— За последние десять лет он ни разу не взглянул на меня... не поговорил со мной ласково. — Речь прерывалась длинными паузами. Окончания слов проглатывались. Возможно, женщина играла в знатную даму. После очередного антракта она прошептала: — И как я ни прошу, он отказывается делить со мной ложе...
Сано, смущенный интимным признанием, понял: ей необходимо излить душу, поведать кому угодно о своих бедах. Если он будет просто слушать, то узнает гораздо больше, чем при официальном допросе. Он деликатно перевел взгляд с печального некрасивого лица на окрестности.
Как и хозяйка, сад когда-то был премилым. Огромная вишня цвела возле пруда. Изящные каменные светильники и скамьи не портили ландшафт. Однако повсюду лежала печать запустения. Плети увядшего винограда облепили строения. Мертвые ветви торчали на вишне, как черные кости. Зеленая ряска затянула поверхность пруда. Кусты не были подстрижены, светильники и скамьи покрылись мхом и лишайником, клумбы и лужайки заросли сорной травой. Если сад Мимаки являлся воплощением любви, то этот — ее надгробием.
Госпожа Симидзу, будто угадав мысли Сано, сказала с горечью:
— Раньше муж нанимал садовников... Тогда... у нас не было детей... теперь их семеро... Мы проводили здесь много счастливых часов... «Я не могу жить в разлуке с тобой», — говорил он. Муж боготворил мою красоту и любил меня... Вон там... — Госпожа Симидзу махнула на пятачок под вишней. Пухлая рука, гладкая кожа. Похоже, дама никогда не работала. — А теперь я старая и противная... У меня неважное здоровье... Замучил насморк. Муж покинул меня. — По щекам потекли слезы, буравя слой пудры. — Он взял на содержание двух молодых, — она запнулась, — и привел к нам в Эдо. А еще он часто навещает проституток в Ёсиваре.
Мы женились по любви... Знаете, это редко случается в мире, где браки заключаются из корыстных или клановых интересов. Трудно найти любовь и потому так больно ее потерять.
— Я понимаю вас, — сказал Сано в надежде сократить унылый рассказ. Его собственное счастье висело на волоске, ему не хотелось слушать об утраченной любви. Если предстоит потерять Аои... Ради расследования он дал госпоже Симидзу продолжить речь.
— Летом мы на прогулочной лодке наблюдали за фейерверками. Это большая лодка с уютной каютой... Мы пили вино и наслаждались обществом друг друга. — Госпожа Симидзу утерла лицо рукавом кимоно. — Все миновало. Лодка уже десять лет стоит на приколе. Я решила уйти в монахини, потому что больше нет сил жить без любимого...
С облегчением Сано перевел рассказ на события той ночи, когда был убит монах:
— Значит, вы отправились в храм и попросили убежища. Что там произошло?
— Я взяла лучшую одежду, чтобы оплатить стол и постель... Наняла паланкин... И на закате добралась до храма. — Госпожа Симидзу плюхнулась на скамью и погрузила пальцы в мох. — Сёсакан-сама... если я расскажу, что видела, пообещаете никому больше не рассказывать? — Она подняла на него полные мольбы глаза. — Пожалуйста... прежде чем возражать, позвольте мне объяснить, почему я прячусь. Почему не хочу никого видеть, почему наняла ренинов для охраны. — Она нервно осмотрела сад, словно каждый момент ожидала нападения. — Покинув храм, я поехала в Нихонбаси. На следующее утро ко мне заявились три самурая. Они не представились, не сообщили, зачем я им нужна, поэтому слуги сказали, что меня нет дома. Они ушли, но несколько часов спустя вернулись... Не представляю, кто они, но догадываюсь, зачем приходили. Их подослал охотник за бундори. Наверное, он узнал меня в храме или каким-то образом выяснил, кто я такая. Сёсакан-сама, он ищет меня, он хочет меня убить, потому что думает, будто я могу его узнать. Теперь понимаете, почему вы не должны никому рассказывать о нашей беседе?
Сано присел рядом с ней, размышляя, действительно ли странные посетители были убийцами, нанятыми для устранения опасного свидетеля. Если да, то кто из подозреваемых подослал их? Мацуи? Он вращается в тех же кругах, что и госпожа Симидзу. Он мог узнать ее, потому что встречал прежде. Или Янагисава? Шпионская сеть канцлера, несомненно, простирается и на храм Дзодзё. Кроме того, канцлер имеет доступ к досье бакуфу на известных горожан. Впрочем, не выдумывает ли госпожа Симидзу? Нужно будет порасспросить ее слуг и попытаться выйти на тех самураев. Но в одном Сано был уверен: чтобы уличить охотника за бундори, сохранить в тайне показания госпожи Симидзу не удастся.
— Если вы составите письменное заявление, вам не придется выступать в суде, — предложил Сано, подозревая, что у свидетельницы есть дополнительная причина избегать огласки.
Подумав, госпожа Симидзу сказала:
— Хорошо... Я напишу... — Вздыхая, она возобновила рассказ: — Настоятель в храме принял мои кимоно и предоставил мне комнату в гостинице... Но я не могла уснуть. Я ужасно тосковала по мужу и думала, как он себя почувствует, когда обнаружит, что я ушла. Обрадуется или, наоборот, опечалится? Не может ли случиться так, что он опять меня полюбит? В конце концов мысль о том, что я больше никогда его не увижу, стала невыносимой... Примерно в полночь я выскользнула из гостиницы. Я была готова идти пешком до самого Нихонбаси одна, в темноте. Мне просто хотелось быть неподалеку от мужа... даже зная, что он спит в объятиях... содержанок. И... — Новая порция слез проторила бороздки землистого цвета. Женщина перешла на шепот. — У меня хватило гордости скрыть от мужа, что я хотела его покинуть и не смогла.
Так вот истинная причина того, почему она боится огласки. Сано почувствовал приступ злобы к бессердечному мужу и жалости к брошенной жене. Бедная жаждет хотя бы уважения взамен любви.
— Я понимаю, — мягко сказал он и подождал, пока собеседница успокоится. — Итак, вы покинули общежитие. Что было потом?
— Я держалась в тени, чтобы монахи, охраняющие храм, меня не заметили. — Женщина руками изобразила, будто крадется. Выражение на лице испуганное, но решительное. — Я вышла к главному павильону... Светила луна, горело несколько фонарей, но под ногами все равно было очень темно, я вся тряслась от страха. И тут... — Госпожа Симидзу спрятала руки под кимоно. — ...По пути к основным воротам я споткнулась... Это был мертвый монах! — Она со всхлипом передернулась. — Без головы... Кругом кровь... Из груди торчит меч...
Сано удивленно посмотрел на женщину. Он не видел на теле Эндо никакого меча, и никто в храме не упоминал о подобной находке. Если госпожа Симидзу рассказывает правду, то что из этого следует?
— Я сразу поняла: монаха убил охотник за бундори. — Она утерла слезы. — Я испугалась, что он где- нибудь поблизости, что он меня убьет. Нужно было позвать на помощь или спрятаться в гостинице. Но все, о чем я могла думать, — это поскорее вернуться домой... Чтобы защитить себя, я... Я вынула меч из монаха. — Она обеими руками схватила воображаемую рукоять и потянула вверх, отвернув лицо и скорчив брезгливую гримасу. — Я сунула меч за пояс и побежала к храмовому колоколу. Я ударила изо всех сил. Потом помчалась к воротам.
Значит, настоятель прав: именно пропавшая гостья ударила в набат. Похоже, охотник за бундори, чтобы сломить неожиданное сопротивление монаха, воспользовался двумя мечами и забыл один, когда уносил голову. В Сано затеплилась надежда. Возможно, меч — та самая вожделенная зацепка. Он собрался спросить, где меч находится сейчас, но госпожа Симидзу сказала бесцветным голосом:
— И вдруг я увидела убийцу.
— Почему вы решили, что это охотник за бундори? — От волнения Сано забыл про меч. Наконец перед ним настоящий свидетель убийства!
Госпожа Симидзу шмыгнула носом.
— Он был за воротами... Он что-то совал в мешок. Я видела отрубленную голову!.. Я закричала от ужаса, но он меня не услышал. Наверное, мне показалось, что я закричала. Он посмотрел по сторонам и увидел меня.
— Госпожа Симидзу, — сказал Сано медленно, хотя сердце выпрыгивало из груди, а во рту пересохло, — это очень важно. Как выглядел убийца? Опишите поподробнее. Не торопитесь.
— Я не рассмотрела хорошенько. Думаю, он высок, но я не уверена... Было темно... На нем был плащ с капюшоном... — Она вцепилась Сано в руку. Ногти так и впились в кожу. — Он видел меня, сёсакан-сама. Он думает, я могу узнать его. Он меня ищет. Вы должны защитить меня!
Поморщившись от боли и досады, Сано мысленно выругался. Он слишком многого ждал от этой встречи.
— Что вы сделали потом?
