виднелись лиловые синяки. – Сейчас я еще покажу.
Хару поспешно развязала пояс. Кимоно скользнуло на пол, оставив ее совершенно нагой.
Руки, бедра, бока девушки усеивали багровые кровоподтеки.
– Когда я ложилась спать, их не было. И я не знаю, откуда они взялись.
Рэйко обомлела. Вместе с тем от нее не укрылось, что Хару при ее худобе и ребяческих манерах обладает сложением настоящей женщины: груди полные и округлые, подмышки и лобок покрывают жесткие волосы. Это несоответствие напомнило было Рэйко о том, как опасно руководствоваться первым впечатлением, но у нее тут же возник новый взгляд на произошедшее.
– Да и голова тоже болит, – добавила Хару. Нагнувшись и разделив пряди волос, она продемонстрировала красную шишку на затылке.
Возможно, поджигатель выманил девушку из приюта, ударил и поволок к хижине, о чем свидетельствовали синяки и ссадины. Затем, рассуждала Рэйко, Хару как-то ухитрилась сбежать из горящей постройки. Тогда потеря памяти объяснялась ударом по голове. Сомнения Рэйко рассеивались. Возможно, Хару не устраивала пожара. Судя по травмам, она могла пасть жертвой чьего-то злого умысла.
Хару надела кимоно и скорчилась на полу, причитая:
– Что, если они придут за мной снова? Я не хочу умирать!
Ее слова тронули Рэйко до слез. Даже если факты говорят не в ее пользу, она заслуживает возможности быть оправданной. Поддавшись чувству, Рэйко обняла девушку.
– Ты не умрешь, если я смогу доказать твою невиновность и найти настоящего поджигателя, – сказала она.
3
Чти истинный закон и блюди его,
Стремись познать суть вещей,
Действуй лишь с чистыми помыслами.
Сутра Черного Лотоса
Эдоская тюрьма возвышалась над сточной канавой среди трущоб Кодэмматё в северо-восточной части торгового района Нихомбаси. Ее выщербленные стены венчали дозорные башни, а внутри, окруженный полуразрушенными конторами и казармами, находился укрепленный застенок, где одних заключенных пытали, а прочие дожидались казни. Здешний морг получал тела граждан, пострадавших от природных бедствий либо от насилия. Однако в недрах этого царства смерти располагался небольшой зеленый оазис. В огороженном дворике росли аккуратные ряды кустиков, подвязанных к бамбуковым шестам, вокруг них порхали бабочки, гудели пчелы.
Тут-то Сано и нашел друга, доктора Ито, лелеющим свои лекарственные травы. Сано прошел вдоль ограды садика, вдыхая свежие запахи. Он почти представил себя сельским жителем, а не заложником городских порядков.
– Доброе утро, Ито-сенсей, – произнес он с поклоном.
Доктор Ито, высокий худощавый старик лет семидесяти, улыбнулся и склонил голову. Его стриженые седины сияли в утреннем солнце, изборожденное морщинами лицо отшельника лоснилось от испарины.
– Приветствую, Сано-сан. Я вас ждал.
Некогда уважаемого лекаря императорской семьи, доктора Ито арестовали за применение запретных в то время врачебных приемов, знания о которых он почерпнул у голландских торговцев. Обычно в период правления дома Токугава ученых-западников обрекали на изгнание, но для доктора Ито бакуфу сделало исключение, пожизненно вверив его заботам тюремную покойницкую. Там он продолжал свои научные изыскания, до которых чиновникам не было дела, руководил лечением надзирателей и заключенных. Опыт и знания доктора не раз выручали Сано во время расследований.
Вытерев руки о темно-синий плащ, доктор Ито по-стариковски тяжело выпрямился.
– Как Масахиро-тян?
– Премного благодарен за заботу о моем негодном отпрыске, – ответил Сано, от которого долг вежливости требовал хулить домочадцев. – Растет не по дням, а по часам, как и его запросы.
Мудрые глаза доктора блеснули – он-то сумел расслышать отцовскую гордость за уничижительным высказыванием Сано.
– Рад это узнать. Да, надеюсь, достопочтенная госпожа Рэйко пребывает в добром здравии?
– Именно так, – отвечал Сано, хотя упоминание о жене расстроило его.
По дороге из замка он начал жалеть, что попросил ее помочь следствию. Что, если чрезмерное рвение Рэйко вспугнет Хару и лишит его возможности узнать что бы то ни было от важной свидетельницы и даже подозреваемой? Как Сано ни ценил превосходную интуицию супруги, ему следовало послать для допроса человека беспристрастного. Только сейчас он осознал, сколь сильно личная приязнь Рэйко может повлиять на ее объективность. Сумей он уговорить Рэйко дождаться его и поехать в храм вместе, он присутствовал бы при допросе. Правда, жена его прежде не подводила, но кто знает, вдруг на сей раз...
– Что стряслось, Сано-сан? – отвлек его от раздумий доктор Ито.
– Ничего, пустяки, – отозвался Сано, не желая обременять друга своими заботами, и решил перевести разговор непосредственно на цель визита. – Вам уже доставили тела после пожара в храме Черного Лотоса?
Лицо доктора посерьезнело.
– Да. Как ни жаль, я выяснил нечто такое, что в состоянии затруднить ход расследования.
Он повел Сано в покойницкую – приземистое здание с облупившейся штукатуркой и неряшливой кровлей из тростника. В его единственной комнате находилось несколько каменных лоханей для обмывания покойников, шкафчики с инструментами и скамья, заваленная кипами книг и бумаг. Мура – помощник доктора Ито, человек лет пятидесяти, с седоватыми волосами и квадратным смышленым лицом, – занимался чисткой ножей. Увидев Сано с хозяином, он поклонился. На трех столах высотой по пояс лежали укрытые саванами тела. Доктор Ито подошел к тому, что крупнее.
– Господин Ояма, – объявил он и сделал знак помощнику.
Мура шагнул вперед. Он принадлежал к эта, сословию неприкасаемых, которые служили здесь тюремщиками, мастерами пыток, носильщиками трупов и палачами. Эта вели происхождение от людей, чей род деятельности – забой скота, выделка кож и прочее – так или иначе был связан со смертью, а следовательно, подразумевал духовную нечистоту и ставил их в положение париев. Мура, выполнявший для доктора всю физическую работу, по знаку последнего убрал покрывало с тела начальника полиции.
Хотя Сано не раз присутствовал при опознании и привык сдерживать отвращение к мертвым, вид бледного тучного тела вызвал у него приступ брезгливости. Остекленевший взгляд и разинутый рот Оямы придавали ему сходство с умалишенным, что совсем не вязалось с образом человека, ответственного за поддержание порядка в городе с миллионным населением.
– Переверни его, Мура, – попросил доктор Ито.
Эта повиновался. Доктор указал Сано на затылок Оямы. Волосы там были сбриты, открывая рану с багровой запекшейся массой за левым ухом.
– Этот удар проломил ему череп, – пояснил Ито.
Вследствие запрещения, наложенного на изучение трупов и прочие медицинские процедуры, хоть сколько-нибудь напоминающие западные, Сано не рискнул проводить детальный осмотр тела в храме. Он лишь оглядел его, чтобы удостоверить личность покойного, и, естественно, не заметил раны.
– Может, это произошло уже после смерти? – спросил Сано доктора.
Тот покачал головой.
– На коже и на волосах, прежде чем Мура обмыл его, была кровь, а мертвые не кровоточат. В момент нанесения удара неким остроконечным предметом Ояма был еще жив. Столь тяжкие травмы обычно смертельны. Ожогов на теле нет, да и кожа не порозовела, как если бы он задохнулся в дыму. Таким
