уже из-за одного того, чтобы охватить взором необъятные пространства, принявшие здесь формы.
А к этому прибавляется ещё глубокий по содержанию и захватывающий рассказ. Рассказ о самоуничтожении панславизма. С помощью его Западу удалось сделать последний и самый опасный натиск на русский мир 18-го и 19-го столетий, утверждённый за время с Петра I до Николая I на прочном основании великодержавности. Цари относились к панславизму с внутренним отрицанием, но не нашли сил для открытой борьбы против него. С наибольшей страстностью проводили это движение перед мировой войной чехи. Так появился на русской территории и Масарык весной 1917 года, непосредственно после революции. Он этот духовный проводник чешской идеи, прибыл тогда в Россию подобно победителю, чтобы целый год, до весны 1918 года, играть там роль стряпчего Западной Европы. И благодаря ему Запад получил в свои руки, - в виде трёх чешских дивизий, образованных в России по приказу чешского национального совета из Парижа, - орудие, которое давало ему огромное влияние на дальнейший ход русской революции, а вместе с тем на войну до её конца.
В первые месяцы 1918 года большевикам удалось захватить власть только внутри и на севере Европейской России. Да и там им приходилось иметь дело с восстаниями крестьян. Поэтому вполне понятно, что среди русских национальных кругов в то время появилась надежда сбросить власть большевиков с помощью чешского корпуса. Чехи тогда находились на пути к Владивостоку. Известие о том, что они повернули на Запад и в июле-августе дошли снова до Казани, было встречено русским народом с восторгом. Но чешское наступление на Волгу имело единственной целью давление на немецкое командование, чтобы принудить его оставить на восточном фронте возможно большие военные силы. Этим надеялись увеличить шансы Фоша на победу на западном фронте. А как только средне-европейские страны перестали внушать страх – чешские легионы были обращены на то, чтобы помешать адмиралу Колчаку в его работе по восстановлению России. Дважды поднималась Россия в 1919 году наступлением на большевизм, но оба раза была вынуждена отступить. Первый раз за Тобол, вторично – за Байкал. Чехи не только не подали русским помощи, но они помешали и подаче русских резервов по Сибирской железной дороге. Они не остановились потом и перед открытой игрой с большевиками. Отступая с фронта, чехи ограбили несчастное русское население, и их единственной заботой стало, - независимо от того, наступали ли русские, или были в отступлении, - увезти награбленное на восток. Это имущество или продавалось чехам по пути к Владивостоку русскими же, или отправлялось в Европу. Чехи заявили, что будут выполнять приказы только француза Жанена, назначенного командовать теми войсками, которые западные державы и Япония направили в Сибирь. Политически же они придерживались сторонников Керенского, с которым Масарык установил связь ещё весной 1917 года. В конце августа 1918 г. офицерский корпус белой армии пришёл к необходимости образования единой русской власти, чтобы дальнейшие военные мероприятия не разбивались политическим разбродом. Под давлением и угрозами чехов, правительство это было образованно в своём большинстве социал- революционное и с социалистом-революционером во главе. ещё в начале войны социал- революционеры сумели проникнуть в учреждения общественного хозяйствования, откуда внедрились и в органы местного самоуправления. Будучи вытеснены большевиками из Петербурга и Москвы, они обосновались восточнее Волги до Владивостока. Провозглашение Колчака в ноябре 1918 года верховным правителем России положило скорый конец социалистическому правительству, но власть Колчака не смогла глубоко проникнуть в толщу страны; там продолжали хозяйничать эсеры в союзе с чехами.
Масарык в 1918 появляется в пункте соединения социал-демократического движения с панславянским. Он принадлежит им обоим и с их обоюдным успехом стал он исторической личностью. Панславизм и социал-демократия поддерживали друг друга не только в 1918-1929 г. г. по ту сторону Волги, - они показали себя, почти с первого дня своего возникновения в средней и восточной Европе, как смертельные враги того порядка, что утвердился в Европе в 18-м и 19-м столетиях, его основе и прочности, которые были положены при устройстве великих держав, сооружённых тремя правящими домами: Романовыми, Гогенцоллернами и Габсбургами. Это здание разъедалось обоими движениями, как крепкой водкой, ещё за десятилетие до мировой войны. То участие, которое панславизм принял в подготовке войны, и то влияние, которое было оказано социал-демократией на её конец, - подкопали общественность и силу сопротивления трёх великих держав определив и их судьбу. Поэтому нельзя не признать панславизм орудием Запада, в отличие от социал-демократии. Но он стал ещё значительнее от той поддержки, которую от неё получил.
Оценка этому будет различна, соответственно тому, станет ли социал-демократия рассматриваться, как факт противный либерализму, или ей будет отведена известная зависимость от него.
При первом возникновении либерализма ему представлялось, что он с помощью буржуазии будет в состоянии изменить порядок, как на Западе, так и в средней Европе. Но социальное расслоение последней, покоясь своею основой на сельском хозяйстве и на рабочих, оказалось слишком прочным. Поэтому-то и мог Бисмарк принять вызов либералов на решительное сражение. В двух крупных схватках в 1862-1867 и в 1876-1879 г. г. он их отбросил назад. Такие вожди, как епископ фон-Кеттелер на Рейне и Карл Люэгерь в Австрии, разбили либерализм в Средней Европе наголову. Возможно, что продолжением того же направления является также Муссолини. Однако с появлением социал-демократии Запад получил опять возможность возобновить борьбу. Только теперь агитация подготовки нападения на существующий порядок была перенесена из буржуазии в пролетариат. На место либеральных надежд были выдвинуты в первую голову социальные требования. Однако, политическая воля стремилась, как и прежде, к тому, чтобы в Среднюю Европу пересадить демократию Запада. И в этой цели из-за социал-демократии вновь вынырнул лик либерализма. Во время войны социал-демократия и панславизм выходят на одну и ту же плоскость.
Орган германской социал-демократии «Vorvarts» так проявил своё отношение к убийству в июле 1914 г. наследного эрцгерцога: что национальная революция есть предтеча социальной, как равно революция буржуазии приближает совершение полной революции пролетариата. В мировой войне случилось, однако, обратное: революционное движение социал-демократии открыло пути для национальных революций восточной и средней Европы. Для борцов национальных революций оказалось не трудным выиграть у социал-демократов первое место. Лучшие шансы получило то направление, которое обладало внешнеполитической целью, ибо это увеличивало шансы на победу союзников. Национальные шансы панславизма были проникнуты именно этой внешнеполитической проблематикой. В противовес чему интернационал социал-демократии есть лишь лозунг, которым она тешит сама себя; ей недостаёт именно внешнеполитических целей, она озабочена вопросами лишь внутреннего устройства и оплаты труда. Конечно, и социал-демократия, и панславизм получили в итоге войны лишь столько, сколько им захотели и нашли нужным дать западные державы: социал- демократии иллюзорное участие рабочих союзов в политической власти, а чехам предоставление государственного суверенитета, который на деле только тень его, дела чехов драбантами Франции. С тех пор под давлением учреждённой в Версале новой государственной системы и все больше и больше выступающего оттуда нового социального расслоения, - Средняя Европа живет в образе гермафродита между западным капитализмом и большевизмом востока.
20 марта 1917 года газета «Vossische Zeitung» в № 145 опубликовала мою статью, в которой искалось объяснение только что разразившейся в России революции по линии исторического процесса; равно там делалась попытка дать оценку событиям, составить первую картину случившегося для суждения о значении его.
Статья оканчивалась так:
«Война очень затянулась. Царь, несомненно, пошёл бы снова охотно на соглашение со срединными империями. В нем не умер ещё здоровый инстинкт к тому, что было хорошо для российской великодержавности, как и для интересов её дипломатии… Ему не доверяли одинаково ни
