визитные карточки. Пробившиеся сквозь асфальт цветы, ручейки, или же неизвестно откуда взявшиеся запахи. Такие вещи сложно заметить простому человеку, но не подобным Виктору. Разве что совсем молодой и неопытный член Колоды мог забыть о том, что такие детали играют роль, но ошибившись всего пару раз, они начинали прощупывать каждый дюйм подозрительного места, разузнавать все, вплоть до мелочей. Как детективы, они искали улики, все, что может привести их к разгадке.
Все это должно было бы Виктора встревожить, но вместо этого он уставился вдаль, стал всматриваться в горизонт, туда, откуда они только приехали. Ему казалось, что эта нелепая попытка остановить их бессмысленна потому, что что-то стремительно приближалось к ним. И целью этого чего-то была именно помощь.
Грейс села обратно в машину, захлопнув дверь с такой яростью, что даже Иероним вздрогнул. Виктор влез в машину следом, скосил взгляд на девушку и вопросительно вскинул бровь.
— Мне не нравится застревать черт знает с кем, черт знает где, на черт знает сколько времени, — пояснила Грейс. — Надеюсь, сейчас нас не подберет какой-нибудь сумасшедший дальнобойщик.
— Ну, по крайней мере, от дальнобойщика ты бы знала, чего ждать… — Протянул Виктор. Ощущение, что кто-то приближается к ним не оставляло его, но в то же время ему не хотелось спрятаться, сбежать, или приготовиться к бою. Как будто бы то, что движется к ним, на самом деле принесет им пользу.
Гадатель, не задумываясь, вытащил из кармана карты, развернул их, перетасовал и вытащил одну. Колесница.
— К нам едет повозка. Может даже с лошадками, — озвучил он первое, что пришло в голову, и снова завернул колоду в ткань.
Никто не ответил.
Иероним давно закрыл молитвослов и теперь молча рассматривал свои ногти. Пенелопа вышла и закурила.
Виктор не отводил взгляд от Грейс. Смотря на ее тонкие и резкие черты лица, острые скулы и нахмуренные брови, он задавался вопросом, что случилось бы, встреться они при других обстоятельствах. Почему-то Грейс казалась ему той, кого он не смог бы предвидеть. Он знал всю свою жизнь наперед, он знал, что в ней нет никого, даже отдаленно ее напоминающего. Он даже знал, что не встретил бы ее никогда, если бы не этот случай.
Но он все чаще ловил себя на том, что жалеет, что не видит ее в своем будущем, даже не смотря на то, как сильно ему бы этого хотелось. Он был готов жить только ради того чувства, возникающего каждый раз, когда она взрывала его день яркими красками и эмоциями.
Виктор знал ее так мало. Совсем чуть-чуть.
Но уже сейчас он понимал, что с каждым днем, с каждой минутой, она нравится ему все больше.
— Повозка! — вдруг выкрикнула Пенелопа, открывая дверь. — Там едет цыганская повозка. Как думаете, лучше спрятаться, что бы они нас не украли?
Виктор не ответил. Он снова выскочил из машины на дорогу и, прикрывая глаза от солнца рукой, отчаянно щурясь, попытался рассмотреть, кто же держит поводья.
— Артур! — наконец узнал он. — Хорошо, что у него такая мать, даже не нужно звонить в девять- девять-девять.
На секунду Виктор задумался, как будет уговаривать хмурого цыганского паренька взять с ними Иеронима, но быстро забыл об этом, стоило повозке подъехать поближе.
В этот раз он был рад встрече и, похоже, это было взаимно. Артур сейчас выполнял роль их спасителя, неожиданной помощи извне, и Виктора грела мысль, что это именно сын Геды.
Пенелопа кинула окурок на асфальт, затушила его носком ботинка и юркнула в машину, что бы тут же вылезти оттуда с громоздкой сумкой. Следом за ней вылез Иероним, а после, недовольно хмурясь и зябко ежась, Грейс.
— Геда почувствовала, что кто-то поставил препятствие, и отправила меня сразу же. Хорошо, что она предвидела это заранее. Вы же не долго прождали? — первым делом протараторил Артур, останавливая повозку возле машины.
— Не очень, — ответил Виктор. — Но уже успели отчаяться.
Оказалось, что Артур приехал не один. С ним были его друзья — парень и девушка, Петер и Марика, которые играли им на гитаре и пели. Ближе к вечеру Марика достала откуда-то со дна сумки козий сыр и немного черствый черный хлеб. Петер поменялся местами с Артуром, что бы парень мог отдохнуть.
Виктор снова ощутил назойливый запах ладана и постарался занять руки, что бы успокоиться и унять дрожь. Бездумно, почти механически тасуя колоду, он даже ничего не спрашивал у нее, просто прислушиваясь к ощущениям и таким образом будто беседуя. Иногда он чувствовал подступающие приступы кашля, но, по большей части, сдерживал их. Пока Болезнь развивалась не сильно, она и одолевала его наплывами. Приступы случались либо ранним утром, либо совсем под вечер, да и то, пока они были не сильными.
Повозка двигалась намного медленнее машины, лошадь попалась упрямая, но их устраивало даже это. По крайней мере, они не застряли посреди поля в полном одиночестве и ожидании того, что кто-то соизволит подвезти сразу четверых человек до маяка, которого все боятся.
К ночи они съехали с асфальтированной дороги, на почти заросшую тропинку, а проехав по ней несколько километров, свернули снова, на этот раз в лес. Было так темно, что Виктор едва мог увидеть свою вытянутую руку. Они остановились, и Виктор почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Он даже не успел открыть рот, его лица коснулись холодные пальцы, и это прикосновение показалось ему успокаивающим и знакомым.
Конечно. Грейс чувствовала себя слишком неуютно ночью, да еще и в лесу. Наверное, в ее голове одно за другим сейчас всплывали жуткие воспоминания и, надеясь, что сможет внушить ей уверенность в безопасности, Виктор взял ее за руку.
— Все будет в порядке, — шепнул он и добавил уже громче, обращаясь к Артуру: — Почему мы остановились? Разве мы не близки к цели?
— Лошади нужно отдохнуть. Сделаем привал, — коротко ответил Артур. Послышался шорох отодвигаемого полога и Артур выпрыгнул из повозки.
Глаза Виктора все никак не могли привыкнуть к темноте. Как будто эта темнота была намного более всепоглощающей, чем даже вечная тьма Безмирья.
«Быть может, — подумал Виктор, — это потому, что она родом из мира живых, а не мертвых…»
Пенелопа щелкнула зажигалкой:
— Нет больше сил вглядываться в это темноту. И это за день до полнолуния-то, — девушка поежилась. Свет от крошечного огонька освещал ее лицо очень слабо, больше оставляя теней и превращая ее в черно-желтый рисунок, с которого вдруг исчезли все полутона, оставив только два цвета. Такой она напоминала Виктору саму старуху Смерть, что, в прочем, не было необычной ассоциацией.
Иероним сидел чуть дальше, забившись в угол, накинув капюшон плаща и закутавшись в него посильнее. Похоже, он дремал. Огонька хватило лишь на то, что бы показать им очертания молчаливого альбиноса, но не более.
Цыгане позвали их только после того, как развели костер. Оказалось, что у Марики в сумке был не только козий сыр, но и маленькая молодая картошка, которую цыганка тут же предложила испечь на костре. Какое-то время все, пытаясь преодолеть усталость, недоверие и напряжение, просто молчали, всматриваясь в огонь и обугливающиеся мундиры картофелин, но вскоре начали перекидываться парой слов, потом стали поддерживать диалоги, и, наконец, им было все проще и проще общаться. Холодало. Тогда Артур достал откуда-то бутылку вина, и они делали по глотку, передавая ее друг другу по очереди, пытаясь согреться.
Пытаясь развеять оставшийся страх, Петер снова взялся за гитару, а Артур за бубен. Марика танцевала, и даже утянула за собой в танец Пенелопу и Виктора, как единственных, кто был способен ее поддержать.
По крайней мере, этой ночью их ничто не пугало. Даже не смотря на то, что до Полнолуния оставался всего один день.
