зелени.
Девица в доме напротив, из уважения к священным традициям дня отдохновения, принимала душ за наглухо закрытыми шторами.
Жители затихли, с печалью и смирением готовясь встретить первый рабочий день недели. По всему острову, сверкая сквозь плотный, словно пропитанный мускусом воздух, призывно перемигивались окна домов.
В квартире Кода двое расположились в креслах напротив друг друга, между ними — голубая настольная лампа. Словно заговорщики, они сблизили головы. Код кроме белого халата надел зеленую шапочку хирурга, а поверх нее пристроил офтальмоскоп, на коленях у него лежал блокнот. Роджерс облачился в широкие твиловые брюки и норвежский свитер. Он нервничал, надеялся на лучшее, испытывал почтительный страх — типичный пациент на приеме у доктора (картину нарушал лишь стоявший рядом стакан бренди с содовой).
Код начал консультацию со стандартных вопросов. Зачитанные спокойным, уверенно- профессиональным тоном, они должны успокоить Объект, вселить в него доверие и чувство общности с экспериментатором.
'Фамилия?'
'Дата рождения?'
'Рост?'
'Вес?'
Он проверил пульс, приложил стетоскоп к груди Роджерса, занес данные в блокнот.
'А это так уж важно?' — осведомился Объект с напускной иронией.
Вымученная бравада. Конечно, он пока не готов полностью подчиниться воле Кода, но в глубине души уже желает именно такой развязки: хочет, чтобы его рассматривали в лупу, расспрашивали, с глубокомысленным видом интересовались самыми ничтожными подробностями, потому что они якобы чрезвычайно важны для 'общей картины'. Он не мог видеть, что Код заносит в свой блокнот, и сознавал — ему вряд ли разрешат посмотреть, но сам факт, что такие 'частности' тщательно фиксируются, успокаивал лучше любых таблеток. Записи в блокноте сейчас служили для Роджерса единственным доказательством того, что он на самом деле существует; слова, в отличие от понятий, которые они обозначают, представлялись объективной реальностью, а запечатленные на бумаге, они стали еще более 'настоящими', чем просто произнесенные вслух. Книга Страшного Суда, Скрижали Истории.
Исполняя невысказанное желание Объекта, Код ответил ему предельно серьезным тоном:
'Необычайно, необычайно важно!'
Удовлетворенно вздохнув, Роджерс устроился в кресле поудобнее. Код сцепил пальцы.
'Конечно, так начнет собеседование и любой врач — стандартная процедура. Однако даже сейчас мы отклоняемся от нее в одном очень важном пункте'.
Он помолчал, чтобы дать Объекту возможность осознать значение услышанного.
'Видишь ли, по моему мнению, беда наших эскулапов в том, что они держат в неведении своих подопечных. Обращаются с ними, как с детьми. Скрывают сведения о болезни, якобы не желая беспокоить пациента — как будто он не знает собственный недуг (по крайней мере, симптомы) лучше любого другого, как будто он и так уже не напуган! На самом деле, мы наблюдаем давно знакомый всем горе-знахарям, но слегка обновленный способ заморочить людям голову — зашифровать обычные вещи с помощью профессионального жаргона и притвориться, что все это чересчур сложно для 'простого' человека! Их гильдия противопоставляет себя остальным — стаду обывателей, как будто ее члены — жрецы, и никто кроме них не умеет общаться с Богами Болезней и ублажать Их! В результате, даже если кто-нибудь из них вдруг решит прибегнуть к помощи пациента, — а такого никогда не случится! — ничего не выйдет. Одно из двух — либо больного до смерти напугает их средневековая абракадабра, либо, особенно если он образованный человек, возмутит, что с ним обращаются как с имбецилом. Ты все понимаешь?'
'Я… ну да, конечно!' — Роджерс был слегка разочарован.
'Я использую совсем другой метод. Предлагаю тебе
'Верно! Верно!'
'Но хотя ты вправе считать меня просто 'любителем', — Код честно округлил глаза, — есть область медицины, которая заслужила мое глубочайшее уважение. Психиатрия'.
'Да, психиатрия. Только ее представители поделились своей премудростью с профанами. То есть, с такими как ты и я, — снисходительно добавил он. — Без сомнения, причина кроется в том, что их наука до сих пор еще не вышла из младенческого состояния, а они пребывают почти в таком же неведении, как и остальные. Так или иначе, психиатры не строят из себя всезнаек, и более того, даже готовы сотрудничать с пациентом, — на самом деле, это стало частью стандартной методики работы'.
'Так что, если хочешь присвоить мне какой-то ярлык, — подытожил он, — мне бы хотелось, чтобы ты считал меня, скажем, 'непрактикующим психиатром'. Да, именно. Непрактикующим психиатром. Хорошо?'
Его подопечный энергично закивал. Код взял со стола солидный том в темно-красном кожаном переплете и открыл в заложенном месте. Роджерс с благоговейным страхом взглянул на книгу.
'Что ж, совершенно очевидно, прежде чем найти способ лечения, в первую очередь надо определить, что с тобой. Здесь у нас имеется систематизированный перечень всех известных науке душевных болезней. Предлагаю рассмотреть каждую по очереди, и возможно среди них мы обнаружим твой недуг. Что скажешь?'
'Конечно!'
'Между прочим, это классификация фон Крепелина. Разумеется, она несколько устарела — с тех пор мы, благодаря неудержимому наступлению Прогресса, обнаружили множество новых видов расстройств — но на мой взгляд, и сейчас вполне годится для работы'.
'Итак, Крепелин различает двенадцать основных типов психоза…'
'
'Просто такое слово, друг мой! — успокоил его Код. — Обычный термин, только и всего! Большинство так называемых психозов не страшнее привычки грызть ногти!'
'Аутофагия, — пробормотал он про себя, довольный, что память его не подвела. — Между прочим, ты грызешь ногти?'
'Ну… да, иногда бывает'.
'Ясно, ясно. Бог с ним. Это вовсе не всегда о чем-то говорит. Но все же…'
'Тип первый, — продекламировал он. — Психозы, возникшие вследствие инфекционного заболевания, или связанные с ним'.
'Сифилис центральной нервной системы: менингоэнцефалитный тип или общий паралич: менинговаскулярный тип (церебральный сифилис): тип, вызывающий внутричерепные гуммозные образования — 'гуммозные' такое ужасное слово, правда? Кстати, — он окинул пациента пронизывающим взглядом, — надеюсь, ты никогда не болел сифилисом?'
'Господи боже, нет! Нет конечно!'
'Быстрее, — распорядился Код, — Проверим твои глаза!'
Он приладил офтальмоскоп и обследовал зрачки Роджерса.
'Нет, — пробормотал он про себя. — Синдром Аргайлла Робертсона отсутствует. А синдром Бабинского?'
Он велел Роджерсу снять туфли и носки, пощекотал ступни перышком. Объект судорожно захихикал и стал рассказывать анекдот о барменше и пьяном, с ключевой фразой 'ужасно скверная погода'. Пальцы на ногах, как и следует, инстинктивно сжались.
Код оборвал Роджерса. 'Нет, никаких признаков О.П. Я и не думал, что он у тебя есть, но нам обязательно надо самим во всем убедиться, не так ли? Можешь надеть носки и туфли'.
Он снова взял книгу и продолжил чтение.