телом, а любя к обладанию душой. Когда любишь, — попыталась я объяснить ей: — ты хочешь быть рядом с любимым человеком; дышать с ним одним воздухом, потому что без него ты задыхаешься; хочешь прожить с ним жизнь и воспитать внуков. Это когда ты чувствуешь его боль как свою, и горе делится на двоих, а радость умножается вдвое. Когда любимый дарит тебе всего лишь цветы, а кажется, что он подарил тебе весь мир. Когда тебе не нужна предоставленная свобода, потому что единственно правильное место — это рядом с ним.
После моего монолога опять воцарилось молчание, вскоре нарушенное вопросом Манвэлиэль:
— Ты любила?
Сердце сжало обручем боли, не давая вздохнуть, глотнуть воздуха. Конечно, я бы могла сказать, что это не её дело, и девушка бы не возразила и не стала бы настаивать. Но я подумала, что может быть мне нужно хоть с кем-то поделиться, давящим на сердце грузом. И кто знает, вдруг мне станет хоть капельку легче? Именно поэтому я ответила на её вопрос:
— Да, Маша, я любила и потеряла их. Вернее, их отняли у меня. Теперь мой муж любит другую женщину, а мой сын называет её мамой. Возможно, им на самом деле лучше с Эланиэль, — судорожно вздохнув, я справилась со слезами и продолжила: — Знаешь, я всегда чувствовала себя чужой там, мне постоянно чего-то не хватало. И я видела их в Шаре Судьбы, они счастливы с ней, а я… мне нужно научиться принимать этот мир и видеть каждую ночь кошмары, пытаясь пробиться к своему ребёнку.
Я показала рукой на стопки книг и с горечью заметила:
— Почти в любой из них написано, что мне не вернуться назад, потому что нити, соединяющие меня с тем миром, были оборваны. Мне не найти обратной дороги, если я только не из касты богов и не «ходящая между мирами». Но нигде в этих чёртовых фолиантах нет объяснения кто они «ходящие между мирами»! — я всё же сорвалась и замолчала. Сил продолжать разговор не было, и я попросила: — Извини, я очень устала. Ты можешь идти. Спокойной ночи.
Маша стояла уже на пороге, когда я окликнула её:
— Сделай мне одолжение. Прошу. Не докладывай о нашем разговоре Повелителю.
Девушка смутилась, кивнула и ушла. Я сидела, смотрела на небо, вспоминая другие созвездия и, пытая не завыть от тоски.
После нашего откровенного разговора пролетело две недели. Я читала, гуляла под присмотром в саду, играла с Сильван если она того хотела. Маша таскала мне книги стопками, знания и записи росли, а решения проблемы всё не находилось. Впору было отчаяться, но я тяжело сдавалась и продолжала искать.
В этот день Маша куда-то пропала, и я обреталась в одиночестве, когда раздался стук в дверь. Ну и кого нелёгкая принесла? Открыв дверь, я уткнулась носом в цветы? Кто у нас такой романтичный? Подняв глаза, я обалдела. Дар?! Застрелиться и не жить! Это из разряда несбыточного. Что на этот раз пришло ему в голову? Я посторонилась и сказала:
— Входи. Это мне? Спасибо, очень красивые.
Я держала в руках цветы и смотрела на него. Он изменился. Лицо осунулось, тёмные круги под глазами. Молчание грозило затянуться.
— Ты хотел мне что-то сказать? Я слушаю, — пришла я ему на помощь. Ожидала я чего угодно, но только не этих слов:
— Прости меня. Я был не прав. Ты свободна. Я убрал стражу от твоих дверей и из сада. Теперь ты можешь ходить, где хочешь и куда хочешь, просто предупреждай, пожалуйста.
Его слова падали как камни на лёд моей обиды. Встреча взглядов. Листва против неба.
На душе почему-то потеплело и, улыбнувшись, я промолвила:
— Я прощаю тебя.
И тут же остановила рванувшегося ко мне мужчину:
— Пойми меня, я не могу так сразу. Я пока не готова к отношениям. Мне нужно время привыкнуть, но мы можем попробовать стать друзьями, если ты хочешь.
Он долго смотрел на меня:
— Хорошо. Я подожду.
— Спасибо тебе.
Дарниэль ушёл, я стояла, уткнувшись в полевые цветы, и улыбалась. Нет, я не впала в экстаз и не влюбилась, просто мне было спокойно, и в душе снова загорелся огонёк надежды. Никто не ведает, что уготовила Судьба, но нет ничего проще, чем заглянуть в будущее — нужно только немного подождать.
Вечером, впервые после бала, я взяла гитару:
