Она даже не спросила, зачем нужны эти книги. Открыла на Гулю карточку, расспросив про год рождения, пол, образование, где работает; записала туда все три тома, каждый в отдельности, и попросила ее расписаться за каждый том.
Гуля сама пояснила:
— Сын иногда наезжает из Майкопа. (В техникуме учится). Так им по программе…
— Угу, — с готовностью и коротко согласилась библиотекарша, боясь, очевидно, что Гуля раздумает брать этот трехтомник.
В поселке Распадок два «очага» культуры — библиотека и Дом культуры. И располагаются они напротив друг друга, наискосок, через площадь. (Если можно назвать площадью небольшую площадку со следами клумбы, несколькими скамейками из толстых дубовых плах с вырезанными на спинках гибкотелыми пантерами, голова к голове, и дельфинами. И еще грубо сколоченным, длинным, словно рыночный прилавок, столом для доминошников и картежников). С площади открывается вид на ту сторону поселка и на железную дорогу внизу. По железной дороге то и дело грохочут поезда. Длинные товарняки и наливные. Мчатся в конфликтующие Азербайджан и Армению. Пассажирские: «Москва — Тбилиси», «Москва — Батуми», «Москва — Сухуми, Ереван, Андижан, Адлер» и т. д. И разные местные. Да еще электричка: «Туапсе — Майкоп
— Туапсе», «Туапсе — Белореченск — Туапсе».
Под грохот проходящих поездов по дубовому столу стучат мужики в домино, режугся в карты. А в Доме культуры, как и положено, крутят музыку. «Розовые розы Светке Соколовой…» К Дому культуры примыкает летняя площадка, куда переходит культурная жизнь в летние месяцы. Там тоже идут фильмы и раз в неделю крутят танцы, которые теперь называются «дискотека».
Перед началом мероприятия возле Дома кулыуры кучкуется молодежь. В основном подростки. Те, которые постарше и обзавелись уже семьями, те приходят в обрез. Потому что некогда. Потому что у семейных совсем другие измерения времени.
Подростки ведут себя развязно. Смеются то и дело чему-то. Не смеются, а ржут. Нарочито беззаботно и нарочито громко, чтоб никто не сомневался, что им весело. Щелкают семечки, курят, сквернословят. Тоже нарочито громко, похабно, чтоб никто не сомневался, что они ужасно самостоятельные. Некоторые сидят на скамейках, украшенных гибкотелыми пантерами. Сидят почему?то на спинках, ногами пачкая сиденья. После них уже нельзя сидеть на скамейках. Так посмотришь на них и иной раз кажется, что после них и жить уже нельзя будет.
А напротив этого гремящего, плюющего, ржущего и сквернословящего «культурного» очага стоит скромное старое — престарое деревянное одноэтажное здание с пере кошенными окнами и просевшей, как у доходного мерина спина, крышей. Это второй очаг культуры — библиотека. Она вечно закрыта, потому что библиотекарша, молодящаяся, болезненного вида женщина, вечно болеет. А точнее — она отвыкла ходить на работу. Она поняла, что культура сосредоточилась, в основном, в здании напротив, а потому не навязывалась. Наоборот, старалась жить как можно тише и незаметнее. По принципу — вы меня не трогайте, я вас не трону. Под этот «глубокомысленный» компромисс дряхлело потихоньку здание библиотеки, старилась болезненная библиотекарша, все больше прогибались книжные полки, прели книги, терзаемые крысами и мышами, чахла в местечке духовная культура. Зато легковых машин становилось все больше. И разъезжали на них по поселку сытые, равнодушные посельчане, для которых каждодневное обжорство и водка стали чем?то вроде религии. А бессмысленное накопительство и наглое воровство — доходным «спортом». Просыпается такой «спортсмен» поутру с похмелья и говорит жене: «Слушай, Соня, а не поехать ли нам сегодня в гости к Сурену?» Лоснящаяся от жира Соня смеется: «Поехали. А чо нам!»
А Сурен живет напротив, через улицу.
И это тоже устраивает библиотекаршу. А с нею и местный поселковый Совет; а с ними партийную и профсоюзную организации леспромхоза. (Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало!) Чем бы ни занимался советский человек, лишь бы не думал о том, чем занимается начальство).
Идут новые выборы в местные Советы и в Верховный Совет РСФСР. Совершенствуется структура местной власти. Вместо одного председателя поссовета теперь будет председатель Совета и председатель исполкома поссовета. Вместо одного начальника — будет два. Вместо одной прорвы будет две. Порода наших советских начальников особенная, уникальная — получил кресло, значит, получил возможность тащить. Ну, если не тащить, то пользоваться разными льготами, которые они горазды себе придумывать.
Вот и в Распадокский поселковый Совет избрали депутатов по новой альтернативной многомандатной системе. По которой председатель исполкома остался тот же, потому что он пообещал вновь избранному председателю Совета, начальнику ОРСа, участок земли под строительство частного дома в центре поселка, напротив конторы леспромхоза, возле промтоварного магазина. Лет пять длилась битва между местными «тузами», как говорят посельчане, за этот участок. И вот она завершилась в пользу начальника ОРСа. Потому что он стал избранником народа на «альтернативной» основе.
Ай, да ребята! Ай, да молодцы!.. Перестроились.
Ну что может сделать библиотекарша? Единственное, что она может сделать, и она так делает, это отворачивается и морщит нос, когда проходит мимо кучки подростков и слышит похабную матерщину. Что она может со своим жалким книжным фондом, который доедают крысы? Что может сделать она одна, если она так уже втянулась в мнимую болезнь, что и в самом деле стала болеть. Что она может со своей старенькой, с прогнутой крышей библиотекой, когда напротив процветает мощная индустрия культуры с показом невероятно грязных фильмов, наподобие «Однажды в Америке»? Что могут сделать окультуренные таким образом посельчане, разъезжающие по поселку на «Жигулях»? Заворовавшиеся, зажравшиеся, обнаглевшие, обнищавшие духовно до скотского состояния? Они стали такими не потому, что они плохие, а потому, что их такими сделали. Они стали такими, какими их хотели видеть наши руководители. А что могут наши руководители, если они временные? Если у нас такая система? Если их специально делают такими? Что они могут? Если никто из них толком не знает, что надо делать, как надо делать, для чего? И вообще — надо ли что?либо делать? Если они не знают даже для чего живут! Таков их культурный уровень.
А жить в поселке Распадок можно было бы хорошо. И сытно, и весело, и культурно. Место замечательное! Тут тебе и речка, и лес, и горы. И земли вдоволь. И железная дорога связывает со всем миром. И море недалече — курортная зона. Все условия. Нет только одного — культуры бытия.
Речка здесь бурная. Она как бы обтекает поселок. Вернее, обтекает намытое ею возвышение, на котором расположился поселок. Когда?то, может, миллион лет назад, а может, каких?нибудь сто тысяч, речка была многоводной и сильной. Но на пути ее встал горный хребет. Может, во время образования Кавказской гряды. С тех пор она стремится пробиться сквозь непреодолимую преграду, подмывает горный хребет, обрывающийся нынче в реку отвесными каменными осыпями черного цвета. Ища выход, она вьется дальше по горным ущельям, делая петли. И одна такая петля огибает поселок Распадок.
Вода в реке кажется черной. То ли от черного камня, намытого рекой с хребта, то ли от тени близкой отвесной горы.
Противоположный от поселка берег — гол, крут и необитаем. Зато правый — полог и пригож. Райский уголок! Хозяина бы сюда доброго!
Почти к самой воде подступает футбольное поле. Правда, бывшее. От него остались только наполовину упавшие ворота. Когда?то, во времена застоя, здесь люди проводили праздники. Выходили сельчане на лужок по весне. На маевку. Семьями. Взрослые накрывали «столы», рассаживались вокруг, пили, ели, песни заводили. Мальчишки гоняли мяч, девочки крутили скакалки. Говор, смех, песни, ребячьи голоса. Сейчас на лужайке кучи опилок, щебня, каких?то отходов. И вонючие мусорные свалки. По всему берегу вокруг поселка — мусорные свалки, свалки, свалки. Где резвятся во множестве крысы. Просто диву даешься обилию мусора. Будто посельчане здесь только тем и занимаются, что производят мусор. Редко где найдется место на берегу речки у поселка, где можно искупаться, посидеть без отвращения от близости вонючей свалки и наглых, медлительных от ожирения крыс. Будто здесь не хозяева живут, а временщики.
Впрочем, чему тут удивляться, когда повсюду в стране и даже в столичных городах творится такое же — будто в них живут не хозяева, а временщики. Нам надо очнуться от этого неестественного состояния да навести порядок. А то ведь можно и сгинуть под собственным мусором.
Исторически — это исконно адыгейские земли. Судя по названиям населенных пунктов: Туапсе,
