Деревенские насмешники взяли в оборот Бхани: распускали сплетни на ее счет, срамили и бесчестили. Когда женщина жаловалась на них Джагсиру, тот спокойно говорил:
— О, всевышний! Можно подумать — воры стену разобрали! Кого она позорит, эта грязь? Пусть несут что хотят. Кто плюет вверх, на того плевок и упадет.
Любители плевать вверх и в самом деле оказались с заплеванными лицами. А луна по-прежнему светила, в свое время прибывая, в свое время убывая... И сейчас так же светит...
Джагсир вздрогнул, будто от удара. Он все еще трясся на передке повозки, деревня была совсем рядом. «Эх ты, счастливчик!» — со вздохом сказал он себе. То, что он так явственно обозрел сегодня весь свой жизненный путь, принесло ему какое-то облегчение. Он подхлестнул быков, и животные, с раннего утра находившиеся в дороге, весело побежали к дому.
Джагсир привязал быков во дворе Дхарама Сингха, перекинул через плечо вынутую из-под передка повозки мукку и кружной дорогой зашагал к переулку Никки. Перед домом цирюльника играла маленькая дочурка Бхани. Джагсир высунулся из-за угла, а когда девочка его заметила, снова спрятался.
— Дядя Джагчи! — завопила она, кидаясь следом за Джагсиром. — Эй, Бхитто, гляди, дядя Джагчи!..
Маленькие ручонки с такой силой обвились вокруг его ног, что он еле устоял. Немедленно на поле боя оказался старший мальчик — Бхитту: он подскочил, сдернул с плеча Джагсира мукку — и был таков.
— Ну чего тебе, глупышка? — засмеялся Джагсир, пытаясь разнять гребешком переплетенные пальцы девочки. — Ведь этот обезьяныш все у меня отобрал!
Девочка кинулась к брату, который пристроился на ступеньках дома и пыхтел над узлами мукки.
— Братик, а мне?.. Бхитто, мне!.. — залепетала она, просовываясь то с той, то с другой стороны, но Бхитту уже успел зажать свою добычу между колен.
Сестренка его вначале действовала мирно: сложила руки лодочкой и принялась упрашивать, но вдруг она рванулась вперед и ухватилась за край мукки. Поднялась возня с криками и воплями. Джагсир медленно приближался к детям. Эти споры из-за гостинцев всегда доставляли ему огромное удовольствие, но сегодня при виде воюющих ребятишек ему вдруг стало нестерпимо грустно.
— Не драться! Эй, не драться! — смеясь, прикрикнул он.
В дверях показалась Бхани.
— В чем дело? Из-за чего шум? — спросила она.
— Ма-ам! Дядя не дает... Дядя Джагчи не дает... — захныкала девочка.
Бхани поправила накидку, глянула на Джагсира и чуть заметно усмехнулась.
— Можно подумать, что дядя Джагсир золото принес. Он нарочно таскает вам сласти, чтобы полюбоваться, как вы деретесь, словно петухи.
Джагсир, тихо улыбаясь, подошел совсем близко, но не сказал ни слова. Заговорить с Бхани — все равно что опозорить ее. По этой же причине он старался не смотреть на женщину: не так он к ней относился, чтобы дерзко глядеть...
Бхани отобрала у драчунов мукку и ушла в дом. За нею, уже мирно болтая между собой, помчались оба малыша. Джагсир с улыбкой глядел на них с улицы.
— Эй, воришки! Отдайте мою мукку! — тихонько окликнул он немного погодя.
— А разве она не идет в придачу к гостинцам? — отозвалась Бхани и тут же ласково предложила: — Заходи, отдохни немного, попей воды.
— Нет, пойду. Дома ведь ребятишки плачут.
Джагсир пошутил — и сразу же пожалел о своей шутке: лицо Бхани вмиг посерьезнело. Раздавая малышам гостинцы, она казалась печальной.
Джагсир почувствовал, что надо уходить. Он не стал дожидаться, когда освободится его мукка, и быстро зашагал к дому.
Джагсир старательно — дважды и трижды — перепахал свое поле, разрыхлил бороной и засеял. Ни одного большого комка земли не оставил он в бороздах, ни единого корня или стебля стелющегося кхаббала, никаких других сорняков. Когда пшеница взошла, поле стало походить на свежевыкрашенную зеленую накидку. Однажды, поправляя вместе с Джагсиром канаву, Бханта увидел вдруг это поле во всей красе, и в душе его загорелась лютая зависть. Он и прежде, во время пахоты, всячески старался ущемить Джагсира, но Дхарам Сингх никогда не отказывал издольщику в его нуждах. Теперь же, особенно после того, как Бханта сравнил поле Джагсира со своими полями, он совсем зашелся от ярости: поля Бханты пестрели проплешинами, словно тело прокаженного — язвами. Джагсир тут был ни при чем — участки обрабатывали сами сыновья хозяина, тем не менее Бханта обозлился на издольщика.
Придя в поле, Джагсир поначалу остановился под тахли, оглядел свой участок, и в глазах его засияла радость. На зеленом покрове привольно раскинувшихся полей его поле выглядело искусно расшитым орнаментом. Долго разглядывал он крепкие зеленые кустики, переливавшиеся будто шелковая бахрома. Каждый из этих кустиков был для него как часть собственного тела. От их красоты взор Джагсира стал хмельным и волны радости забушевали в груди. О, каким ненавистным казался он в тот момент Бханте!
— Ступай работай, пока прохладно! — прикрикнул он на издольщика. — Нечего пялить глаза на свое поле! Может, ждешь, что на нем самоцветы вырастут? Пшеничные зерна на нем уродятся, простые пшеничные зерна!
У Джагсира был такой вид, будто у него мечту отняли. Не сказав ни слова, поплелся он следом за Бхантой, и оба принялись налаживать канаву для поливки.
Следующей ночью поили поля. Перед тем как пустить воду, Джагсир, указывая на свое поле, спросил:
— Начнем отсюда?
— Не убежит твое поле, успеешь! — резко оборвал Бханта. — После им займешься.
Джагсир смолчал. За все время, как он себя помнил, впервые случилось такое. Обычно, когда орошали поля, Дхарам Сингх распоряжался прежде других напоить поле издольщика, а потом уже отводить воду на другие участки. Джагсиру неважно было, когда пустят воду на его поле, раньше или позже, нет, его тревожила грубость Бханты. Уже третий год пошел, как это началось. Да, с Бхантой у него не получится такого лада, какой был с Дхарамом Сингхом, это уже сейчас видно. Со старым хозяином они всегда жили в согласии и взаимном уважении, сподобил бы всевышний до конца дней так прожить! Да, видно, не придется...
Джагсир узнал у работавших на соседнем поле людей, который теперь час, и принялся за дело. Бханта приказал ему начать орошение, а сам набрал охапку сухой травы, развел под тахли костерок и уютно устроился под легким одеялом у подножия дерева.
Джагсир кружил по участкам — там запруживал плотины, там пускал воду в борозды. Раза два в голове мелькнуло: надо бы сказать Бханте, чтобы тот тоже поработал. Но всякий раз он отбрасывал эту мысль — не стоит обострять отношения. Ему вспомнилось, что вместе с Дхарамом Сингхом он играючи управлялся с поливкой, часов по шесть бродил от канавы к канаве и не чувствовал усталости. Зимой на ходу, бывало, подкрепится парой кокосовых орехов да патокой, и стужи не чувствует, и одеялом не накрывается. Да, все это было, было, да ушло, что уж теперь вспоминать... И, с трудом передвигая застывшие от ледяной воды ноги, Джагсир все поил и поил поля...
Примерно через час Джагсиру почудилось, что вода в канаве начинает убывать.
— Вода плохо идет, — тихо сказал он Бханте. — Я пойду вдоль отводного канала, а ты пусти воду участка на два.
— Разве отводной канал — длиной в девяносто косов? — отозвался Бханта. — Ты шутя управишься со всем полем. Тут, если постараться, и два поля напоить можно.
Джагсир расширил путь для воды в двух канавах, затем двинулся вдоль отводного канала. Бханта же продолжал отлеживаться под тахли и так и не взялся за работу.
Вот наконец оно, это место! Трава и листья забили канал, вода переливалась через край и текла на соседние поля. Джагсир разбил запруду, лопатой выгреб из канала мусор. Но ему все казалось, что помеха для воды находится где-то выше. Поэтому он дошел до более крупного канала, из которого вода поступала в
