— Не «разберемся», а будет так, как я сказал. Все, приезжай. Жду.
Хорошо, Арсений Дмитриевич. Если повезет — буду минут через сорок.
Прислушавшись к гудкам, Пластов положил трубку. И стал ждать.
29
Около четырех часов Дня в коммутационном помещении Петербургской телефонной станции раздался звонок. Сняв трубку, телефонистка услышала хорошо ей знакомый голос секретаря Петербургской компании телефонной связи господина Грауэра. Справившись, как идут дела, и узнав, что, за исключением обычных мелких неисправностей, станция работает безотказно, Грауэр сказал:
— Милочка, сейчас к вам подойдет инженер по связи господин Экберг. Он проверит коммутацию, заодно проведет мелкий ремонт. Надеюсь, вы с ним сработаетесь.
— Безусловно, господин Грауэр. Не беспокойтесь.
Господин Экберг подошел почти тут же. На барышню инженер произвел весьма благоприятное впечатление. Во-первых, он оказался значительно моложе, чем она предполагала. Во-вторых, хотя господин инженер говорил с явным немецким акцентом, барышня оценила в нем приятного собеседника. Господин Экберг сделал несколько удачных комплиментов, показал осведомленность в последних петербургских новостях. Затем, выяснив, по каким номерам телефонов велись переговоры в последний час, надел наушники. Барышню господин Экберг попросил не обращать на него ни малейшего внимания, ибо его работа ни в коей мере не помешает соединению абонентов. Барышня не без сожаления последовала его совету, занявшись своим обычным делом. Господин же Экберг, вооружившись контактами-зажимами, принялся сосредоточенно прослушивать все линии. Работал он довольно долго, так что к вечеру барышня почти перестала его замечать. Наконец примерно около семи вечера — барышня как раз разъединила двух абонентов, только что поговоривших друг с другом, — господин Экберг снял наушники. Вздохнул:
— Уф-ф… Кажется, все. Я вам не надоел?
— Что вы, господин Экберг. Наоборот, мне было очень приятно.
— Мне тоже. С вашего позволения я соединюсь со своим шефом. Не возражаете?
— Конечно, говорите. Вы ведь на работе.
Господин Экберг воткнул штекер в гнездо, набрал номер. Вызов он сделал по-немецки. Барышня конечно же прекрасно знала немецкий, французский и английский. Тем не менее она отвернулась, давая понять, что не хочет слышать разговор. Впрочем, разговор, ведущийся на отличном «хохдейче», оказался коротким и деловым.
— Шеф, это я, — сказал господин Экберг. — У меня закончено.
— Выявили что-нибудь, кроме мелких неисправностей?
— Выявил именно то, о чем сообщил мой коллега.
— Прошу прощения, напомните, о чем сообщил ваш коллега?
— Ну… он сообщил, что источника питания у нас нет.
— Но ведь у нас его действительно нет?
— Действительно нет. Он это и сообщил.
— Что и все? Больше ничего?
— И все. Больше он ничего не сообщал.
— Вы… ручаетесь?
— Ручаюсь, шеф. Будут какие-то указания? Вы… недовольны моим коллегой? Шеф?
— Признаться — не очень доволен. Боюсь, его придется уволить.
— Понятно. Хотя мне кажется — провинность не очень большая.
— Ну… за ним могут быть другие провинности. Которые он скрыл.
— Ясно. Хорошо, шеф, как скажете. Сообщить о вашем решении в контору?
— Сообщите. И немедленно. И попросите… сделать все без шума.
— Ясно, шеф. Всего доброго.
— Всего доброго.
Господин Экберг выдернул штекер. Снял наушники, спрятал в чемоданчик. Кашлянул:
— Вот и все, барышня. Желаю приятного дежурства. Что касается мелких поломок — они исправлены. Имею честь кланяться.
Барышня, соединявшая в этот момент двух абонентов, мило улыбнулась.
Выйдя на улицу, господин Экберг сделал несколько шагов и остановился на краю тротуара. Почти тут же к нему подъехало элегантное ландо с поднятым верхом. Если бы нашелся чудак, который седьмого июня ночью находился в центре Голодая и не спал, он без труда узнал бы экипаж, подъезжавший в ту ночь к Натальинской ферме. Господин Экберг без слов вскочил в ландо. Влекомая чистокровным рысаком пролетка неспешно двинулась по мостовой. В ландо находились двое мужчин в идеально сшитых фрачных парах те же, что ночью седьмого июня бросили в болотную лужу бесчувственное тело Ермилова. Более молодой сидел впереди с вожжами в руках. Его старший партнер разместился сзади, иод навесом. Экберг, усевшийся рядом с ним, сказал по-немецки:
— Он едет на Моховую, два. К адвокату. Уже едет.
— От куда он едет?
— С Васильевского острова. Судя по разговору, городским транспортом. У адвоката он обещал быть минут через сорок.
— С шефом говорили?
— Да. Шеф сказал — мальчишку надо убрать. Желательно без шума. И срочно.
— Что еще вы узнали из разговора мальчишки и адвоката? Мальчишка взволнован?
— Не очень. Считает, ему все сошло. Потом, он надеется на свой револьвер.
— Ну а адвокат? Как он, настороже?
— Говорил он взволнованно. Сказал: будет ждать мальчишку у себя в квартире. Звонок в квартиру должен быть условным: один короткий, один длинный. Как… сможете?
— Постараемся. Вам же, наверное, лучше сейчас сойти.
— Конечно.
Экберг подождал, пока ландо притормозит. Спрыгнул и затерялся среди прохожих. Сидящий впереди повел вожжами, и рысак устремился вперед. Минут через десять, подъехав к Моховой, сидящий на облучке молодой человек во фраке натянул вожжи, и ландо с двумя седоками остановилось. Рысак дернул шеей, застыл, ослабив одно колено. Впереди, метрах в двадцати, был хорошо виден подъезд Пластова. Сидящий сзади сказал тихо:
— Насколько я помню, у адвоката четвертый этаж. С пролетом.
— Довольно глубоким, — добавил молодой.
— Именно. Действуем так: я прохожу на пятый этаж. Ты дежуришь здесь. Как только мальчишка войдет в подъезд — пойдешь за ним. У четвертого этажа попробуй его отвлечь. Но не раньше. Ясно?
— Ясно. Ну а вдруг какая-то неожиданность?
— Например?
— Например, мальчишка уже там?
— Его там не может быть. Потому что он едет городским транспортом. И будет не раньше чем минут через двадцать.
— Ну а вдруг адвокат не вовремя откроет дверь?
— Не откроет. Он ведь назначил мальчишке условный звонок. Значит, будет сидеть в квартире, пока этот звонок не услышит. — Помолчал. — Меня больше волнует другое.
— Что?
— Револьвер. Того, что он в нас попадет, я не боюсь. Стрелять мальчишка не умеет, это ясно. Но если на лестнице начнется пальба… Сам понимаешь.
— Понимаю. Думаю все же, выстрелить он не успеет.
— Хорошо бы. Ладно, я пошел.
