же подняла на ноги всех. И загребла вас. Причем Луке это стоило жизни.
Юсиф замолчал. Еще раз оценив услышанное, Миша сказал:
— Это могло и тебе стоить жизни.
— Могло. Конечно, о том, что в багажнике «БМВ» лежит труп полицейского, я не знал. Но знал: дело нечисто. Перед тем как пересесть к тебе, я предупредил Шукюра… Который, я знал точно, мне верен… Помнишь Шукюра? Который перевозил девушек? И ездил за вещами?
— Помню.
— Так вот, я его предупредил: ко мне домой пусть не возвращается. Пусть ждет меня в безопасном месте. И, если сможет, перед этим пусть проследит, что происходит в доме. В Стамбуле я оказался легко. Доехал на попутной машине. Сошел, где надо. И сразу же позвонил Шукюру. Он предупредил меня: около моего дома показываться нельзя. Дом оцеплен полицией. Тогда я попросил его связаться с нашим человеком в полиции и попытаться выяснить: что с вами. Уже через полчаса я знал: вас замели, Лука убит, ты арестован. Гостиница, в которой находились девушки, была надежной. И все же я решил подстраховаться. Шукюр предложил им переехать сюда. При этом он по моему совету рассказал им все. Лиза, узнав, что Лука убит, попросила помочь ей улететь в Москву. Что Шукюр и сделал. Ну, а Галя… — На секунду Юсиф накрыл Мишину ладонь своей. — Галя сказала, что тебя не бросит. Тебе повезло. Иметь такую девушку.
— Я тоже так считаю. Ну а что было дальше?
— Дальше… — Юсиф дернул плечом. — Дальше все было очень просто. После того что случилось, я держал в руках все концы. Я мог поступить и так, и этак. По-всякому. Подумав, решил не мудрить. Полиции ведь будет приятно, если она распутает все сама. Я знал: дело ведет капитан Онсель. Он считается честным полицейским. Во всяком случае, насколько мне известно, с деловыми он не связан. Подготовленный мной человек позвонил Онселю. И сказал: если они хотят узнать, кто убил Камаля Суата — пусть возьмут в работу Масуда-галерейщика. Кроме того, мой человек намекнул Онселю: с Батмазом нечисто. Не знаю уж, что они там проделали. Но, по моим сведениям, Масуд раскололся быстро. На второй день, как его взяли. Почти тут же сгорел Батмаз. Насколько я понял, после звонка моего человека они прослушивали все их телефоны. Кстати — Батмаз ведь тебя допрашивал?
— Допрашивал.
— Сколько раз?
— Один.
— Где это происходило? В обычной комнате?
— По-моему, да. А что?
— То, что они могли применить при твоем допросе испытанный трюк. Записав твой допрос на видеопленку незаметно не только для тебя, но и для Батмаза. Ты не помнишь, как он себя вел? При допросе?
— При допросе… — Миша попытался вспомнить. — Вообще-то да. Он говорил осторожно. Так, будто чего-то опасался.
— Он наверняка опасался. Но в таких случаях какие-то вещи все равно проскакивают. Неизбежно. Я закурю?
— Конечно.
Закурив, Юсиф некоторое время занимался лишь тем, что следил, как стряхиваемый им пепел падает в кофейную чашку. Наконец сказал:
— Вообще-то я в основном знаю — как они там тебя зажали. В киче. И все же расскажи, что там было и как.
Миша рассказал. Выслушав до конца, Юсиф кивнул:
— Шайбака я знаю. Ссучился он давно. Сидит на колесах[Сидеть на колесах (
— Повезло, — согласился Миша. — Я не пойму одного.
— Чего? — Загасив сигарету, Юсиф внимательно посмотрел на Мишу. Похоже, он понимал: то, что Миша собирается ему сейчас сказать, говорят не каждому.
— Почему в киче… на допросах и на очной ставке… ни разу не всплыли камни?
— Камни? Ты имеешь в виду… — Юсиф замолчал. — Алмазы шаха?
— Я имею в виду алмазы шаха. Их будто и не было. Полный глушняк.
— Ладно. Объясняю механику, так, как я ее понимаю. Но сначала — тебе ведь должен был намекнуть об этом мой адвокат. Мансур Исметчи. Он говорил что-нибудь об этом? Когда ты лежал в больнице?
— Говорил. Правда, довольно смутно.
— Что именно он говорил?
— Что я не должен упоминать, что между мной и Масудом плавали крупные вещи. Я понял, что он имеет в виду алмазы. Я и не упоминал о них. Но ведь кроме меня есть другие — знающие о камнях.
— Есть. Если исключить Бабура, которого уже нет, о камнях в Стамбуле, кроме тебя и меня, знают сейчас трое: Масуд, Батмаз и Шайбак. Но ведь ты об этих камнях даже не заикнулся. В ориентировках Интерпола об алмазах шаха тоже ничего не сказано. Поскольку милиция не вдавалась в детали. Значит, о них ничего не знает и турецкая полиция. Это все и решает. Ведь если бы Онсель знал об этих алмазах хоть что-то, он уж как-нибудь выжал бы сведения о них из Батмаза и Масуда. И, естественно, из Шайбака. Но поскольку Онсель об алмазах не упоминал, все трое тоже промолчали. Так что удивляться нечему.
В наступившей тишине было слышно, как тикают часы. Склонив голову, Юсиф будто прислушивался к их звуку. Встал, подошел к Мише. Тронул за локоть:
— Спасибо, Миша. Если бы не ты… сам понимаешь. Мне крышка.
Миша ответил на взгляд Юсифа. Понял: это точно взгляд друга. Усмехнулся:
— Юсиф, кончай.
— Кончай не кончай, я твой. Такие дела.
— Сочтемся. Я бы без тебя тоже пропал. Ведь ты вытащил меня из этого дела за уши.
— Да? — Юсиф шутливо дотронулся кулаком до его живота. — Думаешь, я мог поступить по- другому?
— Не знаю.
— А я знаю. Не мог. Ладно, хватит лирики. Вообще-то за то, что тебя вытащили за уши, нужно благодарить не меня. А толстяка.
— Твоего адвоката? — догадался Миша.
— Да. Мансура Исметчи. Он продумал все до мелочи. Главное, он изобрел формулу — приемлемую для всех. Они сообщают о тебе в Интерпол, ты даешь подписку. Поэтому… — Юсиф сел рядом с Мишей. — Поэтому давай договоримся. О важных делах.
— О важных — о каких?
— Вот о каких. Что представляет из себя мое дело, ты теперь знаешь. Просвещу. Впрочем, думаю, ты понял это и так. Просвещу вот в чем: без помощника, которому я мог бы доверять, с такой махиной не управиться. Раньше у меня был Бабур. Теперь его нет. Я предлагаю занять это место тебе. Открыв при этом небольшую производственную тайну. Знаешь, сколько мы имеем навара в год?
Миша пожал плечами:
— Откуда? Конечно, нет.
— Около десяти лимонов в год. Само собой,зелени.
— Десять миллионов баксов? — Сумму Миша повторил лишь из уважения к услышанному.
— Точно, десять. Естественно, я имею в виду чистяк. То, что остается после производственных, накладных и прочих расходов. И, естественно, после выдачи зарплаты. Раньше эти десять лимонов мы с Бабуром делили просто. Три четверти мне, четверть ему. Тебе я предлагаю более высокий тариф. Шестьдесят к сорока. Шестьдесят процентов навара каждый год идут мне. Сорок — тебе. Ну и, само собой, ты получаешь все остальное. Как все. Зарплату, командировочные, представительские. Что тоже немало. Как?
Сорок процентов, подумал Миша. То есть четыре миллиона долларов. О таких суммах он и не мечтал.
