Даже учитывая, что сдаст хотя бы по средней цене оставшиеся четыре алмаза. Посмотрел на Юсифа. Нет, обмана в его глазах не было.
— Так как? — повторил Юсиф. — Согласен?
— Юсиф… Конечно, согласен. Только… я ведь в этом деле ни бум-бум. Таким никогда не занимался.
— Не нужно, чтобы ты этим занимался раньше. Не пройдет и месяца, как ты будешь понимать в этом лучше меня. Главное, чтобы мы с тобой верили друг другу. Я тебе, ты мне. Остальное приложится. Ну что? По рукам?
— По рукам. — Они пожали друг другу руки.
— Но пока, месяца на два, на три, тебе придется исчезнуть. Уехать из Стамбула. Чтобы все утихло.
— Ты так считаешь?
— Да. Куда-нибудь недалеко, в Европу. Ты ведь пока под колпаком. Тебя знают в полиции. В принципе турецкая полиция против тебя лично ничего не имеет. Надо только дать ей нормальную возможность забыть о тебе. Выполнив то, что ты обещал в подписке, ты перед отъездом сообщишь турецкой полиции, что покидаешь Стамбул. Турецкая полиция сообщит об этом в Интерпол. Ну а где Интерпол будет тебя искать после этого, нашей полиции глубоко наплевать. Она с удовольствием забудет о твоем существовании. Когда это случится, ты тихо, без шума вернешься. И будешь жить, как все. Устроит тебя такой вариант?
— Конечно. — Сказав это, Миша услышал шум затормозившей внизу машины. Хлопнула дверца, Юсиф улыбнулся:
— Это Галя. В самый раз. Миша, запомни: ты можешь звонить мне в любой час дня и ночи. Не домой, конечно. Туда я пока еще не захожу. — Черкнув на бумажке, придвинул ее к Мише. — Вот телефон. По нему всегда можешь застать — если не меня, то Шукюра.
Вошла Галя. В руках она держала огромную, набитую до отказа сумку. Юсиф тут же ловко перехватил ее. Поблагодарив его еле заметной улыбкой, Галя сказала:
— Все в порядке? Я не помешала?
— Что ты, Галочка. — Юсиф внес сумку в кухню. — Я поставлю ее здесь?
— Ставь, где хочешь. Останешься с нами обедать?
— Спасибо, Галочка. Ухожу. Дела. Но думаю, мы скоро пообедаем вместе. Ты, Миша, я. И Гюль. Если вы не против.
— И Гюль? — Галя шутливо прищурилась. — Или это будет какая-то другая девушка?
— Вряд ли. Думаю, это будет именно Гюль.
— Вы еще встречаетесь?
— С Гюль невозможно не встречаться Ладно, ребята. — Открыв входную дверь, Юсиф широко улыбнулся. — Отдыхайте. Думаю, вам пока не до гостей. Всегда рад вас видеть, слышать и прочее. Пока.
53
После ухода Юсифа остаток дня и вечера они провели тихо и спокойно. После обеда с подошел к окну, и Галя тут же взяла с него слово: в течение этого и следующего дня он не будет даже пытаться выйти на улицу. Он особенно и не возражал; он все еще не ощущал нужной крепости в движениях.
После ужина, отпустив прислугу и устроившись в креслах в гостиной, они с Галей до ночи смотрели телевизор. В самом конце программы показали новую кинокомедию. Галя предложила переводить — комедия шла на английском языке с турецкими субтитрами. Но Мише все было понятно и так. В конце концов он поймал себя на том, что хохочет до упаду.
Спать они легли поздно. После того как Галя, сняв халат, забралась под одеяло и прижалась к нему — он испытал огромную нежность. Но не более того. Думать о друге он сейчас не мог. Ему было просто легко с ней. И все.
Посмотрев ему в глаза, Галя тихо прошептала: «Миша, спи». Он поцеловал ее — и заснул.
Прилив сил он испытал на следующий день, после завтрака. Он даже попытался, улучив момент, когда не было Гали, несколько раз отжаться от пола. Выяснилось: отжиматься он не разучился. При этом, отжимаясь, он не ощутил ни малейшей боли в ребрах.
Вечером, когда ушла прислуга и они сели ужинать, он сообщил об этом Гале. Улыбнувшись и сказав: «Прекрасно», она продолжила еду. Затем, собрав посуду и сложив ее в мойку, подозрительно долго стояла, разглядывая стенку шкафа. Наконец, повернувшись, сказала:
— Миша… Нам надо поговорить.
— Поговорить? Ради Бога. О чем?
— О нас с тобой. — Она села. — Только о нас с тобой.
— Давай. — Он попробовал улыбнуться, но она не ответила. — Давай. Хотя я думал… тебе о нас с тобой все ясно? Или нет?
— Мне? — Она посмотрела ему в глаза.
Он впервые понял, каким жестким может « быть ее взгляд. — Нет.
— Нет?
— Нет.
— Но я ведь… Я ведь, если ты помнишь, сделал тебе предложение. И готов повторить это предложение сейчас. Да что там… Я готов повторять это предложение сто раз. Тысячу раз. Каждую секунду.
— Предложение… — Помолчала, разглядывая стол. Подняла глаза. —Миша, давай не будем о предложениях. О предложениях. О любви. И о прочем в таком роде. Я тебя люблю. Да, люблю. Ну и что?
— Как — что? Я ведь тебя тоже люблю. Разве этого недостаточно?
— Нет. — Повторив, почти крикнула: — Нет! Я не хочу, чтоб все было… Чтоб все было так. Не хочу! Понимаешь, не хочу!
— Но… как «так»?
— Так! — усмехнулась. — Так, так, так! А ты будто не понимаешь как? Не понимаешь, да?
Нет, сейчас он уже примерно понимал, что она имеет в виду. И все же сказал неопределенно:
— Ну… может, я не все понимаю. Объясни.
— Объясни… Миш, но я ведь не слепая. Да, я бросила Щукинку[Щукинка
В ее глазах было столько гнева, что он испугался. Он ждал, когда этот гнев погаснет. Он должен был, не мог не погаснуть. И гнев действительно погас. Опустив глаза, она стала рассматривать стол. Делала она это так, будто ей было совершенно безразлично, сидит он рядом с ней или нет. Весь вид ее говорил: ответа от него она не ждет. Она лишь рассматривала свои ладони, положенные на стол внешней стороной вверх. Вот подчеркнуто бесстрастно погладила одну из рук пальцами. Непонятно почему, но это движение показалось ему невыносимым.
Наконец, решив, что можно говорить, он сказал:
