— Э-э? — нахмурился сёгун.
— Войска не подготовлены к подобным непростым операциям, — пояснил Янагисава.
— А командиры ничего не знают о Данносине, — добавил Сано.
— Они не готовы к его решимости отомстить начальнику полиции Хосине или умереть, — сказал Янагисава.
— Осада толкнет Данносина на убийство вашей матери, прежде чем войска вырвут ее из рук похитителя, — вторил Сано.
Пораженный ужасом, сёгун уставился на Сано и Янагисаву и поник, как воздушный змей, потерявший ветер.
— Я никогда, э-э, не задумывался над этим, — пробормотал он и, упав на колени, сжал руками голову. — Что я наделал? — От страха голос его стал совсем тонким. — Из-за моей поспешности моя мать обречена?
Слуги отвернулись, чтобы не видеть его унижения. Сано сочувствовал сёгуну и не хотел обижать своего господина, но времени угодничать не было.
— Еще не поздно исправить вашу ошибку, — сказал он. — Просто пошлите нас в Изу.
— Мы опередим войска и не позволим им подвергнуть опасности госпожу Кэйсо-ин, — вступил Янагисава.
— Мы доставим ее домой целой и невредимой. — «И Рэйко, и Мидори вместе с ней», — подумал Сано.
— Да! Да! Чего вы ждете? — спохватился сёгун и замахал руками, словно отгоняя Сано и Янагисаву. — Езжайте немедленно!
Выходя из комнаты вслед за Янагисавой, Сано оглянулся — сёгун осел на своем возвышении, закрывая лицо руками и скорбя о собственной поспешности.
ГЛАВА 27
— У тебя на одежде кровь! — Царь-Дракон осуждающе смотрел на Рэйко.
Он снова вызвал ее из женской половины, где Кэйсо-ин и госпожа Янагисава купали ребенка, а Мидори спала. Рэйко испугалась, что он позвал ее в свою комнату, чтобы удовлетворить страсть, которую она разожгла в нем. Собравшись с духом, чтобы перехитрить его и не поддаться панике, она посмотрела на свое кимоно, испачканное кровью во время родов Мидори.
— Ты должна помыться, — сказал Царь-Дракон. — Идем со мной.
Он повел ее вниз, в комнату, где пахло гнилью и стояла бочка для купания, утопленная в сбитом из реек полу. Виноградные лозы, оплетавшие решетки на окнах, придавали вечернему свету мрачный зеленоватый оттенок. Черная плесень пятнала дощатые стены.
— Раздевайся, — приказал Царь-Дракон.
Рэйко содрогнулась от отвращения, но ведь он мог сделать с ней все, что угодно, если она вызовет его неудовольствие. Стоит ей взбунтоваться, и все ее планы усыпить его недоверие и освободить подруг пойдут насмарку. Она повернулась к нему спиной, развязала пояс и сбросила верхний халат.
Он молчал, но она слышала его хриплое дыхание. Белое нижнее кимоно упало к ее ногам, и Рэйко замерла, обнаженная, почти физически ощущая его вожделение. Кожа покрылась мурашками, мышцы напряглись, душу терзали мысли о Сано и горечь — ведь этот человек видит то, на что имеет право смотреть только ее муж.
— Совершенство, — тихо проговорил Царь-Дракон, проведя пальцами по ее спине до талии.
Непроизвольно сжав ягодицы, Рэйко вздрогнула и приготовилась к худшему. В горле встал ком, дыхание перехватило.
Царь-Дракон отдернул руку.
— Давай мойся, — подавленно произнес он. — Мыло и ведерко на полке. Прости.
