нужно. Угон машины для него всегда был чем-то вроде быстролетных и красивых отношений с женщиной, он не взламывает, а уламывает, уговаривает — натурально, вслух, шепча в возбуждении: «Ну, милая моя, хорошая, не упрямься, все равно будешь моя, давай, красавица, не мучай себя и меня». И, когда овладевает машиной, у него такое чувство победы, какого не бывает в отношениях с женщинами. Уже потому, что женщины при всем их разнообразии принадлежат к одной модели, выпущенной раз и навсегда. Возможны апгрейды и тюнинги, кое-какие усовершенствования кузова для лучшей обтекаемости и современности форм, но возможности слишком ограничены. Автомобили же за свою историю, как знает Петр из любимых автожурналов, претерпели фантастические изменения. И каждая новая модель обогащается чем-то принципиально иным, чего нет у предыдущих. Некоторые машины выпускаются тиражом всего несколько тысяч, а то и сотен экземпляров, есть вообще единичные, абсолютно уникальные. Подобных женщин не бывает в принципе. И ты должен это понять и оценить за считанные часы, а иногда минуты, когда же машина сдана, Петр успокаивается: с глаз долой, из сердца вон, он уже думает о следующей.
Деньги, как и автомобили, как и красивые женщины, по мнению Петра, не должны принадлежать отдельным людям всегда и постоянно. То есть, когда много денег, это хорошо, но надо, чтобы они тратились — празднично, масштабно, лихо. Петр любит деньги художественно и осязательно, то есть, иногда любит их просто рассматривать — и доллары, и евро, и российские рубли. Они отличаются рисунками, номиналами, но есть в них некая магическая, сакральная суть, сказал бы Петр, если бы знал такие слова. Превращение какой-нибудь сотенной бумажки в реальную вещь для Петра — всегда какой-то фокус, которому он по-детски радуется. Смешно же, разве нет: у тебя в кармане может поместиться и костюм, и ботинки, и даже автомобиль, и даже целый дом! — если купюры крупные или, тем более, карточка, но карточек Петр не любит — они безлики, в них нет настоящей материальности и конкретности: на тысяче цифра 1000 — и это тысяча, а на карточке ничего нет, пусто и глупо, только номер и фамилия.
Петр, получив за работу деньги, тут же превращает их в вещи и удовольствия — для себя, для друзей, для женщин. Он любит момент, когда в его руках оказывается толстенькая пачка купюр. Не сотенных, она обманчива, там много, а на самом деле мало, в банковской упаковке — десять тысяч, разве это деньги? А вот такая же пачка тысячных — совсем другое дело. И совсем интересно, когда пятитысячные, когда в твоей руке плотно и компактно лежит полмиллиона! Было дело, заработал он такие деньги, когда увел из стойла «ламборгини-галлардо» (их всего несколько штук в России), создание гениального итальянского тракториста, увел ночью, летел по трассе со скоростью за двести километров, чувствуя при этом, что пятьсот лошадей под капотом могут еще быстрее, но не давали другие машины, слишком много их в подмосковных окрестностях…
Но даже эту машину, традиционно желтую (правильный цвет настоящих «ламборгини») красавицу он не хотел бы оставить у себя. Таких красавиц надо любить по-сумасшедшему и коротко, а вот жениться на них нельзя. Он ведь не шейх какой-нибудь, он нормальный человек. И он не ребенок, который хочет просто покататься на «бибике», ему важно именно ее украсть, это входит, как говорится, в стоимость. Не для себя причем украсть, украсть у одного несметного богача, чтобы передать другому, тоже богачу, хоть и не такому несметному — у которого, если доведется, тоже украдет.
Поэтому Петр при всем желании не мог почувствовать себя преступником — а только приключенческим героем, которому деньги, полученные за работу, нужны лишь для того, чтобы их потратить.
Правда, в последнее время все стало немного хуже, неприятней — из-за этих самых спутниковых систем сигнализации, из-за того, что уже не получалось оказаться наедине с машиной, вмешался человеческий фактор, работа с владельцем, это страшно портило настроение, потому что начинало походить на обыкновенный грабеж.
Вот что мог бы Петр рассказать этим людям, но не хотел — и слов не найдет, да и не поймут они его. Но он мог зато им впарить идею, которую заимствовал из различных источников, включая старый замечательный фильм «Берегись автомобиля», где рассказывалось о благородном угонщике, воровавшем машины только у богатых жуликов. И Петр ее впарил.
— Граждане пассажиры! — сказал он.
— Присяжные, — поправил разомлевший от водки Сережа Личкин.
— Да. Граждане присяжные! Я угонщик. Я угонял дорогие машины у богатых людей, которые скопили их несправедливыми деяниями. Они обирали государство, включая честных граждан, то есть, нас с вами, а простому человеку было обидно смотреть, как они ездят по его трудовым дорогам. Чтобы каждый, кто думает, что на него нет силы, чтобы он знал, что сила на него есть, и он в следующий раз подумает, чтобы дразнить людей своими роскошными автомобилями! Я приучаю людей к скромности, потому что она украшает человека. А кто этого не понимает, тот сам виноват. Не купил бы он какую-нибудь «ламборгини» или «феррари», или хотя бы «бэху», скажем, седьмую, или последней серии «мерин-родстер», который загадка, зачем «родстер» на наших дорогах, а тем более кабриолет, если о кузовах? Тогда и не было бы у него неприятностей!
— Были бы у всех машины «ока», и никто бы не воровал! — высказал веселое предположение Димон.
— Именно! — обрадовался Петр правильному пониманию. — Недавно вот писали в газетах, у певца этого, который, ну, фамилию забыл, неважно, у него часы украли, которые сто тысяч стоят. Долларов. Уборщица, типа того, виновата! А кто его просил часы за сто тысяч долларов покупать? А?
— Вот уж правда! — отозвалась Любовь Яковлевна, которую тоже возмущало безудержное мотовство: она слышала о нем по телевизору и читала в желтых газетах, оставляемых посетителями в кафе, — сама бы сроду такую гадость за свои кровные не стала покупать, ни о чем приличном не пишут, а только про секс и насилие, будто людей ничто другое не интересует. — Совсем озверели уже!
— Рехнулся народ! — высказалась и Татьяна Борисовна. — Да он сам того не стоит, чем часы его!
— У меня вот сроду ничего не украли, — вступил Тепчилин. — Потому что я имею совесть и ничего такого не покупаю, хотя, может, и могу.
Наталья решила вступиться за либеральные ценности:
— Человек имеет право, если у него есть возможность! — сказала она.
— Он у нас эту возможность взял! — возразил Тепчилин.
— Какое такое право — награбил, вот и все право! — в один голос с ним закричала Любовь Яковлевна, и старуха Лыткарева тоже что-то добавила в этом духе, и Желдаков не то сказал что-то, не то просто неодобрительно цыркнул невнятным междометием, выражая отношение к грабителям народа.
— О том и речь! — потряс Петр указательным перстом, направив его вверх, то есть к подлым вершинам воображаемой социальной лестницы. — Вот я и заботился, чтобы им не так хорошо спалось, как они того не заслуживают, я их наказывал, как умел!
— А продавал кому? Бедным? — спросил Курков.
— Нет, не бедным! — бодро ответил Петр, зная, чем возразит. — Тоже богатым. Но я что делал тем самым? Я между ними вызывал вражду, потому что, когда один богатый крадет у другого, они начинают друг друга ненавидеть. А люди опять получаются в выигрыше!
Эта логика если не всех убедила, то многим понравилась.
— Короче, уже пора голосовать, — предложил Маховец.
Руки поднялись дружно — всем, пожалуй, даже приятно было оправдать такого веселого человека, занимавшегося таким относительно безобидным делом.
22.30
Лихов — Зарень
Тем временем операция по перехвату и задержанию пятерых сбежавших заключенных разворачивалась во всех направлениях. О побеге стало известно еще утром, но, к сожалению, начали действовать не сразу — по вполне понятным причинам. Сначала разбирались с водителем автозака и
