негодующей племянницей. Джулиан побрел за ним. Фрисби бросился в заросли, очевидно за кроликом. Ему это было здесь запрещено делать, но хозяину было не до того. Джулиан готов был бы все отдать, лишь бы не обижать Мин, которая всегда была такой любящей и преданной. Он проклинал письмо Клодии и себя самого за то, что не порвал его и не забыл о нем. Он проклинал свою гордость, отрывавшую его от Мин. Теперь он понял, сколько она для него значила.
Ничего подобного не было у него с Клодией. Но разве нужно что-то вроде сегодняшней несчастной сцены, чтобы заставить его понять правду, понять, чем в его жизни была Мин?
— Черт возьми, — сказал он вслух, — ну и беду я навлек на себя!
Мин не стала ждать Джулиана, она даже не хотела прощаться с ним. Когда дядя дошел до домика, она уже была в машине. Они уехали.
Стало ясно, и сильно потеплело. Но Мин было не до золотой осени. Дядя Альберт увидел, что она была очень бледна и на этом фоне губы стали еще ярче. Он осторожно взял ее за руку:
— Детка… может быть, ты поторопилась немного? Может быть, надо было попрощаться с бедным молодым человеком, поблагодарить его за обед?
— Можете поблагодарить его письменно, дядя Альберт.
Он никогда еще не слышал такой резкости в ее голосе.
— Чем он тебя гак расстроил? Конечно, я виноват, что так неожиданно выдал тебя. Но он все равно узнал бы завтра. Велика ли разница?
Мин молчала, глядя в пустоту. Она не оглянулась, даже когда проезжали мимо «Четырех перьев». Вот уже машина повернула на лондонскую дорогу. Она слышала только половину того, что говорил дядя. Мысли ее были в Шенли, с Джулианом. Она больше не увидит ни его, ни дом. Она решила вычеркнуть их из своей жизни, искоренить в себе эту роковую любовь. С самого начала это приносило ей только боль. Было, правда, несколько замечательных встреч, волнующих вечеров… Благословенные мгновения объятий и поцелуев, надежды, счастливого безумия. Потом — горечь разочарования, несбывшихся желаний, загубленных душевных сил.
Дядя все говорил, рассказывал, каким несчастным был Джулиан, как он говорил о своей гордыне, о боязни прослыть корыстным. Она и так знала все это. Он и сам ей об этом говорил. Но ей казалось, что она переубедила его, что, если любишь, можно забыть о ее деньгах. Он преувеличивал все это. Она так и не поняла, почему он был таким чужим, даже враждебным сегодня утром. Она только решила, что надоела ему и он решил положить конец их отношениям. А может быть, и другая женщина появилась?.. Она ведь не знает его личной жизни, и миссис Тренч он вряд ли посвящает в это. Может быть, какая-то местная девушка понравилась ему, и он может жениться на ней без проблем. Да и не нужно ей все это знать, хватит. Она уже слишком уронила себя, будучи слишком откровенной и естественной, чтобы не потерять счастье из-за глупой гордости.
Но она, наверное, была не права. Может быть, из-за того, что у нее душа была нараспашку, Джулиан, не привыкший к этому, и дошел до решения воздвигнуть стену между ними. Ну, ему это удалось. Так пусть стена и стоит. Она попросит дядю увезти ее из Англии, как только он закончит здесь дела. Даже не в Рим или Францию. Дядя часто говорил, что хочет свозить ее в Австралию, в Мельбурн и в деревеньку, где родились они с сестрой, ее матерью. Можно поехать туда. Пусть между ними пролягут тысячи миль. Чем дальше, тем лучше.
Дядя все продолжал говорить, к ее удивлению оправдывая Джулиана.
— Правда, моя девочка, мы так его огорчили. Он просил передать тебе, что никого не хотел бы видеть в своем доме так, как тебя.
— Чепуха, — заявила она, — это он просто оправдывался из вежливости.
— Не похоже, — покачал головой дядя Альберт. — Он очень искренний человек. Он глуповато вел себя с тобой, но не забывай, что первый брак заставил его не доверять женщинам вообще. Ты сама не раз говорила, что его жена — дьяволица. Так что он не очень, наверно, верит женщинам, даже тебе.
— Дело не в вере! — воскликнула она. — Все ясно. Он никогда не любил меня и всегда боялся за свою репутацию… и за мою. Он очень хорошо поступил со мной, когда был развод. Но он и не собирался жениться на мне, а я была настолько глупа, чтобы продолжать наши отношения. Мне не следовало и думать покупать Шенли. Я сама искала бед! Да вы сами сегодня говорили, что я гоняюсь за ним. Я получила по заслугам.
— Но, дорогая моя, ты, по-моему, неправильно смотришь на это. Я не слепой. Ясно вижу, что этот Беррисфорд безумно влюблен в тебя.
Мин, вся порозовев, нервно засмеялась:
— Безумно! Это так выглядело? Он почти не говорил со мной сегодня. Даже не хотел оставаться со мной вдвоем. А как он испугался, когда понял, что это мы покупатели!
— Не могу согласиться. По-моему, это было скорее изумление, а не страх.
— Я не хочу знать, что это было. И прошу вас, больше не надо об этом. Я решила, что вам не следует покупать Шенли для меня. И я прошу вас как можно скорее заказать билеты на самолет в Австралию.
Дядя Альберт удивился. Он всегда знал, что женщины непредсказуемы, но это было уж слишком.
— Эге-ге! — сказал он. — Ты, девочка, совсем сбила бедного дядю с панталыку.
Мин застыла. Она всеми силами сдерживала душившие ее слезы. И ничто не могло заставить ее открыть дяде, что с каждой милей ей все больнее было осознавать то, что произошло. Эта странная вспышка, уведшая ее от Джулиана из Шенли, вызовет теперь долгие месяцы любовных терзаний. Она вдруг поняла, что отчуждение и холодность Джулиана, причин которых она не знала, стали для нее последней каплей.
Хуже всего, что ее состояние опасно приближалось к чувству раскаяния. Да, жаль, что она так уехала, без прощания, не поблагодарив его, не слушая объяснений. Плохо, что она так истерично убежала, даже не погладив на прощание милого Фрисби. Ужасно, что они с Джулианом расстались на том, что она отказалась от Шенли. Да и для Джулиана это, наверное, финансовый удар. Он ведь рассчитывал этим поправить свои дела. Теперь ему придется снова искать покупателя, а тот может дать меньше, чем предлагал ее дядя. Вдруг она почувствовала вину перед Джулианом. Она стала вспоминать, что было до этого дня и как он был добр к ней прежде. Ведь это из-за нее и своей доброты он столько потерял. А если правда причина только в его гордости, как осуждать его? За это можно уважать. Она и уважала его. Ее любовь началась с восхищения им.
Она услышала слова дяди:
— Ну, это твоя жизнь, и не мне решать твои любовные проблемы. И все же, я думаю, ты поторопилась.
Она не отвечала. Раскаяние вытеснило ее гнев.
— Скажу тебе, что я сам бы очень хотел побывать в Австралии, — продолжал дядя. — Я всегда хотел, чтобы ты повидала места, где родилась твоя мать. Славные места. Там еще мой дед начинал искать золото. Речка Уоллаби, странное название для англичан, да? У меня был младший брат, которого так назвали, но он умер молодым. Там начиналась вся наша семья, потом перебралась в Мельбурн. Мой отец сделал состояние на золоте, но потерял его. У него не было такого чутья, как у меня. Пришлось ему идти на службу в банк. Потом уже он оказался в Шанхае с моей сестрой, где она и познакомилась с твоим отцом. Симпатичный был молодой человек, но…
— Не надо, прошу вас, — перебила его Мин. Спрингер увидел слезы на ее щеках. — Не надо, пожалуйста, рассказывать о маме и папе… и вообще. Я сейчас не могу разговаривать.
Дядя Альберт откинулся на сиденье и закурил. Слезы ее не особенно огорчали его. Они были для него доказательством того, во что он тайно верил: она поторопилась и теперь жалеет об этом. Нет, у них с этим Джулианом все так скоро не закончится.
Но он уважал ее желание помолчать и подумать. Он молча курил и глядел на Большую Западную дорогу, вдоль которой за последние лет пятнадцать понастроили заводов, так что места эти изменились по сравнению с тем, что он видел прежде. Хотя он и не занимался уже бизнесом, промышленная жизнь страны его живо интересовала. Он с гордостью отметил про себя, что здесь не было предприятия, сравнимого с его «Рационами Спрингера».
Не только он, но и Мин думала сейчас о его капитале. Она сожалела о том, что произошло в Шенли, а также о том, что дядя нажил свое богатство и собирается оставить его ей. Оно встало между ней и ее
