того, чтобы начать копаться в его мыслях и пытаться заставить убить себя, а не их.
— Потерпи чуть-чуть, милый, — прервал размышления Виктора голос Пенелопы.
Она говорила не так, как говорила бы с Генри, если бы его ранили. В ее голосе не было ноток первой любви, она не звучала как влюбленная девушка. Она обращалась к Иерониму словно мать, убаюкивающая больного ребенка, или сестра, успокаивающая любимого младшего брата, который порезался и плачет. Виктор не мог понять, что именно он слышит в ее голосе. Она показалась ему совершенно незнакомой, чужой, как будто он видел ее впервые. Он больше не видел той хрупкости и робости, только отточенные движения и уверенность в своих действиях.
— Потерпи немножечко, — шепнула она, проводя ладонью по лбу Иеронима, — Я знаю, что делать.
Виктора пронзила страшная догадка. Он вспомнил мать Пенелопы, Амелию. Эта красивая светловолосая женщина много времени проводила с Учителем, и однажды Виктор краем уха услышал их разговор.
Амелия рассказывала, что даже если Жрица влюбляется множество раз за всю свою жизнь, она лишь однажды может разделить эту любовь с кем-то. Рожденная на грани жизни и смерти, замершая на границе двух миров, Жрица может отдать свою жизнь умирающему, добровольно уйдя в Безмирье. Все, что для этого было нужно — это поцелуй.
— Пенелопа, остановись! — Виктор скатился со ступенек и схватил девушку за руку, — Не надо, пожалуйста. Я не смогу без тебя.
Пенелопа отмахнулась от Виктора и с силой толкнула его в грудь. Он и забыл, какими сильными могут быть ее удары. Гадатель впечатался спиной в стену, начал задыхаться и закашлялся. Медиум указала на него одной из теней, и та послушно двинулась в его сторону.
Объятия призрачной девушки оказались болезненно-ледяными. Она принесла с собой частицу Безмирья, и теперь Виктор никак не мог успокоить кашель, что уже говорить о том, чтобы оттолкнуть от себя посланницу смерти. Он задыхался, происходящее вокруг все сильнее ускользало от него, но он из последних сил пытался держаться за образ Пенелопы. Он должен был ее остановить, но не мог.
Медиум склонилась над Иеронимом, обняла ладонями его лицо и коснулась губами его губ. Это было короткое прикосновение, осторожное и легкое, но даже этого оказалось достаточно. Виктор почувствовал, как ослабела хватка призрачной девушки, а потом она и вовсе оставила его, спеша к Пенелопе. Гадатель быстро поднялся и метнулся к Медиуму, чтобы успеть подхватить ее.
— Как больно, — выдохнула Пенелопа и прижала руки к животу. Ее одежда постепенно пропиталась кровью, уже не Иеронима, а ее собственной. Виктор взглянул на альбиноса и тут же отвел взгляд. Чистильщик постепенно приходил в себя, едва заметно моргая. Каждая из его сломанных косточек срасталась, раны затягивались.
С Пенелопой происходило совершенно противоположное — она обмякла в руках Гадателя, на ее груди и животе открылись раны, а кости сами собой трескались и ломались.
— Виктор, он должен жить, — бормотала Медиум. Она вцепилась в воротник Виктора и не отводила взгляд, заглядывала ему в глаза и словно молила о чем-то.
— Пенелопа, я не смогу без тебя, — Виктор нервно прикусил губу и смахнул рукой набежавшие слезы, — Со мной что-то происходит, и я не смогу без тебя…
— Я знаю, — Пенелопа выдавила улыбку, и эта улыбка показалась Виктору невероятно загадочной, точно Медиум знала что-то, чего не знал больше никто, — Все изменится, Виктор, совсем скоро. Ты справишься.
Пенелопа скривилась, сунула руку в карман и достала оттуда Ловец. Каждое движение приносило ей боль, но в глазах ее Виктор читал надежду и счастье. Она, наконец-то, освободилась.
Медиум вложила Ловец ему в ладонь, снова улыбнулась и вздохнула в последний раз. Виктор, итак все слабее ощущавший ее жизненную энергию, потерял ее совсем.
Улыбка так и застыла у Пенелопы на губах. Она просто замерла, словно превратилась в куклу, похожую на Медиума, или уснула с открытыми глазами. Но ее, в отличие от Грейс, нельзя было разбудить, и Виктор вдруг почувствовал себя маленьким и ничтожным. За один день он потерял всех, кто был ему дорог и остался один. Рядом с ним больше не было ни Пенелопы с ее ворчанием и мудростью, ни Грейс с ее уверенностью и резкостью. Он был совсем один.
Глава 32. Маяк
Лежащий неподалеку Иероним неуверенно пошевелился, после чего с трудом сел и попытался оглянуться, все еще не в силах поверить, что теперь каждое его движение не отзывается болью во всем теле. Виктор ощущал его удивление, но все его эмоции были поглощены Пенелопой. Он закрыл ее веки и обнял ее, словно убаюкивая, все еще с трудом осознавая, что ее больше нет.
— Раз все твои любимые умерли, — раздался у него над ухом голос Саймона, — Почему бы тебе не последовать за ними?
Виктор понимал, что даже без своего заказчика, Чистильщик все равно доведет начатое до конца и убьет его.
— Может, эта идея и хороша, — тихо выдохнул Виктор. Иероним слабо схватил его за руку, но Гадатель лишь отмахнулся. Он смиренно склонил голову, позволяя Саймону приставить к своему затылку пистолет, и приготовился последовать за Грейс и Пенелопой.
— Вы слишком рано списали меня со счетов, — раздался крик сверху. Грейс перелезла через перила и прыгнула вниз. Виктор зажмурился, почему-то решив, что сейчас она разобьется, но вместо этого девушка повисла на длинной веревке, один конец которой она привязала к перилам, а другой обмотала вокруг груди. Веревка больно сдавила ее ребра, но Грейс лишь поморщилась.
Виктор больше не чувствовал в ней ни капли усталости, ее взгляд был ясным, а мысли чистыми, и Гадатель ощущал, что ее переполняют жизненные силы и жажда действовать.
Саймон попытался выстрелить в нее, но девушка резко оттолкнулась от стены ногами, раскачивая веревку, и тут же врезалась в Чистильщика. Обхватив его за голову одной рукой, другой она накинула ему на шею конец веревки, а потом обмотала несколько раз, затягивая петлю все сильнее.
— Грейс остановись, пожалуйста! — выкрикнул Виктор, — Хватит на сегодня смертей. Пожалуйста, — он осторожно положил Пенелопу на пол и сделал несколько шагов по лестнице. Грейс нехотя отпустила Саймона и качнулась в сторону Виктора, позволяя Гадателю поймать ее.
— Как тебе удалось проснуться?
— Я все делала сквозь сон, но, наверное, теперь он больше надо мной не властен.
Виктор помог ей перебраться через перила обратно на лестницу и отвязал веревку.
— Смерть никогда не выход, — Виктор вымученно улыбнулся и обнял ее, — Обязательно расскажи мне, как ты додумалась до веревки и…
Не успел договорить, как снова раздался выстрел. Виктор вздрогнул — больше всего он сейчас боялся того, что жертва Пенелопы могла оказаться напрасной. Он отпрянул от Грейс и посмотрел в сторону Иеронима. Альбинос стоял на ногах прямо и уверенно, глядя прямо перед собой и все еще сжимая в руке пистолет. Тот, кого Иероним когда-то называл братом, попятился и упал на спину, поскользнувшись в луже крови, после чего сделал насколько судорожных вдохов и обмяк. Выстрел Иеронима, похоже, пришелся Саймону в легкое, потому что Виктор тут же почувствовал резкую нехватку воздуха.
На смену удивлению и страху вдруг пришла ярость. Жертва Пенелопы действительно оказалась напрасна — Иероним все еще был убийцей. Он мог быть на их стороне, он мог испытывать к Медиуму симпатию, но он оставался убийцей, и Пенелопа ничего не могла с этим сделать. Даже дав ему второй шанс, подарив ему свою собственную жизнь.
— Пенелопа вернула тебя к жизни только ради этого? — Виктор быстро спустился и оказался рядом с Иеронимом.
Он не надеялся услышать слова раскаяния, он предвидел, что ответ ему не понравится, и уже из-за этого злился еще больше.
