лунных лучах?
Арсеньев ничего не сказал Юле о том, что произошло ночью. Утро вечера мудренее, и он уже не признавал с такой легкостью, что просто поддался действию таблеток. Арсеньев и раньше принимал транквилизаторы, хоть и другого типа, но никаких волков-князей в темноте своей холостяцкой квартиры не наблюдал. Волк, который стоял на камне, был совершенно реален. Другое дело, видение на поляне – это уже могло быть галлюцинацией, наваждением, которое наслал на него желтый туман.
То, что туман существовал, было уже бесспорно. В утренних лучах он был особенно заметен. Зрелище, конечно, восхитительное, но непонятное. Все вокруг было золотым и зеленым, словно в казино. И еще одна черта озерного мира вдруг стала заметна им обоим.
– Тебя не напрягает эта тишина? – почему-то шепотом спросила Юля, когда они закончили завтрак и пошли мыть посуду на каменистую россыпь в ручье.
– В общем-то… – Арсеньев усердно тер свою миску песком, ясно слышал скрип песка о металл, но только сейчас понял,
– Ни одной птицы… – задумчиво проговорила Юля. – Никаких соловьев под утро. А у меня под окнами, даже в городе – соловьи…
– Ну, допустим, соловьи и селятся только рядом с человеческим жильем. Где-то дальше, вокруг деревни должны быть соловьи… Но все равно – странно. Впрочем, мы ж с тобой договорились, что живем в аномальной зоне.
Шутки шутками, но все же приходилось признать, что какая-то аномалия здесь существует. Но жизнь продолжалась…
– Чем займемся сегодня? – бодро спросил Арсеньев. – Может быть, осмотрим развалины монастыря…
– Нет, – сказала Юля. – У меня есть идея получше.
Оказалось, что она придумала способ, как быть с фотографиями из «турпохода». Надо просто пойти в экспедицию и сняться на фоне палаток, молодых рабочих и прочего. Папа дотошен, мнителен – недаром он голубых кровей! Вот, начнет расследование с этой малости, с фотографий, вернее – с их отсутствия. И вытащит за ниточку Иванваса, дядю Гумберта, за ушко, да и на солнышко…
– Дядю Гумберта? – засмеялся Арсеньев. – Так ты читала «Лолиту»?
– Нет, – насупилась Юля. – Просто… Сама не знаю.
Она определенно помнила, что есть какой-то «дядя Гумберт», который соблазнил и убил маленькую девочку, но не могла сообразить, откуда он взялся в ее памяти. Она вспомнила о нем почему-то вчера, когда купалась и смотрела издали на Иванваса, рубящего дрова…
Может быть, она и не такая простая, подумал Арсеньев. Притворяется из бравады: ведь поколение- плюс должно утверждать свои ценности. Вернее – отсутствие таковых…
Недолго думая, они собрались и пошли. Взяли только документы, деньги и фотоаппарат. К утру третьего дня стало ясно: никто сюда не придет, чтобы украсть их вещи. Даже Мироныч, чьего назойливого общества они поначалу опасались, больше на озере не показывался.
Арсеньев не горел желанием общаться с экспедицией, но ему хотелось посмотреть на то место, где вчера его посетило видение. Действительно: камень существовал – наполовину утопленный в болоте, замшелый ледниковый валун. Он, как будто застыл на пути в озеро, медленно стремясь по пологому склону в родную стихию. Вспомнилась легенда о богатыре, закопанном в землю. Над выпуклой, прогретой солнцем лысиной этого каменного Саида кружили крупные золотые жуки.
Уже оставив его далеко позади, Арсеньев встрепенулся: ему захотелось вернуться – и как он мог не подумать об этом? Ведь, если волк стоял на валуне и шел дальше, по прибрежным кустам ивняка, то он мог оставить следы. Арсеньева даже передернуло: а что, если он действительно увидит следы… Сначала волчьи, потом – человечьи… Нет, на обратном пути надо будет обязательно исследовать это место!
В экспедиции было шумно, буднично. Каждый занимался своим делом. Жарко пылал костер, корабельный кок Вася мешал в котле гречневую кашу. Две девушки, черная и рыжая, ассистировали ему. Трое рабочих налаживали какой-то прибор, похоже – эхолот. На плоском камне у ручья стоял раскрытый ноутбук, и студент Питер Лямке что-то усердно набивал на клавиатуре. Вдали, на понтоне, нырял Олег.
– Фотографировать экспедицию? – нахмурился профессор Веденеев. – Не думаю, что это хорошая идея.
Арсеньев взял его за рукав ветровки и потянул в сторону, показывая глазами: мол, давай отойдем. В нескольких словах он изложил причину. Профессор рассмеялся и махнул рукой: делайте, что хотите.
Вернувшись к костру, он с любопытством принялся рассматривать Юлю. Его взгляд было нетрудно понять: девушка, скрывающаяся с учителем словесности от родителей, имела уже некий другой статус… Вдруг Арсеньев заметил в глазах профессора беспокойство. Нет, это был просто ужас, будто лицо Юли чем- то напугало его. Веденеев, что называется, застыл на месте, его челюсть отвисла. Кого могла напомнить ему девушка?
Арсеньев искоса наблюдал, как профессор отвернулся, потом снова посмотрел на Юлю, потом быстрым шагом подошел к студенту Лямке и заговорил с ним. Все это показалось Арсеньеву более чем странным…
Но другие события отвлекли его. Вылез из воды и подошел к костру водолаз Олег. Увидев, что Юля фотографирует, он довольно бесцеремонно выхватил у нее аппарат. Арсеньев двинулся в их сторону, с грустью думая, что сейчас придется развязать конфликт…
Оказывается, Олег решил взять на себя руководство съемками: одной рукой он кинул аппарат молодому рабочему с хвостом длинных волос, а другой обнял Юлю за талию. Рабочий нацелился аппаратом. Юля улыбалась. Арсеньеву стало нехорошо от приступа ревности.
Юля не понимала, что творится с нею. Когда холодная твердая рука обхватила ее талию, и пальцы легли на животик, и нога этого незнакомого мужчины прижалась к ее бедру, по всему ее телу прошла крупная дрожь… Она никогда не чувствовала ничего подобного! Вернее, она хорошо представляла, что так будет, что не сможет даже вздохнуть, что закружится у нее голова… Когда ее обнимет по-настоящему любимый человек. Но это был всего лишь неказистый водолаз экспедиции. Смехотворный, маленький, лысый…
– Между прочим, – крикнул водолаз, обращаясь к профессору и все еще продолжая обнимать Юлю, хотя съемка была закончена, – я только что видел на глубине крест.
– Крест? – отозвался Веденеев. – Какой еще крест?
– Ну, тот самый крест, от церкви. Преспокойно торчит из донного ила.
Веденеев и Лямке переглянулись, от Арсеньева не ускользнуло их недоумение. Казалось бы, надо радоваться, если что-то, наконец, найдено. Или они думали обнаружить на дне озера нечто другое?
Оба подошли к костру и остановились перед Юлей.
– Этот крест… – продолжил было Олег, но профессор оборвал его нетерпеливым жестом ладони.
– Скажите, девушка, – обратился он к Юле, – я уже где-то видел… Этот… Это украшение. Которое у вас на груди… – он говорил осторожно, с трудом подбирая слова, а студент Лямке стоял рядом и внимательно смотрел на Юлю.
– Ничего особенного… – продолжал профессор. – Просто знакомая вещица… Моя личная жизнь, видите ли… Откуда это у вас?
Юля хотела что-то ответить, но Арсеньев опередил ее.
– Вы не могли нигде видеть этот предмет, – холодно сказал он, – потому что он составлен из двух. И не более двух дней назад.
И в этот момент Арсеньев ясно увидел, что профессор побледнел. Его лицо выражало такое недоумение, что его даже стало жалко. Он оглянулся на студента Лямке, будто ища у него поддержки.
– Да нет ничего особенного, что вы, в самом деле! – возмутилась Юля. – Один кусок достался от моей прабабушки, другой – вот, у Ивана Васильевича нашелся. Мы их слепили и все.
– Можно его посмотреть? – выступил вперед Лямке.
– Еще чего! – воскликнула Юля. – Если из моих рук только.
Девушка была упрямой, и она тоже заподозрила что-то неладное.
