятия не имела, что такое Коро. Он заметил ее смущение и просто объяснил:
— Знаете, картина в золотой раме: тени, деревья, приглушенный свет… словно смотрите сквозь зеленую воду.
— О да, я видела, — кивнула она. Но тут в ее глазах вспыхнуло любопытство. Она любила, когда Джулиан ей о чем-нибудь рассказывал. И она наивно добавила: — И еще там такой прекрасный портрет женщины в сером бархатном платье.
Тут она осеклась, поняв, что сказала что-то не то, потому что лицо Джулиана изменилось. Улыбка исчезла, уступив место циничной кривой усмешке.
— А, портрет моей жены.
— Я… я подумала, что это, наверное, миссис Беррисфорд.
Джулиан подошел к столу, взял сигарету, закурил:
— Это писал один парень в Париже, когда мы с ней поженились. Хороший мастер.
— Она… она страшно привлекательна, — сказала Мин.
Джулиан курил, глядя, как тает дым, потом усмехнулся:
— Тогда она была очень привлекательной. Да пожалуй, и теперь.
Он хотел добавить: «Но не для меня», однако не стал демонстрировать эти чувства девушке, которую знал так недолго.
У Мин не было желания спрашивать об этом еще. Она поняла, что отношения супругов очень плохие. Она спросила:
— Как вы думаете, можно мне завтра уехать в Лондон?
Он посмотрел на ее бледное лицо, грустные бирюзовые глаза и быстро ответил:
— Нет, я думаю, вам не следует уезжать еще несколько дней. Знаете, вы только встали, и вам еще рано в лондонскую суету и толчею, особенно в такую жару. Сегодня было очень душно даже в нашем здании с кондиционерами.
— Но… мне действительно пора.
— Что за спешка?
Она, не глядя на него, нервно облизала губы:
— Ну, я здесь пробыла так долго, и мне неудобно больше пользоваться вашим гостеприимством.
— Дорогое дитя, я один в этом большом доме, не считая приходящих кухарки и горничной, а также Джексона, который обычно околачивается без дела. Почему бы вам не остаться, хотя бы на время, пока вы не сможете приступить к новой работе.
Тогда она, не способная хитрить, со всем своим простодушием ответила:
— Я уверена, вашей жене… вашей жене… это не очень понравится.
Запинающийся голосок умолк. Джулиан посмотрел на нее с изумлением. Такое объяснение он меньше всего ожидал услышать. Кто мог внушить этой девушке такую мысль? Джулиану в голову не приходило думать, как Клодия оценит присутствие Мин в доме. Она не хотела разделять с ним его жизнь и не имела уже права диктовать, кого ему принимать здесь. Да и вся история с тем, что он дал приют Мин, такой больной и беспомощной, казалась ему совершенно невинной. Он действительно воспринимал это так, словно дал приют беспризорному ребенку. Но слова Мин придали делу новый оборот. Она переживала и боялась, что скажет об этом Клодия. Бедняжка!
Она вспыхнула и смотрела на него глазами, полными слез.
— Разве вы не думаете, что мне следует уйти? Вы так не думаете?
Удивительная нежность, которую она внушала ему, помогла ему. Джулиан бросил окурок в камин и сел у окна с ней рядом.
— Дорогая маленькая Мин, — сказал он, — я не думаю, что вы должны уезжать отсюда, пока не окрепнете, только из-за моей жены, которая сейчас здесь и не бывает. Вы, наверное, узнали от слуг, что мы с ней в сложных отношениях и она предпочитает жить в Лондоне в обществе своих друзей. Она вовсе меня не ревнует. Ей… все равно! И даже если она вдруг приедет, я не представляю себе, чтобы она как-то возражала против вашего здесь пребывания с медицинской сестрой.
— Но сейчас… сейчас… сестры ведь нет, — настаивала Мин, говоря это против своей воли. Ей не хотелось уезжать отсюда, особенно притом, что она чувствовала теперь к этому человеку. Совсем не хотелось. Она обожала его. Но она прошла суровую школу воспитания тетки Прю и еще была его пленницей. Но и Джулиана ей обидеть не хотелось, и она сказала чуть слышно:
— О, я знаю, все хорошо, но что другие подумают?
Он с грустью воспринял эти слова. Бедняжка Мин. Она, конечно, права по-своему, он уважал ее взгляды и понимал, что в ее словах есть доля правды, но не принимал того, что стояло за этим, мещанской морали, всегда готовой к осуждению, видящей зло и там, где его нет. Если ее тетя такова, почему бы не поступить так и Клодии? Он нахмурился и встал.
Мин с беспокойством посмотрела на него.
— Вы сердитесь на меня? — тихо спросила она. Он улыбнулся ей, и она обрадовалась. Она бы ни за что не хотела раздражать его.
— Вовсе я не сержусь, дорогая, — сказал он. — И по-своему вы правы. Но я думаю, мы рискнем нашими репутациями, чтобы еще двое суток дать вам окрепнуть. А я тем временем попрошу нашу милую миссис Тренч подыскать вам подходящую комнату.
— Вы так добры ко мне, — ответила она, сама удивляясь, как часто повторяет это.
Он отмахнулся и позвонил Джексону, чтобы заказать вечерний чай. За чаем он сказал, что ему будет недоставать ее, когда она уйдет. Да, ему будет недоставать этого маленького трогательного существа, столь чувствительного, романтического и легкоранимого. Она перестала быть посторонней для него. Казалось, он ее давно знает. Она не была похожа на других девушек, которые встречались ему раньше. Она была гораздо приятнее и интереснее. Мин была почти старомодной и неопытной. Уже одно это выглядело привлекательно для человека, несколько лет женатого на Клодии. Его обеспокоило это открытие: ему будет не хватать Мин и не хотелось бы возвращаться к обществу только собаки и слуги.
Но подобные мысли опасны, могут далеко завести, это он понял и отбросил их.
— Слушайте, Мин, а вы не могли бы уговорить кого-нибудь из ваших подружек, например Салли, с которой вы приехали в Шенли, пожить здесь немного?
— Я не думаю, чтобы Салли согласилась, — печально сказала Мин. — Боюсь, что ее мама думает про меня так же ужасно, как моя тетя.
Джулиан был удивлен и обижен.
— Но почему?
— И Салли нельзя уходить с работы, — добавила Мин.
— Ну ладно, скоро вы выберетесь из логова льва и будете вести приличную жизнь в Лондоне.
У Мин упало сердце. Все-таки она раздражает его. Она подавленно замолчала. Он посмотрел на нее и упрекнул самого себя. Господи, этому ребенку нельзя сказать резкого слова даже в шутку, не расстроив ее.
— Вот вам мой совет, — сказал он, — не позволяйте развиться в вас этой сверхчувствительности, это вас погубит. Вы принимаете все слишком близко к сердцу. Учитесь воспринимать жизнь просто — как я.
Неожиданно она запротестовала:
— Но я не верю, что вы на все смотрите так легко! Вы ведь не циник. Я ненавижу циников и вижу, что