голову.
Она высвободилась из цепких объятий.
– Зачем вы пришли?
Граф притаился за ее спиной, почти не дыша. Он чувствовал, как ее губы дрогнули в предвкушении, и ее тело стремилось к нему. Она не могла не ощутить этого притяжения. Взаимность – редкая вещь в мире, и он принял решение за двоих. Он получит ее. Она получит его. Он проверит, так ли она хороша, как он возомнил себе, а она впервые подчинится мужчине.
Он протянул руку, прикоснувшись к ее соскам. Перед тем, как отстраниться, она прильнула к нему спиной, полуобернулась, призывая, и граф потерялся в запахе ее волос, попал под ее чары. Намек, полуприкосновение, обещание – все, что она позволила.
– Граф, вы должны уйти, – непроизвольно вздохнула. Он впитал ее вздох как музыку. Дал секунду прийти в себя. Он отпустит ее. Сейчас. На время. Развернул ее лицом к себе.
– Как? Вас не тронул даже букет цветов? К Уинслоу вы были благосклонней.
– Я никогда не позволяла с бароном такого…
– Правда?
– Не ваше дело.
Он усмехнулся.
– Не думал, что Уинслоу окажется так хитер.
– Он не хитер, а простодушен и, действительно, приносил точно такие цветы.
– И вам нравилось?
– Многое зависит от того, кто дарит, а не что именно.
Он усмехнулся. Снова колкость, снова сверкают глаза. Она уже чувствовала себя вольно в его присутствии, привыкает быстро.
– Кстати, куда делся ваш поклонник? Давно вы с ним нигде не бывали.
– Напомните, граф, это тактичный вопрос?
Блэкберн уткнулся взглядом в ее декольте: грудь высоко вздымалась.
– Все, что вы делаете – нетактично. Начнем с того, что вы должны обращаться ко мне не иначе как «ваша светлость» или «милорд».
– Не повторяйтесь, вы уже говорили.
– Но вы явно меня не слушали. – Он молчал с минуту. – Есть еще один вариант, как ко мне обращаться, я не упоминал о нем раньше.
– Ваше величество?
– Михаэль. Но только когда мы вдвоем.
Его старая дева покраснела, и графа это так поразило, что после изучения лифа ее платья, он не отказал себе в вольности и притянул Мэри к себе. Ее губы оказались теплыми и нежными, их поцелуй быстро превратился в неприлично жаркий, ее стон был слишком томным, а тело – упругим, на удивление. И податливым, словно приглашая, соблазняя его, чтобы заявил права. Он оторвался от ее губ.
– Михаэль. Произнеси мое имя.
Она отрицательно покачала головой, не открывая глаз, потянулась к его губам.
– Повтори. – Поцелуй, еще один. – Произнеси его.
Мэри покачала головой, по-прежнему не открывая глаз. Она боялась, что потеряет сознание от бушевавших эмоций. Ее целовал красивый мужчина, о котором можно бессмысленно мечтать сотни лет, притягательный и отталкивающий одновременно, презирающий ее.
Она помнила, и не обольщалась, но его губы убивали сопротивление. Она утопала в нежности и силе, она стонала от прикосновений его языка и рук, она запуталась пальцами в его шелковистых прядях. Она едва устояла на ногах, когда он прервался и отошел от нее.
– Ты произнесешь мое имя, – сказал у двери, хитро улыбнувшись. – Когда я буду в тебе. Обещаю.
Глава 22
Нет предела совершенству, с улыбкой глядя на сестру, подумала Мэри. Никогда Бьянка не была так хороша, как в этот день, в старомодном по меркам двадцать первого века, белом подвенечном платье. Оно идеально подчеркивало худенькую фигурку, расшитое жемчугом, с длинным подолом, который благодаря колечку на пальце не собирал Лондонскую пыль, с лифом из замысловатой паутинки и вышитыми дикими цветами серебристого цвета. Фата – кружево фей, а туфельки достойны самой королевы.
Сидя в первом ряду, Мэри усиленно моргала, чтобы вдруг не расплакаться. И пусть это не ее свадьба, и не ее судьба стоит напротив и ждет ответа, она едва дышала от волнения. Да? Или нет? Скорее, да, но Бьянка так растеряна…
Когда священник задал главный вопрос, а невеста хранила молчание, Мэри едва сдержалась, чтобы не броситься к ней, не встряхнуть, не прижать к себе и не увезти прочь, если она передумала.
Может, они поступили неправильно, подтолкнув Бьянку к такому решению? Пусть бы осмотрелась, освоилась в новом мире без давления и приказов, и выбрала сердцем, а не потому, что кто-то посягнул на твое.
И специальное разрешение, которое было подготовлено у лорда Уинслоу… И платье, которое он давно заказал для Бьянки. Оно красиво, слов нет, идеально гармонировало с его фамильными драгоценностями, но… Нет, все это слишком быстро, и Мэри уже поднялась со скамеечки, когда услышала голос сестры:
– Да.
Остановилась, внимательно всматриваясь в ее лицо. Воля или страх говорит сейчас? За густой вуалью не было видно глаз, но вот жених отбросил вуаль с лица невесты, и Мэри облегченно выдохнула. Она прочла ответ в сияющих безднах нежности.
Присела на скамеечку снова и когда уже все, казалось бы, свершилось, слова сказаны, обмен поцелуями случился, расплакалась.
– Ну, ну, леди Элфорд, – шепнула мисс Мэтьюаурсейстик, – у вас тоже все это будет.
Хотела утешить? У Мэри трижды срывалась свадьба с мужчиной, с которым она могла забыть обо всех проблемах, и когда это случилось последний раз, она чокнулась и перенеслась в девятнадцатый век. А здесь живет среди диковинных правил, роскоши и одиночества, занимается петтингом с невидимым духом, обменивается колкостями с невыносимым графом, флиртует с его братом, и это все ей нравится.
Она сошла с ума, но это правда. Все меньше Мэри думала о прошлом и людях, которые там остались, или правильней говорить… будущем? Она нервно рассмеялась, тихо, некоторые приняли за рыдания, но компаньонка сидела рядом с ней, на правах члена семьи, и заметила перемены.
– А зря не верите.
– Я больше не хочу выходить замуж.
– Больше?
– То есть, не хочу.
– Почему?
– Я обещала вам постоянную работу.
Они обменялись улыбками, снова переключив внимание на счастливую пару. Невеста, которая носит белый цвет по праву – вот что достойно зависти. Ей только предстоит узнать радости, которые дарит мужчина, и узнать не с первым, вторым, третьим, мимолетно сравнивая, а с единственным. Твоим.
Бьянка больше не скрывала чувств к Уинслоу. Ей было безразлично, если кто-то считает его безобразным. Он ее. Он красив. И она будет его. От одной этой мысли ее несколько раз бросало то в жар, то в холод, она думала о грешном даже в церкви, и испугалась, что в купол ударит молния.
Она, пожалуй, заслужила наказание за все те резкие фразы, которые говорила барону, за цветы, над которыми смеялась, за улыбку, которую стирала с его лица своим лицемерием. А он простил. Не так… Он не напоминал об этом.
