чувствовал себя вполне нормально, поэтому шел впереди вместе с разведчиками, помогая своим прибором ночного видения ориентироваться в ночном лесу. Мы прошли более пяти километров, когда впереди вспыхнула перестрелка, переросшая в серьезный ночной бой с применением артиллерии и минометов. Натренированный слух четко выделял хлопки минометов, грозный грохот гаубиц и звонкие выстрелы противотанковых пушек. Глухо, с той стороны им отвечала наша артиллерия, и все это сливалось в незабываемую какофонию фронтовой канонады.
Мы ненадолго затаились в перелеске, наблюдая за ночным боем и убедившись, что путь через болото не прикрывается немецкими часовыми, двинулись вперед. Как сказал старшина, там нас должен ждать проводник, который и выведет на ту сторону, где занимает позиции один из полков стрелковой дивизии. Пришлось просидеть еще час, когда через ночник рассмотрел на болоте какое-то движение и через некоторое время смог различить человека, который осторожно пробирается к берегу по только одному ему известным приметам, неплохо при этом ориентируясь в темноте. Когда он приблизился на разумное расстояние, старшина перекрикнулся с ним, поздоровался и, махнув мне и остальным людям рукой, дал понять, что надо выдвигаться, тем более на востоке чуть-чуть, самую малость, начинало розоветь небо.
Мы шли, оставляя за собой протоптанную дорогу, которая со временем снова затягивалась тиной. Вода хлюпала под ногами, и я старался точно, с особой тщательностью держаться выбранного направления, идя след в след за Тарторовым, который так же сам шел за старшиной, а тот за проводником. Когда наш, растянувшийся на сотню метров отряд прошел большую часть пути, рассвело и, не смотря на тяжелые тучи и тусклое освещение, пространство вокруг просматривалось на несколько сотен метров. Я на мгновение остановился, оглянулся, зафиксировав эту картину и постаравшись ее запомнить: уставшие и вымотанные дорогой бойцы, в шинелях и с винтовками, несущие импровизированные носилки с раненными. Ясно было видно, что большинство из них побывали в бою, о чем говорило множество окровавленных бинтов, нарушавших своим видом форму одежды. Один из бойцов, дюжий детина, нес на одной руке замотанную все в тот же мой спальник маленькую девочку Таю, которая проснулась и с интересом наблюдала за картиной преодоления болота отрядом красноармейцев. Уже рассвело, и вся картина болота навевала тоску и безысходность. Смотря по сторонам, к моему удивлению взгляд зацепился за ближайшие деревья, которые свежими поломанными ветками и истерзанными пулями и осколками стволами белели на фоне покрытой мхом и почерневшей остальной растительности. Странно, забытое богом болото и следы боя. Насторожено оглядываясь, я сделал еще несколько шагов, но все было тихо.
Вся эта идиллия была прервана легким хлопком где-то среди деревьев, визгом и фонтаном грязи, поднятым взрывом мины. Люди, панически начали оглядываться, кто-то попытался сделать шаг в сторону и сразу опустился по горло в холодную жижу. Видимо тот выстрел был пристрелочным и, скорректировав прицел, раздалось несколько хлопков и вокруг нашего отряда сразу вспухло несколько водяных столбов. Тут же среди деревьев замелькали несколько огоньков, наполнив болотный лес треском пулеметных очередей. Все, кто как мог, попадали в ледяную воду и стали расползаться в поисках укрытия. Я тоже умудрился примоститься вблизи полусгнившей коряги, неприятно ощущая, как изредка по трухлявому дереву бьют пули, прошивая его насквозь. Но мозг, который уже несколько лет функционирует в условиях непрекращающейся войны, уже стал раздавать команды и руки сами собой сорвали со спины винтовку и взяв себя в руки стал анализировать ситуацию. Стреляли по нам с небольшого островка метров с двухсот от тропинки, что для пулемета не дистанция, и стало ясно, что и позиция и наш путь были выбраны весьма искусно — наша колонна была полностью под обстрелом немецких пулеметчиков. Повернув голову вперед, я увидел нашего проводника, который успел удрать подальше и спрятался за внушительным деревом с интересом и даже с некоторым злорадством, наблюдая как нас расстреливают немцы.
'Ах ты сука!' — понимание происходящего подстегнуло мои мыслительные процессы. Эта тварь специально наводит окруженцев на засаду. Вот почему тут в болоте деревья посечены и пулями и осколками, а эта тварь выглядывает и наслаждается. Почему-то я понял, что это последний бой и на душе стало спокойно и немного тоскливо. Все, фантастическая история с перемещениями во времени заканчивается для меня в этом богом забытом болоте, вот только не хотелось этому предателю все спускать с рук. Не смотря на взрывы и плотный пулеметный огонь, я повернулся на бок, даже не ощущая ледяной воды, поймал в оптическом прицеле первую мишень, правда не в немецкой форме, а в гражданском ватнике. БУМ! Приклад стукнул в плечо, и предатель-проводник вывалился из-за дерева. Я усмехнулся и тут взгляд остановился на кочке невдалеке от тропы, на которой мы сейчас все разлеглись как тюлени на берегу. Дрожь пробрала меня — это была не кочка — из воды выглядывала голова, правда прикрытая тиной, но можно было при свете дня разглядеть, что это человека в пилотке со звездой. Как бы в подтверждение моему предположению, рядом из воды выглядывал ствол винтовки с надетым штыком.
'Что ж ты браток так поздно предупредил…'
Все, теперь только подороже жизнь продать. Я глянул по сторонам, навсегда запоминая эту картину: убитый боец, который нес Таю, с остекленевшими глазами все еще ее сжимал в руках, прикрывая своим телом, и медленно погружался в воду. Капитан Тарторов расстреляв магазин ТТ-шки, взял у убитого бойца винтовку и пытался ее очистить от тины, раздраженно щелкая затвором, добившись результата, прицелился и выстрелил, и тут же несколько раз дернулся, выплескивая из спины фонтаны крови. Он так и упал набок с силой зажав в руках винтовку и стал погружаться в воду. Ненашев пришедший в себя, с безумием в глазах как какое-то земноводное существо пробирался к Тае, которая уже начала пищать, захлебываясь болотной водой. Но не смотря на это буквально прямо из воды, периодически бухали винтовки бойцов, которые не хотели просто так отдавать свою жизнь. Это то, что я успел увидеть, вроде рассматривал картину гибели моих соратников долго-долго, но это всего было лишь мгновение. Выругавшись, повернул винтовку и в рассветном тумане выловил в оптическом прицеле первую фигурку в характерной немецкой каске, которая периодически подсвечивалась вспышками выстрелов пулемета. БУМ! Как я люблю это чувство, когда приклад бьет в плечо и мишень исчезает после попадания. БУМ! Второй номер. БУМ! Еще одна вспышка исчезла. БУМ! БУМ! БУМ!
Я стрелял максимально быстро, гася любой силуэт, хоть как-то напоминающий немцев. Минометы еще бухали, равномерно покрывая взрывами гладь болота, но как-то неуверенно — видимо я умудрился вальнуть корректировщика.
Немецкие пулеметы молчали, и пока была возможность, я выглянул из-за скрывающей меня коряги и закричал 'Уходим! Вперед, не задерживаться!'. Кто был в состоянии как какие-то чудовища, начали вылазить из воды, спотыкаясь, отплевываясь и не обращая внимания на взрывы, все кто мог, все кто остался в живых, поспешно начали уходить из этого гиблого места, оставляя за собой потонувших, раненных и убитых товарищей. Сил кого-то тащить ни у кого не было. Наш отряд сократился раза в четыре и, отправив людей вперед, сам остался прикрывать отход, вдруг у кого-нибудь появится желание пострелять вдогонку, а тут еще метров двести свободного пространства и люди будут как на ладони. Тут как раз и минометы бухать прекратили — видно на тот островок много боеприпасов в руках не натаскали, а лупить по площадям в таких условиях весьма расточительно, а немцы народ хозяйственный.
Пролежав еще десять минут, застрелив пару немцев, которые пытались открыть огонь по отходящим русским из стрелкового оружия, поднялся и, качаясь от усталости и холода, двинулся по заметной дорожке, которую оставил уходящий отряд. Оглянувшись, рассмотрел еще несколько появившихся кочек в виде полуутонувших трупов красноармейцев, которых пока не хотело принимать в себя болото.
Как я замерз. Когда достиг берега, где были явственно видны следы моих людей, просто упал и долго не мог подняться, чувствуя, как моя одежда на холоде начинает примерзать к земле. Становилось все холоднее и холоднее, а я лежал и смотрел, как выброс пара изо рта становится все меньше и меньше. Хотя прекрасно знал, что смерть от холода самая приятная, просто засыпаешь и все, но вот только почему так больно и обидно? Где-то сзади, откуда мы ушли, слышались крики — шум голосов очень хорошо распространялся над болотом. Как бы от бессилия затарахтел немецкий пулемет, отправляя рой трассирующих пуль вдогонку. Наверно именно эта стрельба подстегнула меня и заставила, пересилив слабость, поднатужился, и с характерным треском оторвав плащ-палатку от земли, двинуться дальше по хорошо видимому пути следования отряда.
Я шел так, казалось, целую вечность, пока буквально не вывалился на поляну, на которой горел небольшой костер. Вокруг огня собрались дрожащие от холода фигуры в грязных шинелях и ватниках. Казалось для этих людей, только недавно вышедших из смертельной ловушки, не существует ничего важнее
