Воронина.
История была простая, но, самое главное, толком никто ничего не знал. Отчасти это было связано со скрытностью профессора, который очень не любил рассказывать о себе, а отчасти – с тем, что в городе у него не было родных, через которых можно было что-то узнать.
В целом история жизни профессора выглядела просто. Родом он был из Карачаево-Черкессии, вроде бы из Хурзука. Там его и застал приход фашистов. Какое-то время он жил на оккупированной немцами территории. Потом, когда немцы ушли, он перебрался сюда, в город. Здесь у него и сложился неудачный поздний брак с бабушкой Сергея, здесь он и прожил всю оставшуюся жизнь. Практически это было полное отсутствие информации. Правда, Ольга сделала все же маленькое примечание, о чем Чистяков и сам подозревал. Профессор Воронин очень не любил вспоминать свою юность и все то, что у него лично было связано с войной. Значит, было что-то такое, наложившее отпечаток на старого ученого, какая-то беда или горе, о чем он не желал вспоминать и ни с кем делиться. Что ж, подумал огорченный Игорь, значит, от расспросов самого Никиты Савельевича придется отказаться. А вот про вклеенную в книгу карту, игольный прокол и надпись на обороте ему расспросить хотелось бы.
Расспросы пришлось отложить на неопределенное время, потому что Воронин оказался в больнице, куда его увезла на днях «Скорая помощь». Старый ученый был очень плох, и многие сомневались, что ему удастся вернуться из больницы.
На следующий день Чистяков встретил на улице Сергея Воронина и расспросил о деде. Серега выглядел понурым, ничего обнадеживающего не рассказал. Более того, дед был в таком плохом состоянии, что даже внука к нему не пускали. Игорь взял обещание с Воронина, что тот обязательно сообщит, когда деду станет немного получше и ему разрешат принимать посетителей. Сергей с тем же унылым видом пообещал.
Утро следующего дня было пасмурным, дождь начал моросить еще ночью. Спасатели сменились с дежурства и уже проходили мимо комнаты дежурного, когда тот постучал в стеклянную перегородку и стал махать спасателям рукой. Второй рукой дежурный держал около уха трубку телефона и кому-то согласно кивал. Спасатели переглянулись.
– Ребята, – развел руками дежурный, – вас в милицию вызывают. Всех троих.
– Не понял, – пробасил Мостовой и внимательно посмотрел на Чистякова и Синицкую, стоявших рядом. – Вы ничего предосудительного не совершили, надеюсь? Пьяная драка в ресторане, разбитая витрина в супермаркете?
– Драка из-за девушки, – продолжила Синицкая, окидывая Чистякова взглядом, – изнасилование?
– Очень смешно, – парировал Игорь, – просто искрометный юмор. А главное, все добрые такие, отзывчивые.
– А по какому вопросу? – повернулся Мостовой снова к дежурному. – Что-нибудь о цели они сказали?
– Нет, – покачал головой дежурный. – Только, что вам следует явиться в городское УВД к следователю Касьянову, в кабинет 27. Так что являйтесь. А потом отзвонитесь, чтобы я знал, что докладывать по команде.
Удивленные спасатели еще раз переглянулись, но никто из них так и не смог дать какого-нибудь приемлемого объяснения этому неожиданному вызову в милицию.
Следователь Касьянов был мал, толст и лыс. Однако непредставительная и такая несолидная внешность почему-то не вызвала у спасателей ироничного к следователю отношения. Умный проницательный взгляд и скрытая энергия, которые так не вязались с его внешностью, сразу же расположили их к майору Касьянову.
– А, явились, неприметные герои наших будней, – без улыбки, но как-то весело приветствовал следователь вошедших спасателей.
Майор держал около уха трубку телефона, прижимая ее плечом, одновременно рылся в каких-то бумагах на столе и одновременно умудрялся общаться с вызванными спасателями.
– Вы, ребятки, пока присядьте. Сейчас я вами займусь.
Спасатели уселись на стулья перед столом следователя и стали лениво осматриваться, деликатно сдерживая зевоту после бессонного суточного дежурства. Кабинет как кабинет. Узкий и длинный. Левым боком к окну стоял стол следователя, около самого окна – высокий старомодный сейф, который явно недавно был свежепокрашен зеленой масляной краской. На окнах вертикальные жалюзи, стулья вдоль противоположной стены, на которых сидели спасатели, были разномастными по цвету и фасону. За спиной следователя на стене, отделанной панелями под дерево, красовались два портрета – Путина и Медведева. Чистяков толкнул Бориса локтем и показал глазами на портреты. Он сразу заметил, что портреты повешены не совсем удачно. И президент, и премьер были сняты не строго анфас, а чуть вполоборота. Повесили портреты так, что оба лидера выглядели отвернувшимися друг от друга.
Несмотря на свою занятость, следователь уловил движение голов спасателей. Он тут же, смешно уперев подбородок в телефонную трубку, которую продолжал держать около уха, обернулся назад и бросил взгляд на портреты.
– Что не так, молодые люди? Ожидали увидеть у меня портреты Сталина и Берии? – без улыбки спросил Касьянов, но тут же переключился на телефонный разговор. Наверное, на том конце ему ответили. – Да? А когда он будет? Вы передайте, пожалуйста, что звонил следователь Касьянов из УВД. Спасибо. До свидания.
Покачав головой, следователь положил трубку на телефон, сложил папки стопкой и отодвинул их в сторону на противоположный край стола.
– У меня к вам, молодые люди, есть несколько вопросов. В целях экономии моего и вашего времени я их сейчас задам, а потом, уловив суть, если таковая будет в ваших ответах, быстренько оформлю протоколы допросов. Вы знакомы с профессором Никитой Савельевичем Ворониным?
Спасатели дружно, как по команде, внутренне поджались, настолько неожиданным был вопрос. Не дружно, но уверенно они загалдели, что прекрасно знакомы.
– Вы бывали у него дома, как часто? – продолжал следователь.
Мостовой, как старший в бригаде, сделал предостерегающий жест своим друзьям, что ответит сам. Боря понял, что если все сейчас начнут галдеть, то быстрого допроса не будет. К тому же Синицкая, а особенно Чистяков не умели в силу своих характеров отвечать коротко и лаконично. Каждый сейчас бы понес свою историю.
– С профессором Ворониным нас познакомила Синицкая, – ответил Мостовой за всех, – потому что с ним хорошо знакомы ее родители. Мы с Ольгой были у него пару раз, а Чистяков чуть больше, потому что профессор консультировал его на досуге по вопросам краеведческого характера. Чистякова иногда приглашают в турбюро подменять инструкторов для иногородних групп туристов, и он любит рассказывать гостям об истории нашего края.
Следователь наконец улыбнулся и благодарно кивнул Мостовому головой. Ему понравилось, как тот коротко сформулировал суть. Но Боря не собирался останавливаться только на четкости и лаконичности ответа. Его крайне интересовало, причем в таких же кратких формах, зачем их вызвали к следователю и почему именно в связи с личностью профессора Воронина. Собственно, не только его, но открыть рта своим товарищам Мостовой не дал.
– А что такого, интересного для милиции, произошло, – с напором продолжил Борис, – что нас к вам вызвали и расспрашивают про профессора Воронина?
Следователь обреченно вздохнул и посмотрел на спасателей. Неизбежный вопрос каждого свидетеля, и никуда от этого не уйдешь.
– Хорошо, – ответил он, наконец, – скажу, но только потому, что считаю вас серьезными ребятами из серьезного ведомства. И потому, что вы, в любом случае, подпадаете под категорию свидетелей, а уж никак не подозреваемых.
Спасатели переглянулись в крайнем изумлении. Такого поворота они не ожидали. Первая же мысль, которая пронеслась в голове каждого из троицы, была о том, что Воронин попал в больницу не из-за плохого здоровья в силу преклонного возраста, а по причине криминального характера. Покушение, отравление и тому подобное. Следователь понял эти взгляды правильно и постарался сразу же прояснить
