ними выходит далеко за пределы только их пищевого использования; это и стрижка
шерсти и десятки других видов использования, сопровождаемого, как правило,
недопустимо плохим обращением с ними. Сотни миллионов голов крупного рогатого
скота, свиней и овец ежегодно разводятся и идут под нож только в одних Соединенных
Штатах, а с учетом домашней птицы эти цифры достигают ошеломляющих значений в
3 миллиарда (это означает, что почти 5000 особей птицы — преимущественно цыплят,
будет зарезано за время, нужное, чтобы прочесть эту страницу). Здесь, на нашем
обеденном столе и в соседнем супермаркете или в лавке мясника, мы становимся
участниками самой безудержной эксплуатации других видов, какая только может
существовать.
В большинстве случаев мы не хотим ничего знать ни о каких жестокостях по
отношению к живым творениям природы, если они находятся позади нашего
непосредственного интереса к пище, которую мы едим. Наша закупка продовольствия
— это, по сути, лишь кульминация длительного процесса, в котором нам предлагается
лишь конечный, искусно оформленный продукт, а все предшествующее ему деликатно
скрывается от наших глаз. Мы, собственно говоря, покупаем себе мясо и битую птицу в
аккуратных, чистых пластиковых пакетах. Если наши покупки и кровоточат, то едва-
едва. Такой ярко оформленный охлажденный пакет не дает никаких причин для
ассоциации с живущими, дышащими, ходящими, страдающими животными. Какими
только словесными ухищрениями мы не пользуемся, чтобы замаскировать ужас того,
что мы делаем. В самом деле, ведь мы едим говядину, а не быков, кастрированных
телят или коров, едим свинину, а не свиней, хотя нам иногда кажется бывает легче
взглянуть правде в лицо и откровенно назвать наше блюдо «бараньей ногой».
Собственно говоря, выражение «мясо» само по себе способно вводить в заблуждение. В
своем первоначальном значении оно означает твердую пищу не обязательно из тканей
тела животного. Примеры этой давней привычки еще остались в таких выражениях, как
«мясо орехов», «мясистые плоды» и др., которые, на первый взгляд, подразумевают
заменителей «животного мяса», но практически с таким же успехом имеют право
именовать «мясом» множество других продуктов. Просто широко используя понятие
«мясо», мы избегает честно признать факт, что едим мягкие мышечные ткани тел
животных.
Но эти словесные различия — только видимая часть более глубокого игнорирования
истоков происхождения нашей пищи. Давайте рассмотрим представления,
возникающие в нашем сознании при слове «ферма». Конечно мы мысленно видим дом
с конюшней и коровником, стаей кур под надзором крикливых петухов, бодро
сражающихся вокруг скотного двора, видим стадо коров, мерно шагающих с пастбища
на дойку, еще возможно есть свинья, роющаяся вокруг плодового сада с выводком
визжащих поросят, возбужденно резвящихся вокруг своей мамаши.
Очень мало ферм отвечает такой идиллистической картине и описанным нами сценам в
традиционных представлениях, в которые нам так хочется поверить. И все таки мы еще
считаем ферму приятным местом со сравнительно мало нарушенной природой, далеко
удаленным от нашей собственной жизни в промышленном центре, постоянно
проходящем в суетной погоне за заработком. Среди тех немногих, кто так думает о
жизни животных на животноводческой ферме, мало знающих современные методы
выращивания животных. Ряд людей будет удивлен, что животных режут не лишенным
боли способом, а те, кому доводилось следовать на автомобиле за платформой с
животными, должен знать, что транспортируют животных в очень стесненных и
тяжелых условиях. Есть и не сомневающиеся в том, что животных забивают более, чем
быстро, как и транспортируют в приемлемых условиях. А в рассуждениях теоретиков
справедливости власти человека над всем живым можно прочесть, что беззаботная
