— Кажется, пока это мой кабинет.
Она полу привстала, но он жестом руки вернул ее на прежнее место. Это было очень кстати, потому что ноги ее стали ватные, голова закружилась и все поплыло: она подумала, не случится ли с ней обморок впервые в жизни.
Слейд выглядел так, словно пережил за последние дни какое-то сильное потрясение. Синеватые тени легли на его лицо, глаза казались провалившимися, скулы заострились. Она не сводила глаз с его рук, которыми он ухватился за край стола. Они с такой силой напомнили ей каждое его прикосновение, каждое движение, исследующее дюйм за дюймом ее тело с властной, хозяйской уверенностью. Лучше вообще не глядеть на него, если она хочет сохранить остатки достоинства.
— Я попыталась быть тебе хоть чем-то полезной, — объяснила она, глядя в какую-то точку над его плечом.
— Конечно, я и не ожидал чего-то другого. Его тон задел ее, она вспыхнула.
— Если ты против моего присутствия здесь, пожалуйста, скажи это.
— Да, я возражаю против твоего присутствия здесь. — Подавив подступившие слезы, она закрыла папки, собрала собственные записи и направилась к двери. Но он преградил ей дорогу. Она замерла.
— Я предпочитаю, чтобы ты вела дом, смотрела за Кэти и планировала, сколько еще братишек и сестренок она сможет получить.
Господи, ну почему он так жесток?!
— Это не смешно, Слейд.
Он взял папки из ее рук и бросил их на приставной столик.
— Я знаю. Ты не единственная была полезной в последние дни.
Волна слабости прокатилась по ней.
— Что ты имеешь в виду?
— Я занимался родословным древом твоей семьи.
— С какой целью? Если надеялся, что сможешь найти достаточно родственников для генетического теста, то это охота на диких гусей.
— Я и не искал легкого пути. Я хотел узнать истину.
— Которая иногда ранит, — сказала она тихо.
— А иногда исцеляет. — Он легко подтолкнул ее к кожаной кушетке. — Сядь, Эден. То, что я открыл, может потрясти тебя.
Вряд ли могло быть большее потрясение, чем его ладони, теплые и нежные, на ее обнаженных руках. Их прикосновение было таким любящим и таким для нее горьким — напоминание о том, что она могла бы иметь.
— Мне нелегко говорить тебе об этом, но Пегги Лайль не твоя настоящая мать.
Она покачала головой, не воспринимая то, что услышала:
— Нет, я не верю этому.
Он сильнее стиснул ее пальцы.
— Это так, дорогая. Я открыл это, когда стал разыскивать твоих родственников, чтобы провести тебе генетическое обследование.
Когда она наконец уяснила, чем он занимался эти дни, ее охватил гнев. Она вырвала свои пальцы из его рук.
— Ты хотел выяснить, стою ли я того, чтобы оставить меня в качестве твоей жены, да?
— Господи милостивый, да нет же. И в мыслях такого не было. — Он опустился на колени и привлек к себе ее неподатливое тело. — Я понимаю, для тебя это потрясение. Ты сейчас плохо соображаешь и не в состоянии думать. Я начал разыскивать твоих родственников с единственной целью — чтобы уберечь тебя от ожиданий и горьких раздумий. Я сделал это ради тебя, Эден, потому что переживаю за тебя. Твое счастье и душевное спокойствие означают для меня больше, чем что-либо другое.
Она закрыла лицо руками. Слейд выяснил, что у нее нет родственников: ни одного, нет даже матери.
— Должно быть, это то, что Пегги пыталась сказать мне. Если бы она сделала это, насколько ближе мы могли бы быть все эти годы, — прошептала она.
— Когда она была уже по-настоящему больна, возможно, она уже не хотела рисковать, потому что слишком нуждалась в тебе. — Выражение его лица стало тяжелым. — Хотя она обрекла тебя на столько мучений, когда, впервые узнав этот диагноз, не открылась тебе.
Эден тупо кивнула.
— Даже ее доктор не знал, что я приемная дочь, когда объяснял ее заболевание. — Вдруг она подняла на него широко распахнутые, беспокойные глаза: — Но кто же я тогда? Кто мои родители?
— Не мучайся этим сейчас, дорогая. Мы все установим, я использую все возможности, имеющиеся в моем распоряжении, обещаю тебе.
Ее глаза увлажнились, когда она кивала ему в знак благодарности.
— Я не знаю, что и сказать. Все эти годы я никогда не подозревала…
Рыдания пересилили ее, больше она не могла говорить, и тут его руки сомкнулись вокруг нее.
— Я понимаю, как тяжело тебе это слышать, но подумай, что это еще означает для тебя.
Думать сейчас она не хотела, не хотела еще одного потрясения. У нее нет корней, она отрезана волей случая от всего, что знала и любила всю свою жизнь. Ничего из этого не принадлежало ей. Она была подкидышем.
Сейчас единственной реальностью были крепкие руки, которыми Слейд обнимал ее, прижимая к себе. Верно ли она слышала, что он говорил, как переживал за нее и называл ее дорогой? Правда ли, что он что- то испытывает к ней, в конце концов?
Она пыталась отринуть зарождавшуюся в ней надежду. Но факты были таковы: он не бросил ее, как она опасалась, он отправился разыскивать ее семью, потому что верил ей и для ее блага, а не потому, чтобы проверить.
— О Господи, — выдохнула она, когда, наконец, все осознала. — Если я приемная, значит, я не должна… Значит, я не…
Он поднес к своим губам ее руки.
— Я знаю, что ты должна иметь, — здоровых детей.
— Я словно заново родилась, — призналась она, и голос ее окреп. — Ты сделал мне самый дорогой подарок, какой только есть в мире.
Не думая ни о чем, она вдруг обвила его шею руками. Он крепче обнял ее и прижал к груди.
— Я дам тебе то, что ты заслужила. И надеюсь, что ты будешь счастлива и в замужестве, и в материнстве, — уверенно сказал он.
Новая боль вспыхнула в ней, когда его слова пробились сквозь пелену счастья.
— Что ты имеешь в виду? Я думала, все это у меня уже есть — ты и Кэти.
Он глубоко вздохнул.
— Ты уверена? Наш брак — это то, что ты действительно хочешь?
— Больше всего на свете.
Он громко расхохотался:
— Аллилуйя! Ты даже не понимаешь, как много для меня это значит. А то я подумал как-то, что ты решила еще выйти замуж — по любви…
Она прижала палец к его губам.
— Я уже замужем по любви. Но я думала, ты из тех, кто не признает брака с любовью и цветами.
— Некоторые мужчины не понимают, что для них благо, — сказал он, и его глаза блестели, когда он глядел на нее. — Слава Богу, что я имею тебя, а ты показала, что мне нужно.
— Даже хотя и сблефовала, чтобы получить работу у тебя? — поддразнивала она его этим напоминанием.
— Даже. Я говорил себе, что был дураком, но это не помогало. Теперь я понимаю, почему ты так делала, — ты нуждалась в работе и продвижении, чтобы заботиться о своей матери, — так что мой инстинкт относительно тебя не подвел меня.
— Но ты так от меня отдалился! Я подумала, что ты утратил интерес ко мне.
