– Что это? – Михаэль высокомерно изогнул бровь.
Паренек то прятал корзинку цветов за спину, то снова показывал.
– Цветы, ваша светлость.
– Ты называешь это цветами?!
Граф разозлился, и сильно, но голос звучал ровно, только надменней, чем раньше. Он заметил ссадины на лице камердинера и подол рубахи поверх брюк.
– Ды ты пьян, – догадался.
– Милорд, прошу вас, – взмолился паренек, – выслушайте…
– У тебя минута.
Алекс кивнул и начал рассказ в подробностях. О том, как расхохоталась цветочница, когда он озвучил просьбу купить точно такой букет, как она делает лорду Уинслоу, как, все еще посмеиваясь, вынесла ему корзину вядших бледных роз, и как отбирала обратно цветы, узнав имя заказчика. Бой был нелегким, но Алекс выполнял приказ хозяина и потерял несколько пуговиц на рубахе, несколько лепестков, но цветы отвоевал. Ему даже пришлось спасаться бегством!
Михаэль всмотрелся в его лицо. Не врет. Перевел взгляд на цветы, задремавшие в корзинке. Что ж, леди Элфорд, если вы предпочитаете эти цветы остальным, вы их получите. В конце концов, какая разница, как выглядят цветы, если им все равно уготована скорая смерть с лестничного пролета.
Граф постучал в дверь. Дворецкий под стать хозяйке – окинул его недовольным взглядом, – не мешало бы кое-кому почитать в той книге, как принято вести себя слугам, – но зайти разрешил.
– Леди Элфорд дома?
– Да, милорд.
Эрик Хокс не сумел скрыть раздражения. Он всю жизнь прослужил в этом доме, но ни разу не встречал человека, который бы всегда появлялся в столь неподходящее время. Весь дом участвовал в поисках проказливого мальчишки вместо того, чтобы постепенно готовится к ужину и сну.
Билли удалось найти Мэри, хотя она его собственно и не искала. Отдыхала в библиотеке на диване, а мальчик именно там и спрятался, а потом решил найтись, заинтересовавшись книгой, которую она читала.
– Большая, – сказал завистливо, – и много-много страниц. Ты сама читаешь? Давно?
– Давно, и на двух языках.
– Английский и латынь, знаю. – Он важно кивнул.
– Английский и русский.
– Ухтышка! – Мальчик совсем вышел из укрытия и сел рядом с ней. Мэри отодвинулась от ребенка, встала, вернула книгу на полку. – И я смогу?
– Если хочешь научиться читать, попроси маму или…
– Тебя?
Мэри скрыла улыбку.
– Вряд ли.
– Почему?
– Я не люблю возиться с маленькими мальчиками.
– Это кто, интересно, маленький? Мне семь, почти восемь.
– Хорошо, так и будет, но после того, как мы отметим твое шестилетие через месяц.
Билли рассмеялся, подбежал к ней, и уткнулся лицом в юбки.
– Правда?
– Правда, тебе исполнится шесть.
– Нет. Мэри, правда, что мы будем отмечать мой день рождения?
– Конечно. Если ты согласишься, что семь лет тебе стукнет только через год.
Он задумался, а потом серьезно сказал:
– Я готов подождать. Ради подарков.
– Вот и прекрасно. Иди выпей молока с печеньем и ложись спать.
– А ты?
– И я. Но чуть позже.
– Я могу тебя поцеловать перед сном?
Мэри смотрела на него со всей строгостью, на которую была способна. Она не думала, что может быть забавно общаться с детьми, но мальчик следовал за ней по пятам.
– Присматриваюсь, – признался он.
Она не планировала привязываться к нему. Не планировала привязываться к кому бы то ни было в этом веке, но понимала, что потерпела фиаско в этом вопросе. Озорной сорванец, с большими темно-зелеными глазами, смотрит с такой доверчивостью, которой иногда хочется позавидовать.
– Повременим, – отказала Мэри.
– А когда можно?
– Когда привыкнем друг к другу.
– Я привык.
– Уверен?
Он усердно закивал и протянул к ней руки. Мэри чуть помедлила и опустилась на одно колено. Мокрый поцелуй в щеку, громкое «Спокойной ночи, тетя!» и радостный удаляющийся возглас в ответ на ворчание дворецкого.
– Кажется, мальчик вознамерился поцеловать всех в этом доме.
Мэри так резко обернулась, что чуть не потеряла равновесие, и тогда сцена из фантазии графа могла стать реальной. Видение мелькнуло: леди Элфорд падает, он приближается, подтягивает ее ягодицы к себе…
– Граф?!
– Рад вас видеть, леди Элфорд. И как обычно, это взаимно.
Естественно, он заметил злость во взгляде, но возбуждение не только не прошло, но увеличилось существенно в размерах. Он стал у окна, спиной к ней.
– Миледи, – в дверях появился дворецкий, – что прикажете делать с этим… букетом?
Граф в упор посмотрел на нее. Она зарумянилась, но молчала.
– Отнесите в комнату миледи, – сказал Михаэль. – Помнится, рядом с ней удачная площадка для полетов.
Мэри удивленно посмотрела на него, но не возразила. Видимо, нервничая, подошла к столу, плеснула в бокал немного вина. Граф тут же оказался рядом.
– Как мило, – взял бокал, – но на другой раз запомните: я предпочитаю бренди.
– Я надеюсь, вы избавите меня от другого раза.
Он осушил бокал двумя глотками, с любопытством хищника, не сводя глаз с добычи. Приблизился, и смог различить маленькую родинку в вырезе платья, и снова вышитый узор по краю корсета, и снова корсет выпирает.
– Когда вы научитесь правильно носить платья?
– Платье монахини, что вы изволили прислать, я отдала горничной.
– А вы, конечно, не монахиня, – Мэри инстинктивно сделала шаг назад, но граф притянул ее к себе, накрутил прядь ее волос на палец. – У вас десятки чепцов на каждый день, сотни каких-то сеточек – почему ваши волосы распущены?
Он уткнулся в них лицом, медленно втянул в себя воздух.
– Вы что, моете их каждый день?
Мэри попыталась освободиться, но граф притянул ее ближе. За каждое сопротивление он наказывал, значительно сокращая расстояние между их губами.
– Вы что, пьяны?
– Мне удалось отвоевать у вас один бокал вина – разве я могу быть пьян?
Мэри подумала, что примерно то же удав шепчет кролику перед плотным завтраком. Граф с пылающим взглядом, сумрак в библиотеке, и ее тело, предательски льнущее к его… Она растворялась в его глазах цвета топи, подчинялась его надменности добровольно, но вспышкой мелькнула одна фраза и охладила
