— Ах, подумать только, величайший в мире юрист обиделся! Фрэнк, я говорила тебе, что в этом деле деньги не играют роли. Кажется, я ясно дала понять, что расплачусь, сколько бы это ни стоило.
— Ты сказала, что возьмешь на себя только финансовые расходы. А как же быть с остальным?
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Марджори.
— Моральные издержки, стресс, передряги долгого судебного разбирательства. Кто расплатится за это, Марджори? — Он сам ответил на свой вопрос. — Лоран и Патрик — вот кто.
— Но это неизбежно. Когда допущена такая несправедливость, иного выхода, кроме борьбы, нет.
— Неужели ты и впрямь считаешь, что это дело принципа? Неужели в твоей компании тебе внушили, что надо бороться в любом случае и принципы важнее людей?
Марджори не находила слов, чтобы ответить ему.
— Я договорился в университете, Марджори. Вместо бесславного увольнения твой отец с почетом уходит на пенсию всего на два года раньше положенного срока. Все обвинения с него будут сняты, не будет судебного разбирательства. Он не только сохранит свое доброе имя, но и получит кое-какие льготы…
— Но он перестанет уважать себя, — с горечью сказала Марджори.
— Он совсем так не считает. Он никогда не хотел доказывать свою невиновность, он просто не видел, что помимо увольнения и борьбы существует иная возможность. А когда я глубже вник в это дело, то понял, что для Патрика это наилучший выход из положения.
— Но он невиновен, Фрэнк!
— Потребуется долгая и нелегкая схватка, чтобы доказать это. Но даже если нам удастся доказать его невиновность, репутация твоего отца все равно будет запятнана.
— Именно это я и имею в виду. Его репутация запятнана. И если он не станет бороться…
— Нет, Марджори. Это не совсем так. Университет не хочет доводить дело до суда. Да и эта студентка не станет этого делать. Уйдя на пенсию, Патрик положит этому конец — но если начать борьбу, то скандальные репортажи появятся на первых полосах всех газет штата. Это нанесет непоправимый ущерб его доброму имени, и, даже если мы одержим победу, сомнения все равно останутся.
Марджори покачала головой, но скорее от огорчения, что вынуждена признать справедливость его слов, чем из желания возразить.
— А что мы выиграем в результате победы? — продолжал Фрэнк. — Он сможет работать еще два года, вот и все. И годы эти не будут легкими для него.
— А почему ты уверен, что студентка не подаст на него в суд? Если она это сделает, то папин уход на пенсию станет лучшим доказательством его виновности.
— По совету своего адвоката, после того как я имел с ним беседу, она подписала договор с обязательством не делать этого. Скандальная известность повредила бы и ее карьере.
— Ее карьера меньше всего заботит меня.
— Бесспорно, — сухо заметил Фрэнк. — Мне тоже нет до нее дела, здоровье твоего отца много важнее. Он уже не молод, Марджори, а дело это может тянуться месяцами, а то и годами — и без всякой надежды на исход в его пользу. Договор с обязательством — все, что ему нужно. Он сможет спокойно жить, писать свою книгу и возиться в саду.
— И еще играть в теннис, — с горечью сказала Марджори, — со своим новым приятелем.
Она приготовилась выслушать аргументы Фрэнка в свою защиту, но вместо этого он сказал:
— Именно ты, Марджори, дала ему понять, что не стоит бороться.
— Я? Я вообще не разговаривала с ним на эту тему! Меня не в чем обвинить.
— Последним ударом стало обнаруженное тобой безупречное досье этой студентки.
— Ну, спасибо, — воскликнула Марджори. — Оказывается, я еще и виновата, что обнаружила его! Знаешь, Фрэнк, мне весьма любопытно, как бы прокомментировал твой отказ от участия в этом деле Генри Уортон. Похоже, ты вовсе не тот адвокат, каким он тебя считает.
— Пусть думает, что ему угодно. Я не собираюсь переходить на работу в его компанию.
Марджори насторожилась.
— Не собираешься? Но ты же сказал…
— Это ты сказала, что я собираюсь, — заметил Фрэнк.
— Но ты же не отрицал этого. К тому же надо быть идиотом, чтобы не воспользоваться этой возможностью. Подобные предложения делаются не часто.
— Значит, я идиот.
— Поразительно! — воскликнула Марджори. — Наконец-то мы пришли к единому мнению!
На следующее утро, когда Марджори одевалась, ей позвонил отец.
— Я внизу, у консьержа, — сказал он. — Если у тебя есть время, я хотел бы пригласить тебя куда- нибудь позавтракать.
— Конечно, папа. А может быть, поднимешься?
— Нет. Неудобно разговаривать, если ты станешь готовить. Давай заглянем в кафе на углу.
Марджори закончила причесываться, оставив в целях экономии времени волосы распущенными, надела красный пиджак, удачно контрастировавший с черной юбкой и накрахмаленной белой блузкой.
Когда она вышла из лифта, Патрик мерил шагами вестибюль.
— Хорошо выглядишь, — сказал он, указав жестом на ее костюм. Но Марджори показалось, что он ничего не замечает, в том числе и ее.
Когда они сели за столик в кафе, и официантка налила им кофе, Патрик сказал:
— Мать призналась, что рассказала тебе о моих неприятностях.
Похоже, он особо не сожалел об этом, но Марджори все равно насторожилась.
— Ей нужно было с кем-то поделиться.
Он кивнул.
— Понимаю. Сначала я и представить не мог, как это повлияет на нее, да и на меня тоже. Мне следовало все тебе рассказать, Марджори.
— Жаль, что ты этого не сделал, папа, — помешивая кофе, сказала Марджори.
— Конечно, я не собирался вечно скрывать это от тебя. И не то чтобы я не верил в твою поддержку. Мне просто надо было все обдумать.
— И ты решил, что если я вмешаюсь, то начну давать указания, как тебе поступить. — Она не задавала вопроса, она просто признавалась себе, да и ему, что именно так бы и поступила.
Патрик утвердительно кивнул.
— Видимо, я недооценил тебя, правда? Но спасибо, что ты оставила мне возможность самому во всем разобраться и не давила на меня, требуя начать судебный процесс.
Марджори почувствовала, что от сознания вины в горле у нее появился комок. Она ведь приложила максимум усилий, чтобы помочь ему, но не такой помощи он от нее ждал.
— И еще я благодарен, что ты с пониманием отнеслась к моему молчанию.
— Ты не мог сказать мне, но имел возможность поговорить с Фрэнком. — Она безуспешно пыталась скрыть горечь в голосе.
Патрик пожал плечами.
— Он не так близок мне. Не так важен для меня, как ты. — Но тут же быстро добавил: — Нет, я не хочу сказать, что он мне не нравится, Марджори, отнюдь нет. Я буду рад, если он станет членом нашей семьи.
— Не торопись готовиться к свадьбе, папа.
Официантка поставила перед ней тарелку. Марджори не помнила, что заказала, пока не увидела лежащий на тарелке омлет. Стоило ли беспокоиться? Разве она способна есть сейчас?
Патрик взял в руки вилку.
— Фрэнк предложил мне поговорить с тобой, прежде чем подавать заявление. Не понимаю, почему. Видимо, чтобы ты поняла, что я все хорошо обдумал, а не принял скоропалительного решения.
Марджори вдруг почувствовала, что больше не в состоянии выслушивать все снова.
— Он привел мне все аргументы, хотя все равно я с ним не согласна. Но это твое решение, папа, и никто не вправе заставить тебя изменить его.
Патрик потянулся через стол и взял ее руку в свою.
— Спасибо, дорогая, что ты ведешь себя, как дочь, а не как адвокат.
